Соседка - Этьен Годар

Когда было солнечно, они завтракали на веранде, но в остальное время предпочитали есть наверху, в маленькой комнате с досчатыми стенами и маленькой печкой в углу.

Они накупили, отправляясь сюда, кучу журналов и книг, и выучились многим карточным играм, в которые можно было играть вдвоем. Маленькая комната с печкой была их гостиной и столовой, там помещались два удобных кресла и журнальный столик, а в карты они играли на обеденном столе после того, как уберут посуду.

Хозяева пансиона, пожилая чета, жили внизу, и иногда слышно было, как они разговаривают. Похоже, они тоже были счастливы. Он когда-то был обер-кельнером, а она служила горничной в том же отеле, и они скопили денег на покупку этого дома. У них был сын, который готовился тоже стать обер-кельнером и служил в отеле где-то в Германии.

Внизу находилось помещение, где торговали вином и пивом, и по вечерам они иногда слышали, как на дороге останавливаются грузовики, и мужчины поднимаются в дом пропустить стаканчик.

В коридоре перед их комнатой стоял ящик с дровами, и оттуда Бернар брал поленья, чтобы подбросить в печку. Но обычно они не засиживались поздно. Они ложились спать в их большой комнате, не зажигая огня, и раздевшись, Бернар открывал окна, и смотрел в ночь, и на холодные звезды, и на сосны под окнами, и потом как можно быстрее ложился в постель.

Что ни говори, а хорошо под теплым одеялом, когда воздух такой холодный и чистый, а за окном ночь.

Спали они крепко, и если просыпались, то для того, чтобы поуютнее подоткнуть одеяло и снова уснуть с чувством легкости и добротного обустройства.

Париж и все дела и проблемы казались далекими, как футбольный матч в чужом колледже, газет они не читали и новостями не интересовались принципиально.

Иногда они спускались по склону горы в Монтрэ. От самого дома вела вниз тропинка, но она была очень крутая, и обычно они предпочитали спускаться по дороге и шли широкой, отверделой от мороза дорогой между полями, а потом между каменными оградами виноградников и еще ниже между домиками лежащих у дороги деревень.

Потом по той же дороге они проходили мимо старого, крепко сбитого каменного шато на выступе горы, среди расположенных террасами виноградников, где каждая лоза была подвязана к специальной палке, и все лозы были сухие и бурые, и земля ожидала снега, а внизу, в глубине лежало озеро, гладкое и серое, как сталь.

От шато дорога шла вниз довольно отлого, а потом сворачивала вправо, а дальше начинался вымощенный булыжником крутой спуск прямо в Монтрэ.

У них, ни у Матильды, ни у Бернара, не было знакомых в Монтрэ. Они шли по берегу озера и видели лебедей, и бесчисленных чаек, и буревестников, которые взлетали, стоило к ним приблизиться, и жалобно кричали, глядя вниз, на воду.

Придя в город, они шли по главной улице и останавливались у витрин, чтобы получше их рассмотреть и зайти в тот или другой магазин. Туристов было мало, и им везде были рады.

Однажды им попалась на пути парикмахерская, и Матильда зашла туда причесаться. Хозяйка парикмахерской встретила ее очень приветливо, это была их единственная знакомая в Монтрэ. Пока Матильда причесывалась, Бернар сидел в пивном погребке и пил темное мюнхенское пиво и читал газеты.

Это был редкий случай, когда он все-таки заглянул в газеты (быть может, в тайной надежде найти там импульс, который придал бы его жизни новый смысл или новую цель?), как и ожидалось, ничего интересного он там не обнаружил. Все как всегда. Наводнение в Кашмире. Ожесточенные бои на семнадцатой параллели. Банковский крах в Кейптауне.

Он сидел в уголке с большой кружкой пива, и отпивая из кружки, лениво перелистывал страницы, не особо вникая в смысл прочитанного. Он думал, что Матильда зайдет за ним, но ее все не было. В конце концов Бернар положил газеты на место и, заплатив за пиво, отправился ее искать.

День был промозглый, зимний и сумрачный, и Матильда все еще оставалась в парикмахерской. Хозяйка продолжала укладывать ей волосы. Клиентов в эту пору года бывало немного, и она радовалась каждому.

Бернар сидел в кабинетике среди зеркал, шампуней и инструментов, и смотрел. Матильда улыбалась и разговаривала с ним, не забывая поглядывать в зеркало, и голос у него был немного хриплым от мороза и от волнения.

— Мне прямо совестно, что я так долго. — Наконец Матильда встала.

— Нет, тебе очень идет, вот так сидеть в кресле среди зеркал. Я бы здесь еще погостил.

— Ты прелесть.

Когда они вышли и пошли по улице, и стали подниматься к станции, было очень холодно. Холодный ветер дул из Ронской долины. В витринах магазинов горели огни, и они поднимались по крутой каменной лестнице на верхнюю улицу и потом по другой улице к станции.

Там уже стояла освещенная изнутри белым ровным светом электричка. Они зашли в вагон, предварительно справившись о времени отхода. Оказалось — они как раз вовремя. Машинист и кондуктор вышли из станционного буфета и разошлись по местам. Бернар открыл окно в пустом вагоне, и свежий морозный воздух ворвался под пластиковый потолок и неоновые лампы.

— Ты устала, Мат? — спросил Бернар.

— Нет, все в порядке. Здесь просто чудесно.

— Нам не долго ехать.

— Я бы с удовольствием прокатилась подольше, — сказала она. — Не тревожься обо мне, милый. Все хорошо.

Наконец выпал снег. Это случилось всего за три дня до рождества. Как-то утром они проснулись и увидели за окном большие белые хлопья. В печке гудел огонь, и вылезать совсем не хотелось. За окном бушевала настоящая снежная буря. Хозяйка пансиона сказала, что она началась около полуночи.

Бернар подошел к окну, но ничего не смог разглядеть, даже дороги. Мело со всех сторон, снежные вихри крутились с такой силой, что казалось — весь дом сейчас взлетит и помчится куда-то в пурге, теряя стены и цепляясь за скалы.

— Хорошо бы походить на лыжах, — сказала Матильда. — Или покататься на санках…

— Мы достанем санки и съедем по дороге вниз. Как на автомобиле.

— А трясти не будет?

— Вот кстати и узнаем.

— Терпеть не могу тряски.

— Немного погодя, когда утихнет, можно будет выйти погулять по снегу.

— Перед обедом, — сказала Матильда. — Для аппетита.

— Я и так вечно голоден.

— Я тоже.

Они вышли в метель. Повсюду намело сугробы, так что далеко уйти все равно бы не получилось. Мело так, что невозможно было раскрыть глаза, и такая прогулка им обоим, естественно, быстро надоела. Они зашли в маленький кабачок возле станции и, метелкой стряхнув друг с друга снег, сели на скамью и спросили вермуту.