Что другие думают во мне - Йоав Блум

имя. Единственная причина, по которой мы здесь, – это удобное помещение. Он не один из нас. Я бы тебе рассказал парочку интересных историй об этом молодчике, но я поклялся этого не делать, не рассказывать того, что может повредить нашей маленькой хрупкой общине.

– Минутку, – меня вдруг осенило, – Объединение читателей мыслей? Я вас помню. Я видел ваш сайт много лет назад. Хотел отправить сообщение, но сайт не работал. Я подумал, что это шутка…

Уже в те годы сайт выглядел устаревшим, подумал я.

– Шутка? – он затрепетал. – Шутка?! Послушай, друг мой, мне жаль, что ты застал как раз тот момент, когда у нас были временные технические неполадки на сайте. На первых порах мне приходилось делать все самому, а я не очень хорошо разбираюсь в компьютерах, понимаешь? Но уверяю тебя, мы не шутка, мы нужны людям! Очень нужны!

Он принялся взволнованно и быстро ходить огромными шагами туда-сюда по маленькому пятачку.

– Мой главный принцип во всем, что я делаю – во всем! – мы все здесь в одной лодке. Шапиро, может, и пытается играть великого спасителя, но ему никогда не стать одним из нас. Когда он поехал в свой Непал сидеть на горе и медитировать, я собирал читателей мысли по одному, как пылинки, искал для них работу. Когда он транжирил время и деньги на архитектора и ландшафтного дизайнера, которые сделали из этого места гольф-клуб, я организовывал группы поддержки в заброшенных торговых центрах.

Он остановился напротив дома и несколько секунд смотрел на него, глубоко дышал, закрыв глаза. Потом повернулся ко мне с приятной улыбкой на лице.

– Моя жена, наверное, уже решила, что со мной что-то случилось. Я обычно возвращаюсь в комнату к этому времени, мне пора, – сказал он и снова протянул мне руку. – Может быть, посидим утром, попьем кофе, расскажешь мне о себе, и мы вместе подумаем, что происходит? Поможем тебе привыкнуть к новому положению вещей.

– Звучит неплохо, – ответил я, снова пожимая ему руку.

– И слушай, – добавил он, – я ни в коем случае не обесцениваю то, что с тобой произошло. Может, и правда кто-то пытается уничтожить читателей мыслей, может – нет; если спросишь остальных, услышишь от каждого свою теорию. Ты уже встречал Миллера, например? Бони Миллера?

– Нет.

– Он считает, что если уж нас пытаются уничтожить, то самое плохое, что можно сделать, – это собраться в одном месте. Он говорит, что тут мы легкая мишень. А я говорю, что нет, и в этом согласен с Шапиро и его санчо-панчо, Мерави, – потому что, когда мы каждый сам по себе, мы одиноки, не защищены, не можем по-настоящему поддерживать друг друга. А десять пар глаз лучше, чем одна.

– А он тогда почему здесь? – спросил я.

Мишель улыбнулся:

– О, можешь сам его спросить, и он ответит, что хочет защищать других или приехал ради приключений или ради возможности познакомиться с такими же, как он. Если хочешь знать мое мнение, Бони хочет принадлежать к группе, быть частью общества. Он пришел в Объединение чуть больше года назад и не желает возвращаться к тому, что было до того. Если я куда-то иду, он следует за мной. В этом сила настоящего лидера. Он заставляет людей двигаться в том направлении, в котором, как им кажется, они хотят идти. Без него все просто блуждают по инерции.

Я кивнул. Тоже, видимо, по инерции.

– Ладно, я пойду внутрь, – сказал Мишель Мендель, председатель Объединения читателей мыслей. – Марта ждет меня. Увидимся утром. Добро пожаловать в «Альбатрос».

– Мишель!

– Да?

– Вам знаком некто по имени Гади? Читатель мыслей? Или, может, он каким-то образом связан с Объединением?

Он поджал губы и сказал:

– Дядю моей первой жены звали Гади, но очевидно, что ты не о нем. А что?

– Ничего, – ответил я. – Я думал, он член Объединения.

– Расскажи мне о нем при случае, – сказал Мишель, – может, пригласим его вступить. Доброй ночи.

Он пошел в сторону здания.

– И… может быть, вы знаете, что такое «белый экран»?! – крикнул я ему вслед.

Он остановился и повернулся ко мне, нахмурив брови.

– Нет… – сказал он медленно, – что это?

– Не знаю, вот пытаюсь понять, – ответил я.

– Зачем? – спросил он. – Что это, по-твоему?

– Должно быть, это связано с тем, что тут происходит… – пробормотал я то ли себе, то ли ему.

– Объяснишь утром, – сказал он с улыбкой, – доброй ночи, друг мой.

Он медленно поднялся по лестнице, открыл дверь и вошел в дом, позволив нам с воображаемой сигаретой продолжать наслаждаться тишиной.

Инерция. Тело, которое движется без внешнего вмешательства, продолжит двигаться в том же направлении и с той же скоростью. Может, личность определяет именно то, насколько ты готов перестать двигаться по инерции, отклониться от пути, по которому шел? Может, тебя определяет не твое мнение, а те редкие случаи, когда ты его менял?

Вдалеке послышался рев мотора, нервный, громкий, усиливающийся. Две точки появились в темноте и превратились в свет от двух фар, дрожавший на извилистой дорожке, ведущей к дому. Я стоял, замерев, пока огоньки петляли на высокой скорости. Наконец из темноты на парковку ворвался автомобиль – как оказалось, желтый «феррари» с низкой посадкой. Он с визгом затормозил около меня, припарковавшись по диагонали к стоявшей белой машине.

Дверь открылась, и из «феррари» выскочила молодая девушка с длинными светлыми волосами, в узких очках в фиолетовой оправе, в коротких спортивных шортах и желтой футболке, на которой был изображен Че Гевара с глазами в стиле Гомера Симпсона. В одной руке она держала маленький ноутбук, в другой – одноразовый стаканчик с крышкой.

– Здесь тот самый дом для че-эмов, да? – сказала она, акцентируя «че» в «че-эмах», идя быстрой походкой к дому.

Не успел я ответить, как она жестом приказала мне молчать.

– Да-да, поняла, – сказала она. – Если бы это было не то место, я бы уже слышала, как ты это мямлишь в своих мыслях.

Она поднялась по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, и вошла в дом, будто к себе в квартиру.

Через несколько секунд дверь открылась, и появилась ее голова. Девушка вытянула руку и нажала кнопку на маленьком пульте. «Феррари» мигнул фарами и пикнул. Блондинка улыбнулась мне, подмигнула, послала воздушный поцелуй, а потом повернулась и исчезла в доме.

Я снова стоял один, между двумя машинами, кровь пульсировала у меня в висках.

Я бросил на землю воображаемый окурок и поднялся по лестнице обратно в дом. Когда я вошел в комнату, которая теперь стала столовой, там было больше людей, чем в прошлый раз. Кроме Аарона