Ролевик: Хоккеист / "Лёд" - В. Кузнецов

— Дадите четвертак — скажу, почему вам туда нельзя идти! — вдогонку крикнул мальчишка. Руа остановился. В конце концов, на двадцать пять центов не купишь и бутылки пива. Засунув руку в карман, он нащупал монету. Парень был уже рядом, рука протянута ладонью вверх. Руа бросил четвертак, который тут же скрылся в кармане беспризорника.

— И почему мне нельзя идти дальше?

— Столб черного дыма накроет вас и проглотит, — глядя на Патрика ясным, чистым взглядом ответил ребенок. — Столб высотой до неба, наполненный атомным ядом.

— Если бы ты просто попросил монету, я бы тебе дал, — ответил Руа. Мальчишка пожал плечами и отвернулся. В этот момент Патрику снова показалось, что он видел его раньше.

— Как тебя зовут? — спросил он в спину убегавшему подростку. Тот на секунду обернулся:

— Козмо! Пока, месье! Не ходите туда!

— Козмо, — повторил сам себе Руа. Имя это было ему так же знакомо. Это имя до войны было в моде — все сходили с ума по ракетам и космическим полетам. Первая американо-советская и последовавшее за ней Пробуждение остудили их пыл. Парень был слишком молод для того, чтобы родиться в космическую эпоху — его имя звучало так же неуместно как Искра или Тракторина…

Руа сжал руками виски. Голова внезапно заболела так, будто приняла на себя шайбу с хорошего щелчка. Обрывок мысли, рикошет из несуществующего прошлого — что это было? Почему воспоминания, даже такие обрывочные причиняют такую боль?

Он повернул на Ру Мерье, узкую улочку, ведущую к небольшому кинотеатру "Бомбер". Атрик не очень любил кино, но иногда заходил сюда — в "Бомбере" крутили ленты из Южной Америки и Дальнего Востока, часто без перевода. Иногда попадались старые фильмы из Европы и Советского Союза. Руа иногда вообще не понимал, что происходит на экране. Лишенный смысла визуальный ряд и незнакомая речь вводила его в подобие транса. Так и сейчас — он взял билет, даже не посмотрев, что будут показывать.

Зал был практически пуст — привязанность Руа к непонятному и бессмысленному разделяли немногие. Молодые пары захаживали сюда, чтобы уединиться на последних рядах, какие-то сумрачные личности шептались о своих сумрачных делах, и только редкие эстеты-авангардисты действительно смотрели кино. В полутемном зале витали духи предков, обитающие в здании. Занавес едва заметно шевелился, словно от сквозняка — они готовились к представлению.

Патрик занял место, указанное в билете, хотя мог сесть куда угодно — сегодня на сеанс пришло меньше десяти человек. Через минуту погасили свет, раскрылся под монотонное жужжание лебедок занавес. Судя по надписи на билете, фильм назывался "Пьяный ангел", но вместо титров на экране были иероглифы.

Скрипнула дверь. В зал, пригибаясь, вошли трое. Их темные силуэты на мутном черно-белом фоне казались размытыми и нечеткими. Духи уже сновали по экрану, повторяя жесты и движения актеров, придавая плоской картинке некое подобие объема, живости. Сегодня, правда, они были явно не в настроении — действовали нечетко, расходясь с изображением, замыливая его.

Двое опоздавших прошли на ряд выше того, в котором сидел Патрик, разместившись прямо за его спиной. Тревожный зуд оберегов заставил его оглянуться — лицом к лицу с Джастифаем.

— Тс-с-с, — негр приложил палец к мясистым губам. — Не будем мешать людям смотреть фильм.

Руа промолчал. Джастифай положил уку ему на плечо, сверкнув в темноте зубастой улыбкой. На экране врач в какой-то замызганной каморке вытаскивал из руки бандита-оборванца пулю.

— Где девчонка? — шепотом спросил Джастифай. — Ты забрал ее из больницы вчера, вы сели на такси и уехали. Где она?

— А если я не скажу? — поинтересовался Патрик. Пальцы на плече слегка сжались.

— Тогда я выбью из тебя ответ. Вместе с большей частью зубов.

— Здесь? — уточнил Руа. Джастифай ответил еще одной улыбкой.

— Не дури со мной, приятель. Это больно. Где девчонка?

— Патрик отворачивается к экрану. Обереги под кожей разогрелись так сильно, что обжигают. Сзади слышится какая-то возня. Проходит несколько секунд — и Руа видит, как Джастифай с напарником покидают зал. Теперь все — механизм запущен. Если Патрик все правильно рассчитал, Джастифай попытается подстеречь его на пути к Тренировочному Центру. Подстеречь и выбить нужные ему сведения. Патрик же постарается сдать его энфорсерам. Главное, чтобы сработал имплантат.

