Ролевик: Хоккеист / "Лёд" - В. Кузнецов

Патрик убрал визитку во внутренний карман.

— Я постараюсь.

В госпиталь Патрик попал в пятом часу, когда на улице начало темнеть. Амели уже сменилась, а дежурная медсестра разговаривать с Руа не стала, что вполне его устроило. За сегодняшний день бесед с незнакомыми людьми у него было больше чем достаточно. Для рекрута привычный круг формируется быстро и меняется мало: изо дня в день одни и те же лица, одни и те же фразы. Да, в команду приходят новые игроки, старые покидают ее, даже тренера и персонал время от времени меняются — но все это происходит плавно, словно на заднем плане. Общая картина кажется статичной в своем постоянстве. Те же люди, те же места, тот же распорядок. Каждый, кто приходит сюда извне, само собой, вызывает дискомфорт и неудовольствие.

Патрик прошел мимо трех пациентов, негромко беседовавших у входа в одну из палат. Эти не были спортсменами: один худой и сутулый, явно конторский работник; второй слишком грузный, с массивным пивным животом. Третий мог быть хоккеистом, откуда-то из АХЛ, может быть — для юниора он староват. Троица замолчала, когда Патрик прошел мимо. Он чувствовал на себе их внимательные взгляды.

Дженни сидела за столиком и что-то рисовала шариковой ручкой в тетрадке. Она была так увлечена, что даже не обернулась на скрип двери.

— Привет, Джен, — поздоровался Патрик. Девочка подняла голову.

— П-привет, — сказала она негромко.

Патрик подошел к столу и протянул ей коробку.

— Это тебе. Надеюсь, понравится.

Дженни некоторое время опасливо рассматривала подарок, потом осторожно взяла его одной рукой, а второй дотронулась до банта из ленты.

— Сп-п-пасибо, — кажется, она совсем смутилась. — А ч-что это?

— Это конфеты. Очень хорошие.

Патрик до сих пор не мог понять, почему конфеты продавались в парфюмерном магазине. Наверное, это как-то было связанно с тем, что эмблема на коробке была такая же, как дорогих духах, стоявших отдельно от прочего товара.

— Д-даже открывать не х-х-хочется, — сказал Джен, осторожно поставив коробку на стол. — Жалко ч-что Амели уже ушла…

— Ты можешь оставить их на завтра, — предложил Патрик.

— Я х-х-хотела, чтобы и ты п-попробовал, — сказала Дженни. — У т-тебя же завтра игра?

— Нет, — впервые Патрик ощутил, что не так уж плохо провести игру в зале. — Завтра на воротах будет Даг. Я хотел пригласить тебя. А потом мы можем вернуться и попробовать твои конфеты. Амели будет работать завтра вечером?

— Да, н-наверное, — кивнула Джен.

— Хорошо.

— Я, — девочка запнулась, но не из-за дефекта речи. — Я не хочу идти на игру. Это н-не из-за т-т-тебя. Это из-за… из-за д-д-д… Д-детройта.

Патрик задумался. Он понимал, почему Дженни боится. Мог ли он гарантировать ей безопасность? Вряд ли. К тому же, Джастифай, скорее всего, пока не знал, где девочка. Не стоило показывать ему Джен, это точно.

— Я понял, — кивнул он. — Значит, я приду после игры. Хорошо?

— Х-хорошо, кивнула Дженни. Кажется, это ее успокоило.

Патрик присел на табурет.

— Как у тебя дела? — спросил он. И без ответа было видно, что неплохо. Дженни ожила, на щеках появился румянец, взгляд стал живее, а жесты — свободнее.

— Н-ничего. Амели очень х-хорошая. Мы с ней п-подруги. Мне т-так кажется. А у т-тебя как?

— Мы проиграли Нью-Джерси, — сказал Патрик. — Это было… неожиданно.

— П-почему?

— Инферноз — слабая команда. Очень слабая. Мы должны были справиться с ней легко. Не справились.

Дженни задумалась, видимо решая, что ответить, но так ничего и не придумала. Они оба какое-то время молчали. Патрик подумал, что ему совсем нечего рассказать о прошедших днях. Все, что с ним случилось — это игра, магазин и та женщина в черном, Жаклин. Перед тем как войти в палату, он считал, что последние дни были богатыми на события.

— П-парень из восьмой палаты сп-п-прашивал о т-тебе, — сказала вдруг Джен. — Говорил так, будто ты з-звезда.

— А ты совсем ничего не помнишь? — вдруг поменял тему Патрик. — Я хочу сказать до того момента, когда оказалась в Детройте.

Джен задумчиво посмотрела на него и отрицательно покачала головой.

