Несостоявшийся шантаж - Платон Обухов

Коэн лишь склонил голову в знак восхищения. Он действительно не уставал удивляться феноменальной способности Пенна впитывать чужие здравые суждения и выдавать их за свои.

Затем они молча выпили кофе.

Поставив пустую чашечку на поднос, Коэн открыл свой рабочий блокнот. Все темы, которые он намеревался обсудить с президентом во время утренней встречи, были рассмотрены. И теперь он аккуратно зачеркнул свои вопросы.

Закончив обсуждение дел с помощником, Пенн отпустил его. Когда Коэн был уже на пороге Овального кабинета, президент на несколько секунд задержал его:

— Не забудь, в шесть вечера встречаемся на корте Белого дома.

— Разбиваемся на пары как обычно — вы и Джон Сингрэм, а я вместе с директором ЦРУ?

— Естественно, — улыбнулся президент.

У него было хорошее настроение. Когда дверь за Коэном захлопнулась, он откинулся на спинку кресла, не глядя, нащупал клавишу магнитофона. Из нескольких динамиков, размещенных в разных местах Овального кабинета, — чтобы создавался эффект стереофонического звучания — полилась грустная симфония Антонио Вивальди.

«Хорошо, что люди в аппарате умные, лояльные, преданные, — размышлял президент. Он подошел к окну, окинул взглядом лужайку перед Белым домом. — У нас полное взаимопонимание, все основано на взаимном доверии. Сотрудники аппарата компетентны, энергичны. Каждая моя мысль ловится с ходу. Каждый вопрос рассматривается со всех сторон. В итоге предлагаются наилучшие способы разрешения возникающих проблем. Ну, а я сохраняю хорошее здоровье и отличное настроение, имею прекрасные шансы прожить до ста лет…»

Италия (Флоренция)

Просыпаясь, Олег какое-то время находился в двух мирах: облачную мглу сновидений не сразу развеяла земная четкость бодрствующего разума. Он потянулся — ни с чем не сравнимое ощущение бодрости!

Спрыгнув с кровати, Олег побежал в ванную и долго плескался и фыркал под струями холодного душа. Тщательно побрившись, протер лицо одеколоном и пригладил щеткой выбивавшиеся вихры. «Надо будет сходить к парикмахеру», — решил он.

Однако для посещения парикмахера, да и для сотни других дел Олегу нужно было освободиться из-под бдительной опеки людей Акопяна. Они привезли его во Флоренцию и поселили на окраине города в дешевой гостинице под названием «Лузитания».

Смирнов уже решил для себя, что не будет возмещать свой долг Акопяну кражей драгоценностей из коллекции Медичи. «Идти на преступление только для того, чтобы проявить благодарность к человеку, спасшему мне жизнь, нет уж, увольте! — думал он. — Это значит встать на одну доску с убийцами из „Аль-Джихада“. И уж если на то пошло, то платить за мое спасение должны те, кто послал меня в пасть ко льву, — израильские разведчики».

Он выжидал момент для побега. «Я уже второй день во Флоренции, — рассуждал Олег, — хожу по улицам, изучаю планировку музея, в котором размещена коллекция драгоценных камней и старинных камей Медичи. В общем-то, предоставлен самому себе…» А это означало, что судьбу свою он должен был определять сам, раз ему дали время.

Олег натянул джинсы, набросил на плечи легкую куртку спортивного покроя, перекинул через плечо небольшую сумку, в которой лежали свернутый плащ и бритвенные принадлежности, и спустился вниз.

В ресторане отеля его уже поджидал Гайзаг Демирчян — доверенное лицо Акопяна, которому босс поручил опекать Олега. Они сели за столик, заказали одинаковые блюда — пиццу, по ломтику бекона и по куску сладкого пирога.

На широкой тарелке лежали апельсины, яблоки, груши, гранаты.

Единственное отличие между рационом Олега и Гайзага заключалось в том, что Смирнов заказал пива, а армянин выбрал апельсиновый сок.

— Боишься опьянеть? — не смог удержаться от колкого замечания Олег.

— Боюсь, — коротко ответил армянин.

Смирнов не обратил внимания на многозначительность, с которой тот произнес это слово. С первого дня их знакомства Гайзаг претендовал, чтобы его принимали за человека, которому известно все. Олег понимал, что все знать невозможно, и не обращал на это внимания.

После завтрака Смирнов поднялся в номер и четверть часа валялся на диване с газетой в руках, стараясь сохранить приятное состояние расслабленной сытости, разливавшейся по телу.

Затем он потянулся к телефону, набрал номер Гайзага. Тот почти мгновенно снял трубку.

— Сегодня я провожу последнюю рекогносцировку. Завтра приступаю к делу.

