На поиски динозавров в Гоби - Анатолий Рождественский

16 мая из Далан-Дзадагада вернулся Ефремов с полным транспортом — было переброшено все необходимое снаряжение, продовольствие и горючее. Ефремов попытался найти сносный путь из Нэмэгэтинской котловины: проблема хорошей дороги была чрезвычайно важной, поскольку предстояли большие грузоперевозки. Но тщетно — кругом были сплошные мягкие пески, либо неприступные скалы. Выход был пока, по-видимому, один — пробивать дорогу по проложенному следу, не растрачивая сил на поиски новых путей, которые едва ли могли быть намного лучше.

Между Ноян-Сомоном и Цаган-Дэрисуни-Хуралом Ефремов со своими спутниками встретил "Дракона", одиноко стоявшего в песках, несколько в стороне от дороги. Безбородов и его товарищи, боясь не найти нас в Нэмэгэтинской котловине, остановились у колодца, не доезжая Ноян-Сомона, и стали ожидать возвращения наших машин в Далан-Дзадагад. У них кончалось продовольствие, и Тимофей Гаврилович ввел "голодный паек". Поэтому понятной была их радость, когда из-за песчаных бугров показались экспедиционные машины.

Иван Антонович был в очень плохом настроении из-за тяжелой дороги по Нэмэгэтинской котловине, а также из-за того, что задерживались с выездом из Москвы участники экспедиции: директор нашего института Юрий Александрович Орлов и заведующий Палеонтологическим музеем Константин Константинович Флеров.

Ефремов рассчитывал, что они примут участие в далеком маршруте на запад, в который пора уже было выезжать — там нас ждали таинственные котловины Заалтайской Гоби, никем еще из геологов не посещенные. Поэтому нам пришлось пока ограничиться разработкой маршрута по карте.

Дни шли за днями, и у нас в лагере, превратившемся в маленький поселок, постепенно налаживалась культурная жизнь. Стал работать наш походный электрический движок, осветивший все палатки и давший ток для радиоприемника. Сначала движок не действовал, но наши искусные шоферы — механики во главе с Безбородовым быстро починили его. Ефремов, бывший в молодости шофером и сохранивший навсегда любовь к машинам, также принимал деятельное участие в ремонте электростанции. Для нее соорудили обтянутую кошмой специальную будку, которая защищала ее от постоянных песчаных бурь.

Иногда, если вечер был сравнительно "тихим", мы заводили патефон и слушали русские песни, казавшиеся нам здесь, в дикой и далекой пустыне, особенно красивыми и дорогими, бравшими глубоко за сердце своей задушевностью. У каждого была своя любимая песня, но, пожалуй, наибольшей популярностью пользовалась песня:

 Эх, дороги, Пыль да туман, Холода, тревоги Да степной бурьян…

слова которой как нельзя более подходили к нашей экспедиционной жизни. Рабочий Илья Жилкин превосходно играл на гитаре, и по вечерам из палатки рабочих часто доносились нежные звуки вальсов или старинных романсов. Иногда же хором пели какую-нибудь русскую песню, а Илья аккомпанировал.

Кроме жилых палаток, мы поставили палатку-кухню, в которой обосновался наш повар дядя Андрей, палатку-склад, палатку-баню. В центре лагеря стояла юрта. На самой высокой вершине обрыва над лагерем водрузили экспедиционный флаг — кусок алого шелка на длинном шесте. Лагерь свой мы назвали в шутку "Ефрем-Сомоном", а сухое русло, ведущее к нему, — "Проспектом Ефремова".

Холод во второй половине мая сменился жарой, и в лагере появились первые змеи — щитомордники, а также множество скорпионов и фаланг, забиравшихся повсюду. Мы даже приготовили антискорпионовую жидкость: поймали несколько скорпионов и сварили их в масле — получилась темно-желтая настойка, которой собирались лечить от укусов ядовитых пауков. К счастью, никто не пострадал ни от змей, ни от пауков.

Как-то у нас произошел в лагере забавный случай. Володя Пресняков остался поздно вечером в юрте проявлять пленки. Через некоторое время ему захотелось попить чаю. Чтобы не идти за сахаром в свою палатку, он взял первый попавшийся под руку продовольственный мешочек — в таких мешочках у нас обычно хранился сахар. Каков же был его ужас, когда, едва лишь он развязал мешочек, оттуда с шипением высунулась голова щитомордника. К счастью, змея не причинила вреда Володе и, воспользовавшись замешательством противника, моментально скрылась за чемоданы в юрте. Оказалось, что днем рабочие на раскопке поймали этого щитомордника и отдали его Эглону, а он положил мешок со змеей в юрте и забыл про него. Змея жила до тех пор, пока юрту не стали снимать. К этому времени у нее вывелось уже несколько детенышей. Часть из них удалось изловить и посадить в банку со спиртом. Пара щитомордников у нас жила также под одной из бочек с бензином.

В 20-х числах мая Ефремов отправил меня на разведку к западу от Нэмэгэту — в район Алтан-Улы. Вместе со мной поехали Володя Пресняков и переводчик Намнандорж, а также Пронин — водитель "Дзерена".

Дорога оказалась невероятно тяжелой. Сначала по совету Ивана Антоновича мы ехали вдоль обрывов по котловине, а затем поднялись вверх, ближе к горам, где из-за огромных камней путь вскоре стал невозможным. Мы попробовали спуститься снова вниз, но и здесь было не лучше: бесконечные промоины сухих русел совершенно не давали ходу машине, которая со страшным скрежетом, вся перекошенная, с трудом преодолевала эти препятствия. Пронин, по лицу которого это было хорошо видно, переживал мучения машины, по молчал, зная, что маршрут необходим. Кое-как, к середине дня, нам удалось пробиться к самым восточным обрывам у подножия Алтан-Улы.

На ближайшем же обнажении сразу оказалось два развалившихся скелета тарбозавров. Кости были беспорядочно перепутаны, и значительная часть их уже разрушилась, но все-таки несколько костей еще хорошей сохранности нам удалось взять. Это была первая награда за наши тяжкие мучения. Здесь же мы обнаружили большое количество окаменелой древесины, принадлежавшей меловым деревьям типа болотных кипарисов.

Ночевали мы поблизости, проехав еще несколько километров к западу, а утром в ближайших обрывах нашли позвоночник крупного хищного динозавра. К сожалению, позвонки уходили в глубь склона, и нам удалось выкопать, вернее выбить из плотного песчаника, только 18 хвостовых позвонков.

После этого мы попытались пробиться далее на запад — к центральным обрывам Алтан-Улы. Однако это оказалось невозможным: внизу были барханные пески, вверху — горы. Так как у нас бензина было немного, то пришлось повернуть обратно, не пытаясь искать окольных путей.

Возвращаясь по своему следу, мы пересекли не замеченную вчера в темноте заброшенную караванную тропу. Поросшая мелкой травой, она имела вид широкой зеленой полосы. Намнандорж, расспросив проводников неожиданно встреченного каравана, узнал, что это был когда-то один из больших караванных трактов из Хуху-Хото в Кобдо (верблюды покрывали это расстояние за 11 месяцев). Мы тотчас же поехали по тропе к центру котловины, где она, повернув под углом в 90°, пошла вдоль Нэмэгэтинской котловины, на восток, т. е. как раз в нужном нам направлении. К вечеру мы легко добрались до лагеря. При этом оказалось, что путь от лагеря в Нэмэгэту составил 70 километров, а обратный — всего лишь 50. Впоследствии наша экспедиция не раз пользовалась старинными караванными тропами и почти всегда удачно.