Журнал «Вокруг Света» №02 за 1985 год - Вокруг Света

А кроме всего этого, принесли нечто, о чем сами и не подозревали.

Это была болезнь, проникавшая в легкие и медленно выгонявшая жизнь из тела. Ее называли Великая Боль. Она налетела на жителей равнин подобно жгучему ветру. За лето она погубила более половины тех, кто населял Великие Равнины.

Многих выживших охватил ужас; посчитав свою землю проклятой, они бежали на восток, ожидая найти помощь у белого человека. От него "они научились жить по-другому, стали добытчиками пушнины и приучились есть пищу белого человека. А вместо оленей-тукту они теперь охотились на другого зверя, терриганьяка-песца. В прежние времена люди равнин всегда относились к песцу как к другу, оживлявшему бескрайние и пустынные равнины своим лаем. Веками песцы и люди жили в тех краях вместе и не ссорились. Теперь люди стали кормиться, продавая белым шкуры бывших друзей.

Вначале Ангутна и еще несколько семей пытались жить по-прежнему на старом месте, но голод все чаще и чаще навещал их, а однажды по осени олени совсем не пришли в их края. Говорили, что так получилось потому, что слишком много оленей перебили из ружей северные индейцы и эскимосы. Ангутна, однако, считал, что разгневался Дух Оленей. Так или иначе, но и последним оставшимся на равнинах эскимосам пришлось тронуться за теми, кто раньше бежал на восток, и жить охотой на песца.

Когда оставшиеся в живых добрались наконец до устья Тюленьей реки, где стояла фактория, они надеялись, что их встретят и накормят в иглу здешних эскимосов, ибо делиться пищей и кровом с теми, кто их не имеет, всегда было законом севера.

Но их надежды не оправдались. Той зимой песцов было немного, и в капканы мало что попадало. И люди, решившие жить песцовым промыслом, сами голодали.

Ангутна построил небольшое иглу для своей семьи, но в этом тесном жилище жизнь омрачали грустные думы. Для светильника не хватало жира, почти ничего не доставалось и желудкам. Ангутна, некогда великий охотник, оказался вынужден кормиться трудами других. Ведь даже пожелай он последовать примеру соседей, все равно не смог бы ставить капканы на песцов. Терриганьяк-песец был его Духом-Помощником, и жизнь всех песцов для него была священна. Другие охотники обходили свои капканы, и мех песцов потом выменивали на еду. Иногда часть этой еды приносили жене Ангутны, но самому Ангутне нечего было дать взамен.

К Кипмику новая жизнь была тоже неблагосклонна. Песец, раньше всегда свободный, теперь днем и ночью лежал в иглу, привязанный ко вбитому в снежный пол шесту. Повсюду в округе на его собратьев были расставлены капканы, и многие охотники, не задумываясь, пустили бы в него пулю, чтобы прокормить свою семью. Хотя Кипмик и начал стареть, мех его все-таки был гуще, мягче и длиннее, чем у любого другого песца, когда-либо жившего в тех краях.

Зима все не кончалась, последние песцы ушли, и тогда всех, кто пытался жить охотой на них, настиг голод. Семье Ангутны перестали перепадать даже редкие крохи, а сам он так исхудал, что мог только сидеть, не двигаясь, в своем холодном иглу и вспоминать о прежних днях. Порой его взгляд задерживался на свернувшемся белым меховым клубочком Кипмике, и губы его шевелились, но беззвучно, потому что он обращался с мольбой к Помогающему Духу. Иногда песец поднимал голову и отвечал взглядом человеку, как бы прося вернуть ему прежнюю свободу...

Скупщик мехов прослышал о красоте песца, который живет в стойбище, и как-то заехал туда, чтобы убедиться, правда ли это. Он вошел в иглу Ангутны и, лишь завидев свернувшегося на полу Кипмика, сразу загорелся желанием заполучить его великолепную шкуру.

Ему неловко было глядеть в огромные глаза изголодавшихся детей Ангутны, видеть их вздутые животы. Но чем он мог им помочь? Хранившееся на складе продовольствие принадлежало не ему. Хозяином была нанявшая его компания, и он не мог дать ни фунта муки, не получив взамен меха.

Ангутна встретил гостя улыбкой, натянувшей кожу, плотно обтянувшую его широкоскулое лицо. Ибо даже и в горе человек должен достойно приветствовать гостя в своем доме. Но песец повел себя иначе. Может, он учуял запах смерти, что источали руки скупщика, через которые прошло столько шкур его собратьев. Он отполз в сторону, насколько позволяла привязь, и застыл у стены, сжавшись, словно кошка, столкнувшаяся нос к носу с гончей.

Белый человек заговорил о том, какие трудные времена настали для родичей Ангутны, о том, что песцы попадаются редко, а оленей совсем не стало. Потом обернулся и снова глянул на Кипмика.

— У тебя тут хороший песец. Никогда не видал лучше. Если ты продашь его мне, я смогу заплатить за него... целых три мешка муки и, думаю, еще десять, нет — пятнадцать фунтов жира.

