Беспредел - Игорь Бунич

На вопрос корреспондента, есть ли у России сегодня верные союзники, Дмитриев снова процитировал императора Александра III, якобы заявившего, что единственными союзниками России являются ее армия и флот, явно приглашая армию принять участие в "свержении жидовского ига". Все это было бы очень смешно, если бы на карте не стояла судьба России. Неужели все это делается, чтобы побудить евреев покинуть эту страну, в чем им сейчас никто не препятствует? Вряд ли Израилю выгодно, чтобы здесь к власти пришли люди такого типа, под которых так ловко маскируется Ицхак. А может быть и выгодно? В том- то и дело, что никто не знал, какие цели ставит перед собой израильская разведка, кроме открыто декларируемых.

— Все это очень забавно, — сказал я Крампу, — эту страну всегда спасало чудо. Будем надеяться, что оно произойдет и на этот раз.

Крамп, однако, вовсе не разделял мою надежду на Провидение. Он имел данные, что за бандой Дмитриева стоят красные, которые, перегруппировав силы, снова рвутся к политической власти.

Я с этим был не согласен. Возможно, что за экстремистами всех мастей действительно стоят красные, которые всегда сами были экстремистами, но это уже не те красные, что ушли с арены в августе 1991-го года. Это совсем другие. Мелочовка. А те, что ушли, восседают сейчас в креслах президентов и вице-президентов различных банков, акционерных обществ и совместных предприятий. Те, что помельче, заполнили структуры исполнительной и законодательной власти, заседают на съездах и в горсоветах. Уж они-то первые позаботятся, чтобы у тех красных, что ныне орут на площадях, не появилось ни единого шанса снова дорваться до власти. Тех лишь подкармливают немного, чтобы они не сдохли с голода в условиях рынка, дают поорать, но этим дело и ограничивается. Тут что-то совсем другое.

По "красному спектру" я связался с Трокманом. Он собирался на уикэнд в Сильвер-Спринге и был повышенно нервозен.

— Как же это случилось, Майк,— поинтересовался он, — что ты упустил Койота?

— Этот парень оказался более проворным, чем я предполагал, — в тоя ему ответил я. — Он так припустил по улице и скрылся в проходном дворе, что я не успел даже выплюнуть ему вслед окурок сигареты. А вокруг ни одного такси.

— Все это чертовски интересно, — согласился Билл, — особенно отпечатки пальцев на конверте. Мы тут все, что могли, проверили, и пришли к выводу, что Койот все-таки на сто процентов покойник. Мы даже его могилу раскопали. Когда его хоронили, то приняли меры, чтобы он не очень разлагался. Так что он преспокойненько отдыхает в могиле. А потому вся эта история с привидениями мне еще больше нравится.

— Билл, — согласился я, — я тоже люблю всякие там истории с привидениями, но зачем мне здесь сидеть и вызывать духов, тем более что Койота, или кто он там есть, в городе нет. За это ручается Беркесов и я склонен ему верить. Могу ли я считать свою миссию законченной?

— Сделаем так, — немного подумав, сказал Торкман, — все-таки для страховки посиди здесь еще денек-другой. У нас есть сведения, что наши хитрые израильские друзья тоже проявляют повышенный интерес к этой истории. Не исключено, что у вас там может появиться Ицхак...

— Он уже появился, — вставил я.

— Вот как? — Трокман помолчал. — Ты знаешь, Майк, что Ицхак никогда просто так нигде не появляется. По его перемещениям можно составить схему израильских приоритетов. Если они ищут Койота только потому, что его в свое время пару раз нанимали палестинцы, то это, конечно, смехотворно. Значит, дело гораздо серьезнее.

— Может быть, он именно у них и воскрес? — осмелился я сострить. — Израиль самое лучшее место для этого. Во всяком случае, все воскрешения за последние три тысячи лет происходили на его территории.

— Не исключено, — заметил Трокман, — совсем не исключено. Во всяком случае, Майк, потерпи еще немного. Я думаю, что обстановка вскоре разъяснится. У тебя есть какая-нибудь нематерналистическая версия этой истории?

— Версия есть, — сознался я, — она обросла уже солидными деталями и мистицизмом, уходя одним своим концом чуть ли не в XVIII век.

— В XVIII век? — переспросил Вилл с каким-то непонятным для меня интересом. — А куда? К нам сюда, в Штаты?

— Нет. Во Францию.

Билл снова помолчал, причем молчание длилось добрых полминуты, а затем скорее пробурчал, чем проговорил:

— Конечно, во Францию. Интересная штука получается...

