Гусарский штос - Вячеслав Дыкин

— Протока — моя, мы ее нарочно себе устроили, — сказал мой чешуйчатый собеседник. — Уж полвека тому собрались да и пошли новое русло Курляндской Ае прорывать, чтобы старица нашей осталась на вечные времена. Сам посуди — чем глубже на дно, тем гуще ил! С каждым годом всё больше кораблей и лодок на реках, и поверху плавают — воду мутят, и всякую дрянь к нам роняют. Жить и в Курляндской Ае стало тягостно, о Двине уж молчу. Собрались мы и решили устроить себе тихое местечко да никого сюда не пускать. Есть на берегу несколько рыбаков, ну да тех мы знаем. А коли кто из Двины заплывет — того гоним.

— Стало быть, вся старица твоя? — уточнил я. — А вот коли бы кто хотел купить у тебя сажень или полторы этой старицы, что бы ты ответил?

Подводный житель задумался.

— Ну, сажень-то я, пожалуй, продал бы. Только сажень воды, а что в ней — то нет…

— То бишь рыбу бы к себе отогнал?

— Да рыбу-то оставил бы — на что покупать сажень воды, как не для рыбалки? А вот прочих бы, больших и малых, оттудова спровадил.

Тут лишь до меня дошло, что в старице собралась нечисть разнообразная, а этот господин с рыбьей рожей — начальник над всеми.

Мои сведения о подводной местной нечисти были скудны. Попросту говоря, я не придавал особого значения болтовне моих домочадцев. А ведь кухарка наша что-то рассказывала про морское диво, которое выловили в Двине, посадили в бочку и показывали на рынке! Но я недостаточно знал немецкий, чтобы понять более, а она совершенно не знала русского.

Еще один анекдот поведала мне Минна, когда мы, идя в гости к фон Белову, проходили мимо строящегося здания. Оказалось, что всякую рождественскую ночь выплывает из Двины еще одно морское диво и спрашивает зычным голосом: «Построена ли Рига?» Следует тут же отвечать: мол, еще не построена, и неведомо, когда сие станется! Тогда диво со вздохом погружается обратно на дно. А ежели найдется дурак и ответит, что вся Рига построена, добавить более нечего, то в сей же миг город провалится сквозь землю. Вот такие анекдоты в ходу у местных жителей. Я сделал из этого лишь такой вывод, что нечисть подводная владеет и немецким языком, и латышским. Судя же по ответам моего чешуйчатого собеседника, она и к русскому наречию для чего-то приноровилась.

— Должно быть, много там у тебя подчиненных, — подпустив в голос свой несколько зависти, сказал я. — По земным меркам ты, поди, не меньше генерала.

— Да, я тут главный, — с большим удовольствием отвечал подводный житель. — Все меня слушают, мое слово — закон.

— И как же ты зовешься среди своих?

— Среди своих я зовусь на здешний лад — Вэлн, и здешние рыбаки это имя знают. Но ты не здешний, для тебя я, пожалуй, по-вашему просто черт. Водяной черт.

Чего-то этакого я и ожидал. Но всё равно сделалось крепко не по себе. Возник даже соблазн махнуть рукой, чтобы Бахтин понял это как сигнал и велел стрелять по черту из фальконета. Кто его разберет — коли он сделан из некой плоти, может, свинцовое ядро его и сгубит?

Две мудрые мысли были в голове моей ответом на сию неразумную. Первая — как можно отправить черта на тот свет, коли он уже на том свете, а сюда вылезает для чертячьих своих проказ? Вторая — никак нельзя показаться перед моряками трусом и неженкой!

— Счастлив знакомством нашим, господин черт, — отвечал я. — Разрешите представиться — отставной Александрийского гусарского полка корнет Бушуев, к вашим услугам!

Подводный житель молодецки расправил соминые свои усы жестом, который был бы впору самому отчаянному из гусар.

— Так ты и впрямь собрался у меня сажень воды покупать? — спросил черт, которого местные жители звали Вэлном.

— Отчего бы нет? Соседство с тобой, любезный черт, было бы порукой, что дурные люди в протоку не сунутся. А нет ничего приятнее для отставного военного, чем сидеть тихонько на бережку и ловить на уду рыбку.

— И сколько же ты мне дашь за сажень прибрежной воды, любезный корнет?

Мой черт прямо на глазах набирался галантного обхождения!

— Сажень воды много стоить не может, любезный черт. Смешно было бы, коли бы мы с тобой, двое приятелей, завели спор из-за такой мелочи!

— Неужто ты хочешь, чтобы я подарил тебе эту сажень воды? — Чешуйчатый собеседник мой как-то нехорошо прищурился.

Я знал о породе этой не так уж много. Нянюшка в детстве грозилась, что за разбитое окно меня черти в аду посадят на сковородку. Я пробрался на кухню, получил несколько брызг кипящего масла с раскаленной сковородки, и это вселило в меня несокрушимую веру в пекло. Но, с другой стороны, я верил, что Господь в силах управиться с любым чертом, хоть наземным, хоть подводным, и Он меня в обиду не даст. Ведь я затеял опасную торговлю не из баловства — шла война, я добровольно вернулся в строй, и все мои действия были теперь направлены к скорейшей победе над врагом.

В сущности, все мои знания заключались в поговорках. «Вольно черту в своем болоте орать», — не раз говаривал я сам, имея в виду какого-нибудь норовистого пехотного полковника. «Пошел черт по бочкам» — сами знаете сие состояние души, которой сколько ни нальешь — всё мало. Перебрал я в памяти еще несколько присловьев, а остановился на таком — «Смелым Бог владеет, пьяным черт качает». Коли буду смел — уцелею, а нет — такова, стало быть, гусарская судьба…

— Гусары на подарки не напрашиваются, — гордо отвечал я. — Но мы могли бы сыграть на сажень воды в карты. Это было бы, во-первых, благородным времяпрепровождением, а во-вторых, избавило бы нас от мелочных расчетов.

— Давненько я не брал в руки карт, господин корнет, — сказал на это черт.

— Да и я, господин черт. Время теперь военное, я день и ночь занят по службе, да и нет достойного игрока, с кем бы сразиться ну хоть в штос.

— Что за игра штос? — спросил черт.

— Ничего нет проще и ничего нет азартнее! — воскликнул я. — Изволь, я обучу тебя.

Сидевший напротив меня черт испускал легкое свечение, которого было недостаточно для игры. Однако я не беспокоился — в нем проснулось любопытство, а коли он не сумеет добыть из воздуха хотя бы самый дрянной подсвечник с сальными свечками, то какой же он после этого черт? Потому я отстегнул ментик и расстелил его между нами, стараясь, чтобы он лег поровнее. После этого я достал из ташки две почти новенькие карточные колоды и правильно подточенный мелок.

— Вот всё, что необходимо, — сказал я. — Стало быть, ты ставишь на кон для начала сажень протоки. Я же могу поставить ну хоть трубку.

Трубка и табак хранились у меня в кивере. Тяжелые предметы таскать в нем затруднительно, хотя есть удальцы, умеющие носить на голове и винные бутылки. А вот маленькая трубочка и кожаный кисет помещались исправно.