В конце фильма девушка несет урну с прахом убитого гангстера. Наверное, она испытывала к нему какие-то чувства. Не важно.

Глава VIII

Testimony of the Ancients

Первые дни марта в Монреале непрерывно шел снег. Мириады твердых, разогнанных ветром снежинок заполняли воздух сплошной белесой пеленой, которая нещадно царапала кожу, залепляла мутной изморозь дома, покрывала твердым настом заснеженную землю. Жизнь в городе практически остановилась — снег был радиоактивным, уличные дозиметры тревожно перемигивались едва различимыми под налипшей снежной крошкой лампами. На улицах в эти дни слышен был только свист ветра и шорох льдистой крошки о стекла окон и металлические карнизы крыш. Народ интересовал только один вопрос — закончится ли метель к восьмому марта? Восьмого состоится домашний матч между Варлокс и Гуралс. Событие, как ни крути, слишком важное, чтобы испортить его каким-то снегопадом. Бокоры устали от бесконечных просьб сделать что-то с погодой в день игры. Раз за разом они объясняли — со страниц газет, из динамиков радиол и с экранов телевизоров — что метель пришла с Пустошей, и направляют ее куда более могущественные лоа, нежели те, которые подчиняются городской власти. Они призывали хоккейных фанатов молиться и совершать подношения, давали список духов, которые могли помочь, но ничего конкретного не обещали.

Руа провел в больнице почти неделю. Рекрутов лечат не так, как обычных людей. По сути, это скорее ремонт, чем лечение: больше имплантатов, больше чар, больше наговоров. На пару лет меньше — срок службы. По меркам худду-скульптуры работы было не много: два сломанных ребра, несколько внутренних гематом, разрыв селезенки и другое по мелочи. Больше всего времени отвели на восстановление после операции — целых три дня. Они были самыми тоскливыми — большую часть времени Руа просто лежал, глядя в потолок. Амели принесла ему потрепанный том "Моби Дика", а Крис притащил потрепанную радиолу — других развлечений у него не было. Когда эти три дня наконец прошли, возвращаясь к тренировкам Руа чувствовал себя почти счастливым. Во всяком случае, ему казалось, что ощущение счастья должно быть примерно таким — глуховато-щемящим, перехватывающим дыхание и странно хлодящим внутренности. Как будто неизвестный дух, связанный с одним из имплантатов, вдруг ожил и дал о себе знать.

Тренер Перрон на первой же тренировке поставил его в рамку под получасовой обстрел шестерых форвардов. Патрик был собой недоволен, но Перрона результаты устроили.

— Завтра выйдешь на лед. В игре с Бостоном поставить в ворота Соетарта — глупость на которую я пойти не могу. Так что, готовься. Надеюсь, внутри тебя ничего не отвалится?

Патрик отрицательно мотнул головой. Тренер удовлетворенно хмыкнул:

— Вот и славно. Мне нужна завтра хорошая игра. Нужно порадовать фанатов, а заодно и самим встряхнуться. Сезон скоро закончится.

Руа кивнул. Он не понимал, зачем тренер говорит ему это. Перрон повернулся к нему и положил руку на плечо:

— Я был в бешенстве, когда узнал про ту драку, — сказал он негромко. — Я хотел прийти к тебе в палату и устроить такой разнос, какого в этом клубе еще не видели. Но потом вспомнил, что ты — рекрут и орать на тебя толку нет. А потом… потом я подумал вот еще о чем…

Он замолчал, сверля Руа тяжелым взглядом.

— Рекруты не ввязываются в уличные драки. Я бы не удивился, если бы это был Нилан или даже Робинсон. Но за всю мою карьеру я ни разу не слышал, чтобы рекрут подрался на улице. Или вывез через границу беспризорного ребенка.

— Рекрут не кадавр, — ответил Руа. — Мы тоже живые люди.

Перрон удивленно приподнял бровь:

— Серьезно? Ладно, я учту. Можешь идти, Руа.

В раздевалке шумели громче обычного. Завтра игра с "Гуралс", так что нервничали все — и агенты, и рекруты — хоть и каждые на свой манер. Агенты шутили, подбадривали друг друга, громко смеялись, кидались полотенцами; рекруты негромко переговаривались, с муравьиным прилежанием возились с экипировкой, ритмично постукивали лезвиями коньков и крюками клюшек по полу.

Лаперрьер появился в раздевалке как привидение — никем не замеченный. Он некоторое время стоял рядом с подставкой для клюшек у входа, смотрел на игроков. Те, кто сидел ближе ко входу заметили его, замолчали. Постепенно, молчание, как спокойная, неторопливая волна, накрыло всю раздевалку. Все смотрели на тренера.