— Билл, — почти завопил я, — если вы что-нибудь начали понимать, то введите меня в курс дела, хотя бы в общих чертах. Что вы там бормочете себе под нос?

— Майк, — ответил Трокман, — слушайте меня внимательно. Я ничего вам сказать толком пока не могу. Не потому что не хочу, а потому что сказать мне еще нечего. Я начал кое о чем догадываться, но не хочу с вами делиться, чтобы окончательно не сбить вас с толку. Единственное, о чем я могу вас предупредить: в России сейчас может произойти что угодно. Будьте к этому готовы.

— Я всегда готов ко всем неожиданностям, — не очень умно, но браво отрапортовал я.

— Я в этом не сомневаюсь, — согласился Трокман, но Вы должны помнить, что Россия — это не просто страна. Это — полигон Сатаны!

2

Предисловие американского издателя

В течение многих лет мне довелось работать в СССР, а затем в России в качестве разведчика правительства Соединенных Штатов. В начале нашей задачей являлось сокрушение и развал Советского Союза, а позднее — сохранение России как федеративного государства. Как мы справились с этими задачами — пусть оценит история. Возможно, не нужно было делать ни того, ни другого. Но такова судьба нашей страны, я бы даже сказал — задача, возложенная на нее Всевышним, служить в нашем неспокойном мире то полицейским патрулем, то пожарной командой, то каретой скорой помощи с полевой кухней на буксире. А то и всем этим вместе взятым одновременно. Видимо, так и задумал Господь, создавая нас в конце XVIII века и дав нам имя — Новый Свет. А Бог — это Свет.

Я прекрасно знаю русский язык. Многие русские, с которыми мне приходилось общаться, не верили, что мои предки жили в Америке еще до создания США, принимая меня то за потомка первой эмиграции, то за вернувшегося в Россию представителя третьей эмиграции. Мне казалось, что я превосходно ориентируюсь в русской жизни, ее политике с византийским привкусом и во всем ее евроазиатском хаотическом калейдоскопе.

Увы, я ошибался. Как и всякий иностранец, я не знал России, не понимал динамики и мотивов многих происходящих там процессов, настолько идущих вразрез со здравым смыслом и общечеловеческой логикой, что их было просто невозможно осмыслить. Все наши ошибки вытекали из неверного анализе обстановки в России. В каждой стране историческое время четко делится на мирное и военное. Такова уж наша земная история.

В России этого разделения не существует и. что самое главное, никогда не существовало. Там всегда, ежедневно, ежечасно, ежеминутно бушевала война всех против всех. Эта война пронизывала русское общество во всех направлениях: по горизонтали, по вертикали и даже, если так можно выразиться, по диагонали. Эта была война, повторяю, всех против всех. Пик ее всегда приходился на мирное время. Эта война затихала (ноне прекращалась!) во время внешних войн, которых поэтому так много и было в русской истории, поскольку правители России видели во внешних войнах способ прекращения войн внутренних. Л их они боялись гораздо больше.

И что самое печальное — в России никогда не было авторитета Власти. Власть постоянно вынуждена была отстаивать свой авторитет с "оружием в руках", чтобы сохранить государство и предотвратить его развал и полный хаос кровавых междоусобиц. Этого удавалось достичь только путем создания жестких тоталитарных систем правления, часто переходящих в деспотию.

Но стоило какому-нибудь правителю России начать игры в либерализм и демократию, как в стране немедленно начинались процессы, имевшие явную тенденцию на свержение и физическое уничтожение этого правителя, перерастающие в мятежи и восстания, грозившие полностью уничтожить государство под грудой анархических развалин. Создается впечатление, что русский народ вообще настроен против любого вида государственности и готов с ним мириться только в условиях постоянного жестокого террора. В генах русского народа, видимо, еще жива память о доваряжских временах, когда этот народ жил по какому-то своему укладу безгосударственности: без королей, царей, князей, премьеров и президентов, порожденных чуждой западной цивилизацией. Каков был этот уклад — история до нас не донесла.

Согнанные варяжскими палицами в государство, русские, как могли, противились этому, прилагая в течение веков силы, чтобы разрушить навязанное им государство и начать жить, как многие тысячи лет жили их предки. Это, конечно, утопия. Без сомнения, жизнь заставила бы русских создать государство. Но каково было бы это государство — это вопрос. Была бы у него столь кровавая и алогичная история, как у Руси, Российской Империи и Советского Союза?