Гусарский штос - Вячеслав Дыкин

— Ну, и две сажени — для меня мелочь. Давай, мечи!

Игра у нас вскоре пошла отчаянная. Я проигрывал и отыгрывал трубку с кисетом, прибавляя к ним гребешок, щеточку для усов, самый кивер, ташку с вензелем государя императора, плетенный из цветных шнуров кушак с серебряными перехватами, карабин, лядунку с патронами, дошло и до того, что я поставил на кон гусарскую свою саблю образца 1798 года. Черт, разгорячившись, всё удваивал и удваивал свою ставку. Ему казалось, что этим можно заниматься до бесконечности. Тут-то я и понял, что его не учили арифметике.

Всякий страстный игрок приучается вести расчеты с такой же скоростью и дотошностью, с какой это делает немец-купец в конторской книге своей. У иных к этому талант, иные приобретают это длительным и малоприятным опытом. Много значат и курьезные случаи, которые застревают в памяти, как ржавый клинок в ножнах. Я следил как-то за игрой, которая начиналась невинно — начальный куш составил всего-навсего рубль. По необъяснимому капризу фортуны понтер угадывал соника либо иную четную карту одиннадцать раз подряд! Куш, разумеется, удваивался, и один-единственный рубль стремительно обратился в две с лишним тысячи рублей! Тут бы понтеру нашему и остановиться, но нет! Сдается, он утомил фортуну, и капризная девка повернулась к нему задом. Молодец продулся в прах, но досаднее всего ему было, когда он, не веря глазам своим, с карандашом в руке считал, как рублишко обратился в две тысячи. Вперед наука — умей остановиться вовремя!

Играя, увлекся я настолько, что уже и страшная рожа противника моего сделалась привычной. Я вновь ощутил себя на гусарском биваке, и за спиной были добрые товарищи мои, александрийцы, и только обычного шума военного лагеря недоставало. Однако, играя с товарищами моими, я бы не стал ловчить с подточенным мелком, которым записывал ставки каждой метки прямо на своем ментике. По правилам записи должен вести понтер, но об этом я господину черту докладывать не стал. Сам же я пользовался мелком не хуже опытного шулера. Не подумайте плохого — я выточил на торце его канавку, чтобы линия получалась двойной, не с дурными намерениями, а желая проучить некого бездельника из нашей роты, охранявшей порт. Мелом мы помечали мешки и ящики… впрочем, о затеянной мною проказе я расскажу в другой раз. При выигрыше своем я ставил мелом палочку, и противник мой видел в неверном голубом свете, что я совершил один лишь взмах рукой, а что порой образовались две палочки — того он не примечал. Думаю, почтенная компания простит мне это маленькое озорство.

Самое скверное было, что я не знал длины старицы. Поэтому я не мог кончить игру вовремя, а длил ее и длил, рискуя проиграться в прах, чтобы уж получить речной воды с немалым запасом. Но настал миг — и я, мысленно перекрестясь, сказал:

— Ну что же, любезный черт, каждый из нас играл на то, чем владеет и может предъявить немедленно. Ты проиграл всё свое имущество. Коли есть иное — ставь на кон, но учти — мне потребна только вода! Ни на что иное я играть не стану!

— Да куда тебе столько воды-то? — спросил потрясенный черт.

— Нужна!

— Да в воде-то мои родичи живут! Коли она тебе в таком количестве надобна — сам их оттуда выгоняй, а я погляжу!

И злейшему врагу не пожелаю видеть перед глазами покрытую слизью морду с выпученными глазищами, торчащими вперед козьими рогами и прочими бесовскими прелестями. А черт ведь еще и сунулся ко мне поближе, имея намерение рыком своим и ледяным дыханием перепугать до полусмерти.

— Ну что же, — молвил я, положив руку на сабельную рукоять, — коли гусар обыграл черта, то сладит и с чертовой бабушкой. Веди сюда свою родню! А я уж с ней по-свойски переведаюсь!

Тут я молодецки глянул на протоку и в свете нескольких далеких фонарей увидел торчащие из воды выпуклые глазищи на манер лягушечьих. Чертова родня подобралась во время игры совсем близко и молча наблюдала за нами. Меня прошиб холодный пот, и я скорее повернулся к приятелю своему, лишь бы не видать более этих ледяных мерцающих глаз.

Черт же призадумался.

— Так сколько я тебе проиграл? — спросил он уже менее злобно.

— Я вел точный счет. Восемь тысяч сто девяносто две сажени, любезный черт!

Я выговорил это невероятное число — и сам испугался. Но виду не подал.

— Так это же вся старица… — ахнул он. — Да еще хороший кусок Курляндской Аи!

— Курляндская Ая тоже тебе принадлежит?

Он смутился. А я тихо порадовался тому, что нечисть не в ладах с арифметикой. Иначе мой задорный игрок сразу бы сообразил, что уже играет на воду, ему не принадлежащую, и пошел на попятный лад.

Молчание черта я истолковал верно — по каким-то подводным бесовским законам вода в Курляндской Ае ему не принадлежала.

Теперь следовало скорее с ним мириться, пока он и впрямь не позвал сюда всю свою братию.

— Послушай меня, приятель, — сказал я ему. — Я в игре горяч не менее тебя и сам теперь толком не знаю, на что мне эта старица. Нужна она, правду сказать, всего лишь на время. Я ею попользуюсь, а потом забирай ее обратно, сделай милость! И с родней своей вместе!

Черт глядел на меня очень подозрительно.

— Я перекрестился бы в подтверждение своих слов, любезный черт, кабы не боялся тебя тем обидеть, — продолжал я. — Ну, подумай хорошенько, на что гусару пустынная река? Ведь мы играли только на воду, без берегов и, сдается, даже без островов. Что же я, лебедь, что ли? Или селезень? Гусары, слава богу, не водоплавающие! Им того по уставу не положено!

Последнее я добавил, признаюсь, с перепугу — при слове «водоплавающие» глаза моего неудачливого игрока полезли из орбит своих и усы нехорошо зашевелились.

— Так чего же ты хочешь, треклятая твоя душа?

— Провести по старице лодки! И более ты нас не увидишь и не услышишь, любезный черт!

— Верно ли?

Ранее в таких случаях я бы скорбно воскликнул: о род человеческий! Но нечистая сила тоже, оказывается, страсть как не любит платить карточные долги свои. И если есть хоть малейшая возможность ускользнуть от долга из-за благородства иных игроков, то уж поверьте — она будет использована и на земле, и под водой!

— Верно, любезный черт, клянусь своей гусарской саблей! — подтвердил я. А поскольку сабля шла у нас против доброй тысячи сажен речной воды, то он мне и поверил.

— Будь по-твоему, — сказал черт. — Сейчас я доставлю тебя на головную лодку — и веди ее куда знаешь!

— Нет, друг мой, не одну лишь головную лодку, а и все, что за ней, — возразил я, поднял свой ментик и хорошенько встряхнул, выбивая меловую пыль. — Они должны пройти старицей и выйти в Курляндскую Аю, иначе я остаюсь здесь и принимаюсь хозяйничать в новом своем владении так, как сочту нужным.