Служба В Потешных Войсках Хх Века - Анатолий Отян

Меня он не замечал. Звонили из ЦК (Центрального Комитета). Мне было противно это видеть, и я подумал, что эти мерзости решают нашу судьбу. К великому сожалению это действительно так было.

Концерт и вся праздничная программа закончились, и мы поехали в часть. Через год с небольшим, по радио сообщили, что умер организатор нашего атомного проекта, академик, трижды Герой, пятикратный лауреат и прочая и прочая. И.В.Курчатов. В газетах была опубликована его фотография и, мне показалось, что это тот самый человек, которого я видел в Томске-7 (Я тогда ещё не знал настоящего его названия).

Мне хотелось верить, что это действительно был он. Такова сущность человека, что мы хотим приобщиться к славе и блеску звезды, прикоснувшись к ней или хотя бы попасть в свет его лучей, не понимая, что своим ничтожным обликом заслоняем его и отбрасываем тень.

Я долго ходил с уверенностью, что это был Курчатов, а лысый

Зельдович, но потом подумал, что Курчатов жил в Подмосковье и мог ездить в командировку в Томск-7. Но вряд ли он с собой брал все свои награды, пусть даже муляжи. И что за девочка? Впрочем, я не знаю его биографию, может это был он.

Ну какая тебе, Отян, разница в чьи лучи ты на одну секунду попал?

Наверное всё-таки наше желание увидеть ВСЁ своими глазами, дотронуться, пощупать и т. д. заложено в нас свыше.

Служба помалу продвигалась, строевая и физическая подготовка, политзанятия в классах, изучение уставов, всевозможные дежурства.

Приближались выборы, по-моему в Верховный совет СССР. Меня освобождают от всех занятий и назначают старшим группы из шести человек переоборудовать клуб. Это была громадная работа. Мы меняли кресла в зале, поменяли полы в вестибюле и изготовили стенд во всю стену. С нами работал неплохой художник, тоже солдат из другой части. Он писал портреты вождей. Мы всё сделали в срок, и я получил благодарность и грамоту от Северского горкома партии. Грамота у меня сохранилась до сих пор, как доказательство моей службы в городе, которого не было ни на одной карте мира, кроме секретных, разумеется.

Но когда мы делали этот стенд, мне всё так надоело, что когда у меня заболело чуть-чуть в животе, я побежал к доктору Блуду. Зная, что Отян находится на виду у начальства, он не стал поить меня хиной, а начал осмотр. Я знал симптомы аппендицита, знал как вести себя при пальпации живота (не помню, где до этого видел), притворился больным, и Блуд меня срочно отправил в госпиталь. Больше того, отвёз меня на командирской машине.

В госпитале меня опять обследовали, я опять притворился, да так, что врачи сказали: "Срочно готовить к операции" Медсестра отвела меня в душ, и спросила, не нуждаюсь ли я в помощи. Сестричка была молоденькая, я застеснялся и сказал, что нет. Мылся я так долго, что она несколько раз заглядывала, не плохо ли мне. Пока я мылся, ко мне пришло сознание, что я делаю глупость, провоцируя операцию. И я попросту сдрейфил, испугался операции. Когда я вышел из душа, то на моём лице выражалось полное удовольствие здоровьем и вообще жизнью, что медсестра очень удивилась. Я сказал, что у меня уже ничего не болит, и она пошла сказать об этом врачам. Они ей не поверили, и сказали привести меня в операционную.. Хирург уже размылся (так это кажется называется), а я был только завёрнут в простынь. Произошёл такой разговор..

– Ложись.

– У меня уже ничего не болит.

– Не может быть.

– Ну не болит.

– Зина, сбегай за Михаилом Яковлевичем.

Пришёл тот врач, что участвовал вместе с хирургом в моём осмотре.

Они опять щупали мой живот, удивлялись, и говорили обо мне так, вроде меня здесь нет.

– Да он просто симулянт.

– Да нет, так нельзя симулировать, – и ко мне:

– Ты что, притворялся?

– Нет, у меня болело, а сейчас не болит.

– Миша, давай поступим так: везти в часть его уже нечем, поздно.

Оставим его до утра. А там видно будет.

И я остался ночевать в госпитале. Одели на меня нижнюю рубашку, кальсоны, белый драный халат, тапочки.

Госпиталь представлял собой несколько типовых деревянных казарм-бараков, соединенных коридорами, чтобы из одного отделения можно было переходить в другой. После ужина я решил прогуляться по госпиталю, и чего я только не увидел. Особенно на меня произвело жуткое впечатление кожное отделение, где расхаживали совершенно голые ребята перемазанные какой-то блестящей, серебристой мазью. У них была экзема. В таком же виде ходили больные псориазом. У меня тоже с войны псориаз, правда остался только на локтях, поэтому я стал расспрашивать у ребят, как их лечат. Они мне рассказали, что по призыву в армию у них или не было совсем, или было его не много. А изменение климата, наверное, повлияло на его увеличение. Больше того, когда начали лечить, то случился рецидив и всё тело покрылось чешуйчатым лишаём, такое название есть ещё у псориаза.

И хотя он не заразный, болезнь эта неприятна для окружающих.

Псориаз очень распространён. Три процента! людей на земле ним болеют, но стараются скрыть, поэтому многие люди о нём и не подозревают, а медицина, не зная причин его возникновения, пока бессильна перед ним. Но ещё более ужасным по виду своих больных было моё, хирургическое отделение. Было такое впечатление, что я в прифронтовом госпитале. Солдаты и без рук, и на костылях, с перевязанными головами, различными ранами, травмами и переломами..

Вот что такое стройка, где работают толком не обученные ребята, мало того, ещё и не ценящие свою жизнь. Нас всегда призывали жертвовать своим здоровьем ради "народного добра". Когда-то весь Союз потрясла трагедия, случившаяся с молодым парнем, трактористом Мерзловым.

Вместо того, чтобы уйти, убежать от загоревшегося трактора, паренёк стал его тушить и сгорел сам. По мне сейчас, пропади он пропадом тот трактор, а тогда и я,может быть попытался его тушить…, но когда сейчас об этом пишу, понимаю, что я не такой храбрый, чтобы лезть в огонь из-за куска железа.

А тогда мой любимый писатель Константин Симонов расписал подвиг комсомольца Мерзлова так, как подвиг на войне во имя победы.

Проходя мимо одной из палат я услышал, что меня кто-то окликнул.

Я заглянул в палату и увидел совсем мальчишку, лежащего на кровати, а к ногам его были привязаны гири, перекинутые через блоки, и висящие за спинкой кровати.

Я подошёл к нему. Он улыбался, показывая на поднятые кверху ноги и на гири. И сказал:

– Самолёт.

Я поддержал его шутку и спросил:

– Далеко летишь?

– Скоро домой. Начальник госпиталя сказал, что скоро выпишут.

Потом достал из под подушки старую, времён войны, сотни раз переснятую немецкую открытку с голой женщиной и показал мне загадочно улыбаясь Потом сказал: