Немой. Фотограф Турель - Отто Вальтер

Конечно же, это обман зрения. Должно быть, он происходит из-за неверного освещения там, внизу. Вот видишь, Гримм, ты же это знал, но все-таки ты еще по дороге оглянулся разок, едет ли вслед за тобой Муральт; и когда ты нажал на тормоз и остановился, потому что доехал донизу и надо было опорожнять вагонетку, то оглянулся еще раз, надеясь, что Муральт уже едет. Но Муральт наверху еще преспокойно догружал лопатой свою вагонетку. Ты остался один. Правда, ты уже сотни раз оставался один здесь, внизу. Но сейчас все было по-другому: ты остался один на один с деревьями, а деревья медленно наступали на тебя.

Конечно, ты в это не верил. Деревья наверняка были в норме. Ты это знал. Не могут деревья приближаться, едва заметно и неудержимо. Ты опрокинул кузов у откоса и просто по чистой случайности еще раз взглянул вниз, на толстую сосну, росшую у самого откоса. Сейчас она стояла неподвижно. Слышно было, как она кряхтит, не желая сгибаться. Ну ладно, эта, по крайней мере, стоит на месте. Ты поставил кузов в прежнее положение. Теперь обратно. Только еще разок взглянуть. Но когда ты еще раз взглянул на сосну, ты снова почувствовал некоторую неуверенность. Правда, она неподвижно стояла на своем месте, а рядом и позади нее — сосны, и почти голые ясени, и буки, и все эти елки, и все равно она, казалось, приблизилась, чуть-чуть придвинулась, словно за этот промежуток времени украдкой сделала скачок вперед. Ты бросил тормозную колодку в вагонетку, согнувшись, тяжело уперся в нее обеими руками и погнал ее вверх по рельсам. Прочь отсюда, стучало у тебя в мозгу, прочь отсюда, наверх, как можно скорее к ним ко всем. Но уже шагов через двенадцать-пятнадцать ты остановился. Во-первых, ты вспомнил, что надо внизу подождать Муральта, потому что две вагонетки могли разъехаться только в самом низу, ну и, конечно, на самом верху; а во-вторых, было просто идиотством толкать вагонетку. Пустая она все же весила около шести центнеров. Итак, ты остановился, тяжело дыша. И оглянулся, просто так, неизвестно зачем. Правым плечом ты поддерживал вагонетку, а через левое оглянулся и ясно увидел, как они наступают. Сосна уже не стояла впереди других деревьев, остальные, шелестя, как обычно, — не сильнее и не слабее, — медленно надвигались сплошной стеной.

Когда ты вернулся наверх, ты весь взмок, и не только от дождя. Пот (или все-таки дождь?) градом катился по твоей шее на грудь. Наверное, ты не расслышал, что Кальман приказал сделать перерыв. А может, Кальман вообще велел прекратить работу и уходить? Ведь дождь лил теперь как из ведра. Да, конечно же, был приказ оставить рабочее место. Мимо тебя своим шикарным широким шагом прошел в сторону барака Луиджи Филиппис. «Шабаш!» — крикнул он и исчез за дождевой завесой. Моторы смолкли. Теперь мимо прошли Борер и Гайм. Треклятый дождь шумел, не давая разобрать, что они тебе кричат; ты быстро вставил тормозную колодку, остановил вагонетку и пошел вниз по откосу. Чудно было смотреть на Борера и Гайма, ковылявших впереди и пытавшихся перепрыгивать хотя бы самые страшные лужи. Ты радовался, что они идут впереди, а остальные позади тебя и что от деревьев тебя отделяет серая трепещущая завеса дождя.

Вскоре почти вся бригада набилась в тамбур. Облепленные грязью ботинки Луиджи Филипписа стояли у открытой двери в комнату, и слышно было, как потрескивает огонь, который он уже развел в печке.

— Ну хоть бы один! — сердито произнес Кальман за дверью и в то же мгновение вошел в тамбур вместе с последними — с Ферро, и Шава, и младшим Филипписом. Очевидно, они говорили о взрывах. Они внесли ящик со взрывчаткой, поставили его посреди комнаты, и Кальман носком ботинка откинул крышку. — Вот, полюбуйся, — сказал он.

— А откуда мне было знать? — возразил Шава.

Кальман:

— Не понял.

— Откуда мне было знать, что опять польет такой дождь? — сказал Шава. — А потом, Немой еще вчера оставил его открытым.

Ферро:

— Это ты брось!

Младший Филиппис нагнулся и вытащил два мотка шнура. Они промокли насквозь. На дне ящика поблескивала вода.

— А катушка? — спросил Кальман.

Младший Филиппис вынул и катушку.

— Вся вымокла, — пробормотал Ферро.

— А ну-ка, — сказал Кальман, — повесьте шнур над печкой.

Шава и младший Филиппис переглянулись.

— Да, да. Через час он высохнет. Можете дежурить посменно.

