Гусарский штос - Вячеслав Дыкин

Итак, «Бешеное корыто» неслось навстречу погибели своей, Бахтин с Ивановым и Никольским отчаянно совещались.

— Нужно поворачивать и таким образом гасить скорость! — требовал Бахтин.

— На четырнадцати узлах, коли не более? Да мы все из лодки вылетим к чертовой бабушке! — возражал Никольский.

— Лучше выбросить пару ведер! — подсказал благоразумный Иванов. И точно — матросы, найдя ведра, стали привязывать к ним шкертики.

Вдруг мы услышали дикие звуки. Казалось, взревел раненый лев, или слон, или иная крупная и злобная скотина. И лодка наша, в течение нескольких секунд замедлив ход, остановилась.

Под водой творилось нечто непонятное — справа по борту она колыхалась и пузырилась.

— Уж не сцепился ли наш бурлак с соседом? — предположил я. — Не удивлюсь, коли подводные угодья поделены между нечистой силой, как пахотные земли между крестьянами. То-то он смущался, узнав, что кусок Курляндской Аи проиграл!

— Лево на борт! — приказал Бахтин, желая развернуть «Бешеное корыто» и во весь весельный мах погнать его прочь от нечистой силы.

Я перебрался на корму. Очень хотелось понять, в какую передрягу вляпался мой чешуйчатый приятель. Хотя он и перепугал нас всех до полусмерти, зла к нему я не испытывал. В конце концов, он считал старицу своим владением и охранял ее как умел.

Возня под водой продолжалась. Вдруг оттуда вылетел запущенный мощной лапой предмет и шлепнулся аршинах в полутора от берега, так что длинный край его лег на мелководье. Я не понял, что это такое, зато понял Никольский.

— Бахтин, глянь! Да это же рогатка! — воскликнул он. — И цепь при ней!

Я бы сей предмет рогаткой не назвал — это была охапка здоровенных бревен, утыканных тяжелыми и длинными железными штырями.

— Стало быть, они знали, что мы придем рекой? И понаставили для нас рогаток? — спросил пылкий Бахтин. — Вернусь в Ригу — сыщу изменника, что предупредил их о походе нашем!

— Для того не надобен изменник, — возразил ему Иванов. — Всякий, кто видит на Двине и в заливе едва ль не весь российский шхерный флот, может предположить, что лодки, уже входившие в Курляндскую Аю, попытаются подняться как можно выше. Вспомни — еще в августе шешуковские суда штурмовали Экау. Было время наладить рогатки.

Он был прав. Но Бахтину не терпелось кого-нибудь покарать. Мне знакомо это состояние — и почему-то особливо оно проявляется у людей, облеченных властью, в тех обстоятельствах, когда винить некого, кроме как самого себя.

«Бешеное корыто» потихоньку, словно крадучись, подошло к берегу.

— Вот бы в камышах укрыться, — шепнул мне Калинин. Он уже немного пришел в себя. Неудивительно, что купец, человек мирный, растерялся от опасности. Я и сам чувствовал себя на несущейся лодке как-то скверно, хотя продолжал хранить вид гусарской доблести.

Вода в подозрительном месте взбаламутилась, и всплыла образина моего чешуйчатого приятеля.

— Ну, я вас! — прорычал он. — Вот распутаюсь…

Курляндская Ая в этом месте неширока, и сотни сажен бы не набралось. Удачное место для установки подводных рогаток на цепях. Слыхал я как-то, что в старину порты огромными цепями загораживали, чтобы вражеские суда не прошли. Было это, сказывали, и на Двине, когда покойный государь Петр велел Ригу взять, тогда светлейший князь Меншиков таким способом шведские корабли к Риге не подпустил. Цепи, надо полагать, были длинны и прочны — неудивительно, что нечистая сила в них запуталась. Теперь оставалось молиться, чтобы боевой задор ее приутих или же чтобы она убралась с цепным грузом туда, где ей помогут соплеменники. Впрочем, был и третий выход.

— Любезный черт, теперь ты видишь, что не стоит связываться с теми, кто защищает Отечество свое, — обратился я к подводному страдальцу. — Знаю, что обращать тебя в веру христианскую бессмысленно, однако заметь — ты, желая нам сильно навредить, приносишь огромную пользу экспедиции нашей. Если бы ты, таща на себе лодку, не влетел с размаху в цепные рогатки, эта беда выпала бы на нашу долю. И мы потратили бы на нее куда более времени, чем ты, с твоей силой и ловкостью! Вот и задумайся…

Он и впрямь задумался.

Размышляющий черт — зрелище, доложу я вам, любопытное.

Как-то у нас в эскадроне завелась вороватая кобыла. Обнаружили мы это, когда пропал немалый круг колбасы. До того мы и не подозревали, что лошади едят мясное. Излечили мы ее, голубушку, от привычки совать нос куда не след, презабавным способом. Васька мой проскакал по соседней с биваком деревушке и вернулся с порядочным шматом только что взошедшего теста. Запах оного располагает к мыслям о съедобности. Мы положили тесто среди имущества своего и позволили кобыле схватить его зубами. Оно на зубы налипло — никак не отодрать, а поковырять в пасти копытом она не может. Принялась бедная кобыла мотать башкой и корчить преужасные рожи — мы со смеху за животы схватились. Так вот, чешуйчатый мой приятель, предавшись раздумьям, был еще почище той кобылы — морщил и лоб, и нос, закатывал глазищи, вздыбливал соминые усы и прочие штуки проделывал, любо-дорого посмотреть. Те из экипажа «Бешеного корыта», кто наблюдал это зрелище, только ежились с перепугу. В темноте-то черта видели немногие — а сейчас его можно было разглядеть подробно.

Мешать ему я не стал. Может статься, этот подводный житель впервые за свою долгую жизнь пытался сопоставить причины со следствиями, кто его разберет. Наконец он заговорил.

— А коли я вновь цепи с рогатками натяну? — спросил он.

— Стало быть, и это каким-то образом нам на пользу пойдет.

Я был уверен, что, выпутываясь из цепей с рогатками, он напрочь сгубил всё это устройство. Ведь оно не так просто, как может показаться человеку несведущему. Придется только внимательно наблюдать за чешуйчатым вредителем — ну да это я предоставлю Бахтину с Никольским.

— А коли поплыву вперед да врага вашего предупрежу?

— Тоже беда невелика. Враг будет ждать нападения с реки и стянет туда все силы свои, а тем временем товарищи наши, что движутся к Митаве сушею, беспрепятственно возьмут город.

Черт почесал в затылке. По всему выходило, что напрасно он со мной связался.

— Да не мучайся ты, брат, — сочувственно сказал я ему. — Иначе и быть не могло. Коли кто защищает Отечество свое — с тем и черту не совладать.

— Отечество? — переспросил он. — Да что ж это такое? Ты всё толкуешь — Отечество, Отечество, а с чем его едят?

Я только руками развел.

И по сей день не знаю, как это даже человеку объяснить, не то что водяному черту. Или оно есть — и тогда без слов понимаешь, либо его нет — и слова бесполезны…