— Нет. Иногда м-мне кажется, что раньше м-меня н-н-не было. Вообще. Эта рука, швы. Меня детройтские б-бомжи звали "Н-невеста Франкенштейна". Я п-потом узнала, это старое к-к-кино, про женщину, которую сделали из т-т-трупов…

— Ты на нее совсем не похожа, — Патрик видел это кино. Оно, как и еще несколько частей истории о рукотворном монстре, входило в программу реабилитации. Рекрутам давали понять кто они есть и чем могут кончиться их попытки вести нормальную жизнь. Дженни удивленно подняла на него взгляд.

— Не п-п-похожа?

— У нее волосы дыбом торчали, и одна прядь была седая. А руки были бинтами замотаны.

— А она, — девочка отвернулась, бессмысленно водя ручкой по тетрадному листу, — Она б-была красивая?

Патрик пожал плечами:

— Не знаю. У нее глаза были выпучены все время, и смотрела она в одну точку, как слепая. И двигалась, как деревянная.

— А лицо?

— Что "лицо"?

— Ну, лицо у н-нее красивое было? Со швами и все т-т-такое….

Патрик задумался. Этот вопрос сильно волновал Дженни. Она словно примеряла на себя образ монстра из черно-белого кино. Это понимание пришло внезапно, само собой — вспышка из другой, закрытой части сознания. Дженни хочет понять — может ли она быть красивой со всеми этими стежками, швами, скобами…

— Это была актриса, Дженни, — сказал он осторожно. — У нее это все было не настоящее. По-моему в этом дурацком гриме она выглядела глупо.

Девочка замолчала. Руа положил ладонь на ее плечао. Дженни вздрогнула, отодвинулась. Патрику стало стыдно, словно, он сделал что-то вызывающее, неприличное.

— Ты гораздо красивее ее, — сказал он запнувшись. — Потому что ты настоящая. И никакие швы этого не испортят.

Дженни вздохнула.

— Ты торопишься? — спросила она. Руа покачал головой:

— Нужно быть в лагере не позже одиннадцати. А что?

— Не уходи. Т-тут ужасно тоскливо.

— Хорошо, — кивнул Патрик. Джен снова уставилась в тетрадку, иногда косо на него поглядывая. Руа скосил взгляд, рассматривая ее рисунки. Джен рисвала цветы — сложную вязь из всяких завитушек, плавных линий, эллипсов, с небольшими заострениями. Выходило у нее неплохо.

— Дженни, можно тебя спросить? — начал он. Девочка мотнула головой.

— См-мотря о чем.

— Ты совсем не помнишь, кто ты… Но ты умеешь рисовать, знаешь как держать ручку, вообще много чего умеешь. Ты этому научилась заново или уже умела?

Дженни задумалась. Кажется, раньше она себе этого вопроса не задавала.

— Я… умела н-н-наверное. Я н-не училась, точно. Ч-читать и писать тоже.

— Значит, раньше научилась, — спокойно резюмировал Руа. — Значит, не все забыла. Это неплохо. Это хорошо.

— А остальное? — Джен отложила ручку и повернулась к нему. — Остальное я см-могу вспомнить?

— Не знаю, — Патрику кажется, что лучше сейчас ответить по-другому, но он не может. Странным образом выходит, что ответа три: "Да" — хочет услышать Дженни. "Нет" — ответ, который уже слышал Патрик. Получается, "Не знаю" — самый честный из всех.

Страшно услышать от медика-худдуиста, что часть твоей души уничтожена вместе с телом, и что она никогда уже не вернется к тебе. Страшно понимать, что всегда будет так как сейчас — пусто и темно внутри. Но потом страх проходит. Его заменяет привычка. Человек привыкает жить без руки, без ноги. Без души.

Куда страшнее верить, что пустота уйдет. Верить и каждый день ждать проблеска, ловить намеки. И разочаровываться. Каждый чертов день.

Патрик замер, словно парализованный. Эта мысль, никогда раньше не посещавшая его, вдруг со всей отчетливостью проступила в сознании.

Пустота. Каждый чертов день.

— Эй! — Джен осторожно толкнула его. — С т-тобой все в порядке?

Руа мотнул головой. Это не был ответ. Просто он хотел прогнать то оцепенение, которое вдруг охватило его. — Все хорошо, Дженнифер. Я просто устал сегодня.

Часть вторая

Things bad begun make strong themselves by ill

Глава VII

The Hunt

Февраль, 28-е, 15.02

Страшный, тяжелый удар опрокидывает Патрика на землю. В глазах на мгновение темнеет — он не ощущает своего падения, в себя приходит уже лежа. Джастифай, поднимает ногу, метит огромной ступней в лицо. Руа закрывает голову руками. Страшный удар отзывается болью в костях — до самого плеча. Он поднимается на локтях, пытается отползти назад, но негр преследует его, добавляя удар за ударом.

— Вот! Что! Бывает! — каждое слово он сопровождает пинком: по ногам, по животу, по ребрам. — Когда! Со мной! Начинают! Дурить!