Филиппис и Шава понесли шнур в комнату.

— Ну и осел — оставить ящик открытым!

Шава появился в дверном проеме.

— Это ты про меня?

Кальман:

— Занимайся своим делом. Я не собираюсь здесь зимовать.

Шава побагровел. Хотел что-то возразить, но тут же исчез.

Снова наступила тишина, только деревья шумели да хлопала парусина. Вы подпирали стены друг против друга. Ты осторожно прислонился к мотоциклу Ферро, который стоял позади тебя, накрытый мешком. Ферро, правда, два или три раза взглянул в твою сторону, но промолчал.

Тишину нарушил Борер.

— Когда ты думаешь приступить?

Он не смотрел на Кальмана, а, наоборот, не сводил глаз с воды, которая натекла с ваших плащ-палаток и образовала лужицу вокруг ящика. Но все вы поняли, что вопрос обращен к Кальману и что речь идет о макушке.

— Скоро, — буркнул Кальман, — можешь не сомневаться.

По-видимому, ни у кого не было охоты продолжать этот разговор, во всяком случае, наступило необычно долгое молчание, а потом Кальман вдруг рассмеялся:

— Знаешь, Борер, мы наверняка сковырнем макушку скорее, чем ты найдешь свою канистру.

Но, кроме Кальмана, никто не увидел в этом ничего веселого. Все вы смотрели на воду, обтекавшую ящик, струившуюся к ямке, которую Ферро недавно выбил ломом.

— Одно могу тебе сказать, — отозвался наконец Борер, — если я поймаю того, кто ее спер, я ему все кости переломаю.

— Правильно, Борер, — сказал вдруг старый Муральт. — Не давай ему спуску. Кто ворует у своих здесь, в горах, тот подонок.

— Я его на тот свет отправлю, — сказал Борер.

И тогда ты, Гримм, сказал:

— Да что вы, ребята. Здесь у нас воров нет. Не верю я, чтоб кто-то ее спер.

А Керер, обращаясь к тебе:

— И главное, канистру с бензином. Добро б еще деньги, сотню — ну, это еще куда ни шло.

Борер:

— Как ни крути, а канистру сперли.

Глядя мимо Борера в окно, ты видел дождь, а за его завесой — смутные очертания деревьев. Интересно, продолжают ли они наступать, вдруг пришло тебе в голову; а что, если это правда и они наступают шаг за шагом, и в один прекрасный день снова будут стоять там, где стояли от века, и больше не дадут себя оттеснить, и уничтожат все, что вы сделали за все эти недели и месяцы? Кто знает, сколько их тут и сколько еще их подрастает позади тех, что окружают стройку, а ведь и этих не сосчитать! Кто из вас углублялся в лес дальше чем на несколько шагов?

— А вдруг это правда, — проговорил Муральт, — вдруг правда среди нас есть вор; как ты думаешь, Кальман, может, надо расследовать это дело?

И Керер:

— Да, смехом тут не отделаешься. Борер прав, что не хочет этого терпеть. Может, заявить в полицию?

— Да ну тебя, заткнись! На черта нам полиция! Или Борер потерял ее, тогда вопрос отпадает, а случиться такое может со всяким. Или Борер прав, и канистру украли, но тогда это касается только нас и больше никого. Дело ясное.

Борер:

— Я точно знаю.

А Кальман:

— И знаешь, кто именно?

А Борер на это:

— Нет.

— Вот то-то и оно! Так что хватит тебе.

— Главное тут вот что, — сказал вдруг Гайм, и все вы были поражены, что маленький Гайм вдруг подал голос, — главное, что если среди нас есть вор, — голос Гайма прямо-таки дрожал от возбуждения, — так неужели он не понесет справедливой кары?

Кальман в задумчивости посмотрел на него.

— Знаешь, Гайм, — сказал он, — уж на такую принципиальную высоту дело поднимать не стоит. Вы что хотите, — спросил он и по очереди обвел вас взглядом, — чтобы мы здесь устроили настоящее следствие, с перекрестными допросами, обысками и еще черт те с чем? Ну что мы можем сделать!

И тут раздался стук в дверь.

— Перестань, — обратился Кальман к Ферро, стоявшему рядом с Керером у двери.

— А я при чем? — пробормотал Ферро.

Он повернулся и открыл.

С твоего места дверь была не видна. Но вдруг стало так тихо, что шелест деревьев и хлопанье парусины заполнили тамбур, и сквозь этот шум детский голос произнес:

— Я ищу собаку. Овчарку. Может, кто из вас ее видел?

Ферро сказал:

— Погоди.

Он обернулся.

— Мальчик, — сказал он. — Ищет овчарку.

Вокруг ящика уже натекла целая лужа, и вода доставала своим длинным языком до неровного края ямки возле двери в комнату, где стояли Луиджи Филиппис и Шава. В печке потрескивало. Неистово хлопала парусина. Все молчали. Дверь за спиной у Ферро оставалась открытой.