Ищи врагов среди друзей - Андрей Воронин

Самарин оставил машину у Оперного театра и с удовольствием прошелся пешком сначала по Ришельевской, а потом и по Дерибасовской. Дерибасовская за последние годы превратилась почти в такой же вертеп, как и московский Арбат: она была затянута тентами и во всю ширину запружена всевозможными устройствами и приспособлениями для извлечения денег из карманов зевак. На всем ее протяжении сотни и тысячи отдыхающих ели, пили, покупали какие-то никому не нужные диковины, фотографировались с обезьянами и детенышами крокодила, длинные печальные морды которых были зверски перетянуты пластырем во избежание неприятных сюрпризов, и просаживали мелочь, сражаясь с игральными автоматами.

Протолкавшись через этот бедлам, Владлен Михайлович вздохнул с некоторым облегчением и свернул на Большую Арнаутскую. Здесь было потише, и, без помех миновав два квартала, Самарин остановился перед полосатым тентом у входа в кафе «У Тамары». Он посмотрел на часы и удовлетворенно кивнул: до условленного часа оставалось каких-нибудь десять минут – вполне достаточно для того, чтобы осмотреться.

Все столики под тентом были заняты. Окинув окрестности внимательным взглядом и не заметив ничего подозрительного, Владлен Михайлович шагнул в ароматную полутьму кафе. Кондиционера здесь не было, но жара казалась вполне уместной в сочетании с дурманящим запахом хорошего кофе и едва уловимым ароматом дорогого табака. По правую руку поблескивала мягко подсвеченная витрина со спиртным, перед которой находилась стойка темного дерева с рядом высоких табуретов. Отгороженные друг от друга витыми железными решетками, располагались освещенные неярким светом стенных светильников овальные столики. Решетки были перевиты ползучими растениями – несомненно, искусственными. В общем, здесь было далеко не шикарно, но вполне уютно, и Владлен Михайлович, одобрительно хмыкнув, с солидной неторопливостью проследовал к дальнему столику, усевшись в угол лицом к дверям.

Он еще возился, устраиваясь поудобнее, а из-за бамбуковой занавески, скрывавшей расположенную напротив стойки дверь, уже вынырнула немолодая женщина в белом фартуке официантки и с приветливой улыбкой склонилась над его столиком.

– Двойной черный кофе, пожалуйста, – сказал ей Владлен Михайлович и вынул из кармана трубку.

Официантка бесшумно исчезла и вернулась с кофе прежде, чем Самарин успел набить трубку. Чашка оказалась довольно большой, и, поведя над ней носом, Владлен Михайлович снова одобрительно хмыкнул: судя по всему, задавленные конкуренцией владельцы кафе бдительно следили за тем, чтобы не ударить в грязь лицом. "Все правильно, – подумал Самарин. – Конкуренция – двигатель экономики.

За примером далеко ходить не надо. Взять хотя бы это кафе. Чем больше в городе таких забегаловок, тем вкуснее и дешевле в них кормят. Это аксиома, и здесь ее все давно усвоили."

Он сделал маленький глоток из чашки, удовлетворенно кивнул и принялся раскуривать трубку. Немедленно перед ним возникла все та же официантка, молча поставила на столик хрустальную пепельницу и все так же бесшумно исчезла за бамбуковой занавеской.

– Однако, – одобрительно проворчал Владлен Михайлович. Он готовил себя к худшему, но здесь оказалось вполне терпимо, и он передумал давать втык своему человеку, назначившему ему свидание именно в этом месте.

Сделав пару затяжек, Самарин снова глотнул кофе и ослабил узел галстука. Отсутствие кондиционера все-таки сказывалось, и ему до смерти захотелось снять пиджак, но он знал, что не станет этого делать: это повредило бы его имиджу человека из кремня и нержавеющей стали. Кроме того, занятый всевозможными мыслями и переполненный новыми впечатлениями, он забыл снять наплечную кобуру, очутившись в том же положении, что и изнывавший в своем пиджаке Шуруп. Впрочем, все это мелочи, на которые Самарин привык не обращать внимания. Он был крепок душой и телом и при необходимости мог заночевать хоть в сугробе, хоть в сауне. Роскошь не развратила его, как многих его знакомых, хотя это и стоило ему больших усилий.

Поставив чашку на стол, Владлен Михайлович бросил взгляд на часы, и сейчас же как по команде в дверях заведения возник человек, которого он ждал. Вошедший немного постоял, давая глазам привыкнуть к полумраку, заметил Самарина и торопливо двинулся к столику, улыбаясь с преувеличенной сердечностью и прикладывая правую руку к сердцу, словно за что-то извинялся.

Самарин коротко кивнул в ответ на его многословное приветствие и сделал приглашающий жест, указав на стул напротив себя. Мужчина сел, нетерпеливо отмахнувшись от подошедшей официантки.

