Журнал «Вокруг Света» №02 за 1985 год - Вокруг Света

И наконец еще один штрих, имеющий отношение к А. Жохову. Не так давно А. В. Шумилову, участнику полярной экспедиции «Комсомольской правды», длительное время успешно занимающемуся разгадками арктических тайн, удалось обнаружить в Центральном государственном архиве народного хозяйства в Москве ряд писем Н. Г. Жоховой. Они адресованы доктору Л. М. Старокадомскому, посвятившему Жохову в своей книге «Пять плаваний...» целую главу. Эти письма проливают свет на отношения Алексея с невестой, объясняют отчасти причину его подавленного состояния.

Нина Гавриловна Жохова всю жизнь прожила в Ленинграде, осталась навсегда верна своей первой любви. Пережила блокаду, во время которой была донором, а после войны еще многие годы бессменно проработала в Куйбышевской больнице медстатистиком. Но встретиться с этой удивительной женщиной мне, к сожалению, не довелось. Ее племянница Н. П. Еременко, многие годы жившая вместе с Жоховой, рассказывала, что, предвидя скорый конец, Нина Гавриловна попросила все письма Алексея Жохова сжечь. Насчитывалось их, по словам Н. П. Еременко, несколько сот. Были в этих письмах и стихи о плавании, о зимовке, о полярной природе...

Вот, пожалуй, и вся история лейтенанта Алексея Жохова, отважного полярника, исследователя-гидрографа, смелого и честного русского военного-моряка, чье имя — как памятник мужеству первопроходцев — живет в Арктике и сегодня.

Александр Бережной

Соединенные

С тех пор как петля смерти затянулась на Ангутне и Кипмике, память о них жила среди эскимосов, населяющих Великие Равнины. Но смерть забирала новые жизни, пока не осталось никого, кто бы помнил эту историю. И все же последний успел поведать ее чужестранцу, вот почему Ангутна и Кипмик смогут снова возникнуть из небытия.

История эта началась одним летним днем, когда Ангутна был еще мальчишкой. Взяв отцовский каяк, он добрался по глади озера Великого Голода до узкого пролива Мускусных Быков. Там он вытащил каяк на берег к подножию нависающих над водой скал и стал осторожно взбираться наверх под низким, затянутым тучами небом. Он охотился на «тукту»— оленей-карибу, служивших источником существования для тех, кто жил в сердце тундры.

Ангутне повезло. Выглянув из-за выступа скалы, он увидел трех оленей, отдыхающих на широкой каменной ступеньке. Они не спали, а один бык все поднимал голову, пытаясь отогнать черную тучу мух, поэтому Ангутне пришлось ползти целый час, чтобы преодолеть метров двадцать. И Ангутна двигался так осторожно, что ни один бык не заподозрил его присутствия. Оставалось проползти не больше ярдов двух, и тогда наверняка он уложит карибу стрелой из короткого эскимосского лука.

Но тут сквозь редеющие облака прорвался солнечный луч и жарко опалил спину мальчика и густой мех оленей. Тепло оживило животных, и те начали подниматься на ноги. Теперь они насторожились, забеспокоились и были готовы в любой момент сняться с места. В мучительной нерешительности лежал на скале Ангутна. Он впервые решил в одиночку выследить тукту и верил, что, если первая охота окажется неудачной, это будет дурным предзнаменованием на всю его взрослую жизнь.

Однако сноп солнечных лучей осветил не только карибу и мальчика. Он проник в узкую расщелину и разбудил пятерых спящих там детенышей песца. Их серые мордочки высунулись наружу, близоруко щурясь на слепящий простор озера и скал вокруг. Затуманенными со сна глазками они скользнули по застывшей яркой картине тундры, мальчику и оленям. Но, желая увидеть еще больше, щенята забыли первую заповедь дикой природы: видеть и слышать все, оставаясь самим невидимыми и неслышимыми. Они легко подскочили к краю расщелины и визгливо затявкали на странных зверей внизу, смешно подражая заливистому лаю взрослого песца, напавшего на след.

Олени поворачивали тяжелые головы, настораживая уши, пока их глаза не обнаружили суетящихся высоко над ними щенков. Тукту продолжали наблюдать за малышами и не заметили, как мальчик молниеносно придвинулся к ним.

Резко прозвенела спущенная тетива, и почти сразу же послышался короткий удар вонзившейся в тело стрелы. Олени рванулись по обрывистому спуску к озеру, но один из них споткнулся, упал на колени, а потом боком заскользил вниз. Мгновение — и Ангутна был около него. Медный нож точно вошел между шейными позвонками оленя, и тот перестал двигаться.