Ангутна все еще улыбался, но неизвестно, какие мысли проносились у него в голове. Он не стал прямо отвечать белому человеку и перевел разговор на пустяки, внутренне борясь с собой: еда... столько еды, что жена и дети проживут до весны. Может быть, он даже верил, что принесенная белым человеком сказочная надежда — дело Помогающего Духа. Кто знает, о чем он думал тогда?

Скупщик благоразумно не стал больше возвращаться к разговору о Кипмике, но, выйдя наружу к ожидающим его нартам, приказал своему помощнику-эскимосу отнести маленький мешочек муки в иглу Ангутны.

Вечером того дня женщина Элитна разожгла костерок из ивовых прутьев у самого лаза в иглу и поела вместе с детьми лепешек. Она принесла поесть и Ангутне, все так же неподвижно сидевшему на лежанке, но тот кинул лепешку песцу. Кипмик мгновенно проглотил хлеб, потому что тоже давно голодал. Потом Ангутна сказал как бы про себя:

— Значит, так должно быть...

Эпитна поняла. Она распустила волосы, и они закрыли ей лицо. Едкий дым костра окутывал четыре сидящие на лежанке фигуры. Маленькие язычки пламени почти не давали света, и Ангутна едва мог различить глазами движение своих рук, но его пальцам не нужен был свет, они на ощупь плели Петлю Освобождения.

Когда работа была завершена, Ангутна отвязал Кипмика, и песец подскочил к высокой ступеньке лежанки и положил передние лапы человеку на грудь — снова свободный. Его черные глаза смотрели прямо в глаза человека с выражением, похожим на удивление, потому что прежде песец никогда не видел в них слез. Кипмик не шевельнулся, когда петля легла на его шею. Не рванулся он, и когда Ангутна заговорил:

— А теперь, Щеночек, настало время. Ты отправишься на равнины, где олени ждут нашего прихода.

И Кипмик ушел в ту страну, откуда нет возврата.

На следующее утро, когда скупщик открыл дверь своего дома, он обнаружил подвешенную к стропилам крыльца замерзшую шкуру песца. Она покачивалась на странной волосяной петле и поворачивалась на ветру. Довольный скупщик испытывал некоторую неловкость. Он достаточно долго прожил в этих краях, чтобы немного разбираться в местной жизни. И тут же приказал помощнику погрузить обещанное продовольствие на нарты и отвезти его в иглу Ангутны.

Плату приняла Эпитна. Ангутна не мог сделать этого, потому что Петля Освобождения туго стянула и его горло. Он ушел, чтобы вновь воссоединиться с тем, кого потерял.

Его могилу до сих пор можно найти на берегу Тюленьей реки. Невысокий серый каменный холмик с полуистлевшими орудиями охоты, разбросанными вокруг. Под камнями лежит Ангутна, а подле него песец, когда-то живший среди людей.

Соединенные по-прежнему вместе.

Фарли Моуэт

Перевела с английского Лариса Михайлова

За синим порогом

Корма катера, вздрагивая, окунает в волну ступени водолазного трапа. Кружат над водой чайки. Товарищи помогают мне снаряжаться. Рядом лежит фотоаппарат для подводных съемок. Он заключен в ярко окрашенный бокс и как бы выжидающе смотрит в пространство выпуклым глазом широкоугольного объектива...

Погружаясь впервые — это было в Белом море много лет назад,— я взял под воду простенький фотобокс с надежным ФЭДом, обычным был и объектив, но оснастил съемочное устройство электронной лампой-вспышкой — это и решило дело. Уже тогда были получены цветные подводные снимки. Конструкцию своего аппарата я все время совершенствую. Он должен быть надежным и простым в обращении. Это очень важно в условиях холодных затемненных глубин, где встречи с объектами съемки бывают зачастую короткими и неожиданными.

Так техника, подводная съемочная аппаратура, открыла мне осмысленный путь на глубину. О некоторых памятных для меня на этом пути встречах и хотелось бы рассказать.

...Однажды мы, аквалангисты-гидротехники, работали в одном черноморском порту. Мне с товарищами поручили фотосъемку и наблюдение за подводными приборами — датчиками давления волны, установленными на волноломе. Неожиданно мой товарищ поплыл в сторону от намеченного маршрута. Я за ним. Недалеко от волнолома мы зависли над непонятным предметом. А когда рассмотрели его, поняли, что это стабилизатор торпеды. Бурая ржавчина и водоросли покрывали его поверхность, неподвижно застыли винты, погнулось рулевое управление. Рядом мирно плавали рыбки-зеленухи, и на наших глазах крупный краб скрылся в лабиринте конструкции стабилизатора. Не верилось, что здесь притаилась смерть... Мы сфотографировали неожиданную находку. Можно было предположить, что торпеда не менее чем на две трети вошла в грунт. Потом наши снимки помогли специалистам обезвредить притаившуюся опасность.