Станислав Мартынов родился и вырос в Одессе и, вероятно, поэтому меньше всего походил на одессита, каким его изображают в литературе и на экране. Был он высок, ненормально худ, имел курносый нос, светлые волосы и бледную, вечно шелушащуюся кожу, на которую никогда не ложился загар. По этой причине Мартынов всегда носил бейсбольную шапочку с длинным козырьком, который непрерывно теребил, отчего тот неизменно выглядел засаленным и грязным. Одет он был в застиранные, сильно вытянутые на коленях черные джинсы и красную футболку с горизонтальными синими полосами. От него со страшной силой разило недавно выпитым вином, и Самарин недовольно поморщился.

– Черт бы вас подрал, Станислав, – сказал он. – Что за вид?! Вы опять пьяны! Неужели так трудно хоть изредка сделать вид, что вы приличный человек?

Мартынов вздохнул с притворным раскаянием и стащил с головы свою засаленную кепку: он где-то слышал, что приличные люди, садясь за стол, снимают головной убор. Спрятав кепку под стол, он сложил на скатерти ладони с обкусанными ногтями и уставился на Самарина преданными слезящимися глазами. Под глазами висели предательские синеватые мешки, а белки глаз имели розоватый оттенок, и Самарин подумал, что Мартынова все-таки придется, к сожалению, менять. Работать Мартынов умел, а найти другого такого, как он, было сложно. Но Мартынов пил, и, судя по его виду, дело зашло далеко, а Владлен Михайлович еще не настолько выжил из ума, чтобы доверять алкоголику.

– Вот что, Станислав, – строго сказал он, глядя Мартынову в переносицу. – Предупреждаю вас в последний раз: или вы бросаете пить, или мы расстанемся навсегда. Если вам так уж хочется спиваться, занимайтесь этим на воле, без ущерба для дела.

– Да господь с вами, Владлен Михайлович, – горячо забормотал Мартынов, прижимая ладони к своей щуплой груди, – что вы такое говорите! Да разве ж я… Ну, есть грех, выпил пивка, но это же не значит…

Просто жара сумасшедшая.., вы же понимаете…

Самарин продолжал молча смотреть ему в переносицу, и под этим тяжелым взглядом Мартынов сник, смешался и наконец замолчал вовсе, смущенно уставившись в клетчатую скатерть.

Посверлив его взглядом еще несколько секунд, Самарин тоже опустил глаза и сделал глоток из своей чашки.

– Ладно, – сказал он уже другим тоном. – Довольно об этом. Я вас предупредил, а решать вам.

Мне не хотелось бы расставаться с таким толковым работником, как вы.

Мартынов вскинул на него глаза и открыл рот, но Самарин остановил его нетерпеливым жестом.

– Поговорим о деле. Что с кораблем?

– С кораблем все в порядке, – обрадованно зачастил Мартынов. – Матчасть в идеальном состоянии, команда набрана, группа укомплектована – хоть завтра в море.

– Срок отплытия не изменился?

– Как можно! У нас солидная фирма… Впрочем, насчет фирмы вы в курсе: она ведь не столько наша, сколько ваша.

– Да тише вы, идиот… Где корабль?

– В Ильичевске. Мелкий косметический ремонт – там подмазать, здесь подкрасить… Ребята наводят блеск, чтобы все было как положено.

– Могли бы и не стараться так, – проворчал Самарин. – Все равно, сколько ни приглашай это стадо отдохнуть, все до единого прямо с причала помчатся на рынок. Иногда мне хочется плюнуть на все и заняться шоп-турами.

Мартынов благополучно пропустил эту тираду мимо ушей, как не несущую никакой смысловой нагрузки. Он был занят собственными мыслями. Его очень заинтересовало то обстоятельство, что хозяин самолично пожаловал сюда из Москвы. Это могло означать только одно: корабль повезет груз, причем груз весьма ценный. До мелкой контрабанды Самарин не опускался, предоставляя это все тому же Мартынову и другим своим агентам. В затуманенном алкогольными парами мозгу Станислава Мартынова начала мало-помалу складываться комбинация, по своей простоте граничившая с гениальностью.

Мартынов быстро катился по наклонной плоскости и знал об этом. Знал он и о том, что Самарин не станет долго терпеть возле себя пьяницу – назвать себя алкоголиком у Мартынова не поворачивался язык.

Владлен Михайлович мог бы не тратить слов на предупреждения: Мартынов и без него знал, что его ожидает. Он знал даже больше, чем говорил Самарин: можно было не сомневаться, что дело не ограничится простым увольнением. Иногда он словно наяву видел свое тело, выброшенное волнами на берег где-нибудь в районе того же Ильичевска. Так сказать, увольнение с занесением в Книгу Мертвых…