Любопытству щенков теперь не было предела. Один из них так далеко свесился с карниза, что потерял равновесие. Кувыркнувшись, он описал в воздухе крутую дугу и упал в мох у ног Ангутны.

Мальчик поднял щенка за хвост. Тот был оглушен и не мог сопротивляться. Ангутна осторожно коснулся пальцем мордочки зверька. Песец облизнул палец. Ангутна громко рассмеялся. Его смех раскатился среди окрестных скал и донесся до ушей матери щенят, охотившейся вдали от своего логова, он подстегнул бегущих прочь от страшного места оленей и долетел до слуха парящего высоко в небе ворона.

Потом мальчик обратился к щенку:

— Ай-и! Кипмик, Маленький Песик, мы хорошо поохотились вместе с тобой. Пусть так и будет впредь, ведь ты, должно быть, один из Помогающих Духов.

Вечером того дня Ангутна рассказал о своей охоте в отцовской летней палатке. Мужчины постарше улыбались, слушая его рассказ, и согласились, что маленький песец и вправду добрый знак, посланный мальчику. А щенок, привязанный к центральному шесту палатки, лежал, свернувшись в маленький серый клубочек. Он прижал уши к голове, зажмурил глаза, всем своим сердечком надеясь, что, когда он проснется, весь этот ужас кончится.

Так песец появился в жилище человека. Целые дни Ангутна проводил с Кипмиком. Тот вскоре позабыл свои страхи — ведь песцы очень любознательны, страх не живет в их душе долго.

Пока щенок был еще слишком мал и мог невзначай попасть на клыки бродящих по стойбищу собак, его на ночь привязывали в палатке. Днем же они с мальчиком совершали вылазки в ближние и дальние окрестности, исследуя мир, в котором им предстояло жить. Щенок тогда либо трусил впереди мальчика, взбегая на пригорки, либо сидел столбиком на шатком носу каяка, на котором Ангутна пробирался по зеркалу озера.

Они жили одной жизнью и чувствовали себя единым целым. Ангутна верил, что это не просто песец, а воплощение Духа-Помощника, пожелавшего жить вместе с ним. Может, и Кипмик видел в мальчике своего Духа-Защитника.

Первый снег лег в том году в конце сентября, а вскоре Кипмик сменил темно-серый щенячий мех на белую мантию взрослого песца. Длинный мех его был почти так же мягок, как пуховый подшерсток, а на белой мордочке, обрамленной пушистыми баками, ярко чернели блестящие глаза и влажный нос. Хвост по толщине и длине был почти равен телу. Кипмик уступал по величине живущим в лесу рыжим лисицам, но был гораздо ловчее и смелее их.

Вместе была прожита и вторая зима. Ангутна теперь уже не был мальчиком.

Ему исполнилось пятнадцать лет, но по силе и уму он вполне мог считаться взрослым. Когда ночи почти перестали разделяться, отец Ангутны переговорил с отцом молодой девушки по имени Элитна. Он взял ее сыну в жены, и она перешла жить в иглу семьи Ангутны.

Зимой в тундре жизнь текла неторопливо, потому что олени уходили далеко на юг, а в стойбищах люди питались мясом и жиром, заготовленным на большой охоте осенью. Но с прилетом птиц-юнко приходит весна, и олени возвращаются на равнины около озера Великого Голода, и стойбища пробуждаются.

Весной первого года после женитьбы Ангутна отправился на оленью охоту — он стал теперь уже совершенно взрослым охотником. Песец пошел вместе с ним. По рыхлому снегу они хотели добраться до ущелья, где стремящихся на север оленей будут сжимать каменные стены. Ангутна тогда спрячется в каком-нибудь овражке, а песец взбежит на самую вершину гребня. Оттуда далеко видны темные пятна — приближающиеся стада оленей. На подходе к ущелью старая важенка — вожак внимательно оглядится и заметит маленькую белую фигурку на гребне; Кипмик коротко пролает приветствие оленям-тукту, и стадо без страха двинется вперед, потому что будь какая-нибудь опасность, в голосе песца звучала бы тревога.

Но приветственный лай Кипмика предназначался для ушей Ангутны, и тот натягивал тетиву лука и застывал в ожидании.

Той весной Ангутна хорошо поохотился, поэтому о нем сложили песни и пели их, когда по вечерам танцевали под бубен. И песец не был забыт, а в некоторых песнях человека и песца называли Соединенные. Так нашло их это имя.

Летом, когда олени откочевали далеко к северу выводить потомство, песец и Ангутна отправились на поиски другой дичи. Они спустились на каяке по ревущим рекам на иссеченное ветрами плато тундры в поисках гусиных гнездовий.