— Понял. Спускаюсь, — лаконично отозвался армянин.

Когда над ними навис ослепительный купол Санта-Мария-дель-Фьоре, Гайзаг нарушил затянувшееся молчание:

— У тебя есть план действия?

— Есть, — усмехнулся Олег и покосился на другого сопровождающего — Кеворка, который присоединился к ним у выхода из «Лузитании».

Гайзаг истолковал его движение как требование полной конфиденциальности. Он махнул рукой, и Кеворк отошел в сторону.

— Расскажи, что за план, — посланец Акопяна не мог скрыть нетерпения.

— Не слишком ли много ты хочешь знать, дружище? — ласково потрепал его по плечу Олег.

Гайзаг понял, что расспросы продолжать бесполезно. По его лицу пробежала тень. Он снова махнул рукой, и Кеворк, вынырнув из тени рядом с лавкой с сувенирами, опять присоединился к ним.

Остаток пути они прошли, сохраняя гробовое молчание. Олег был доволен. Тишина позволяла ему сосредоточиться и обдумать план бегства.

Хранилище коллекции драгоценных камней и старинных камей, начало которой положил Козимо Медичи, располагалось в старинном палаццо. В буклете, купленном во время первого посещения музея, Олег вычитал, что в этом палаццо родилась знаменитая Екатерина Медичи, ставшая французской королевой, и последний из Медичи герцог Фердинандо.

Олег и его спутники воспользовались льготным абонементом, который давал право на десятикратное посещение музея по сниженной цене. Смирнов, который понимал, что использует его в последний раз, невольно улыбнулся. Контролер пробил компостером дырочку и перевел равнодушный взгляд на следующих посетителей.

Они разошлись по залам. Еще в Бейруте Акопян проинструктировал своих людей, запрещая им находиться рядом с Олегом в общественных местах. Гайзаг и Кеворк были обязаны не спускать глаз с Олега, пресекая его попытки к бегству. Но при этом никто не должен был догадаться, что они из одной команды.

Наклонившись над витриной, Олег еще раз взглянул на хорошо знакомые камеи. Тонкие профили Юноны, Зевса, Меркурия, Овидия, Калигулы, Нерона дрожали в свете маленьких ламп, искусно замаскированных по краям черной бархатной подкладки. «Умели же мастера работать», — тихо вздохнул Олег. Впрочем, следующий раздел экспозиции, представленный работами Бенвенуто Челлини, был ничуть не хуже выставки произведений древнегреческих и древнеримских мастеров.

Однако для Смирнова все это уже не имело значения. Он отошел от витрины, под бронированным стеклом которой творения Челлини были надежно защищены, и остановился рядом с Демирчяном.

Гайзаг делал вид, что любуется золотой короной, в которую вправлены огромные изумруды и рубины. Сработанная по заказу султана Сулеймана II Великолепного специально для подарка одному из Медичи, корона находилась в фамильной сокровищнице Медичи с XVII века.

— Я хочу сходить в туалет, а ты? — прошептал Олег.

Он обещал Акопяну, что будет держать его мальчиков в курсе своих желаний и потребностей. Охране было приказано неотступно следовать за Олегом даже в ватерклозеты.

— Это все пиво! — не удержался от негодующей реплики Гайзаг, направляясь к выходу из музея. Там располагались туалеты.

По пути он сложил щепотью пальцы, и Кеворк, немного помедлив, присоединился к ним.

«А с эскортом жить даже интереснее, — неожиданно подумал Олег и улыбнулся. — Это делает меня похожим на монарха. Если бы армяне присутствовали на церемонии утреннего одевания и вечернего раздевания, умывания и обмывания, иллюзия того, что я что-то вроде средневекового феодала, стала бы полной. Поистине, нет худа без добра…»

— Чего ты улыбаешься? — настороженно посмотрел на него Демирчян.

— Мне кажется, я разработал очень удачный план, — весело ответил Олег. Он не уточнил — кражи или побега.

Туалет был платным. Олег сунул в прорезь кассового аппарата карточку «Дайнерз Клаб», а Гайзаг ссыпал мелочь.

Олег быстро прошел к свободной кабинке. Уже берясь за ручку дверцы, услышал, как в помещение вошел Кеворк. Он с достоинством захлопнул за собой дверь и тихо опустил крышку унитаза на стульчак. Осторожно встав на нее, поддел носком ботинка пластмассовый шарик, укрепленный на стержне рычага слива.

Под ногами Олега заклокотала вода. Ухватившись за две ручки, запиравшие раму окна, он повернул их до упора вправо. Затем рванул раму на себя.

Окно подалось не сразу. Очевидно, его открывали лишь в дни генеральных уборок. А окна в итальянских туалетах моют реже, чем в туалетах других стран.