Игла - Вольдемар Грилелави

— Первый самостоятельный полет хочу вспомнить. Не в училище, а здесь, в качестве командира вертолета. И первый мой полет был по плану в поселок Кулач. Лету час сорок, погода замечательная, все просто благоприятствовало беспроблемному выполнению рейса. Загрузили меня в аэропорту семью буровиками с баулами вещей. Вахту на смену вез. А первый самостоятельный, он ведь, как по веревочке: ни влево, ни вправо не сверни. Допуски самые максимальные и лишь на проверенные и провезенные площадки. Никаких посторонних посадок не допускается. И вот через час полета один из пассажиров трясет бортмеханика за ногу. Равиль тогда у меня в экипаже был. Он спустился вниз, чтобы конкретно узнать, чего тому потребовалось так внезапно. И уже через минуту мне докладывает о чрезвычайной ситуации на борту:

— Приперло мужика, и очень сильно придавило. Прямо глаза на лоб лезут. Требует срочной посадки, иначе возможны непредсказуемые последствия.

— Потерпеть надо еще минут сорок. Никак не могу. Пусть терпит изо всех сил.

— Говорит, что уже силы покидают его. И без того с полчаса через силу сидит.

Подумал я, поразмыслил и принял окончательное решение. Пусть хоть мне весь вертолет загадит, но никаких посадок я производить не буду. Ведь после первого самостоятельного полета открываются двери в командирское кресло. А пока я еще такого права не получил и нахожусь под пристальным вниманием инструктора. И сейчас даже за маленькое отклонение не даст добро, и тогда я застряну во вторых пилотах на долгое и непредсказуемое время.

— Но ведь беда у человека. Разве у вас не предусматриваются экстренные посадки? — с трудом сдерживая смех, спрашивает женщина. — Положение-то безвыходное.

— Предусмотрены. Но тут просматриваются два противоречия. Во-первых, у меня пока не было допуска на посадку с подбором площадки. А во-вторых, ни в одной инструкции случай с поносом не просматривается. Ни по медицинским показаниям, ни по техническим. Не является сей эпизод аварийной ситуацией. Я так и объясняю бортмеханику, чтобы передал страждущему мои наилучшие пожелания и долгого сорокаминутного терпения. Передать то он передал, да рекомендации оказались непосильными для нашего аварийного пассажира.

Вот сейчас мне хочется напомнить всем вам, что мы там наверху дышим с вами одним воздухом. Одним и тем же, но первые его вдыхаете вы, а потом мы. Любые изменения в атмосфере вашего окружения моментально трансформируются и переносятся к нам в кабину. Вы еще только разливаете водку в надежде, что мы не видим и не слышим, а мы ее уже нюхаем. Даже раньше вас успеваем услышать запах ее паров. Кто-нибудь под шум поршней произведет порчу воздуха, в надежде остаться незамеченным, как у нас моментально эта порча со всеми ее ароматами предстает перед нами. Так случилось и сейчас.

И мы очень скоро поняли, что желудок страждущего товарища больше не нуждается в посадке. Поняли это быстро, сразу и очень ощутимо. Такое живое амбре, словно сортир разбомбили. Ну, думаем, не долетим до Кулача без потерь. У второго пилота уже глаза потекли, а у меня самого сознание слегка помутилось. Но вдруг сей аромат внезапно куда-то исчез. Чему мы несказанно удивились. Складывалось такое впечатление, что обмишурившегося пассажира свои же товарищи выкинули вместе с его амбре и его поносом за борт.

Однако, мы обязательно услыхали бы открывающиеся входные двери в пассажирском салоне. А поскольку они открываются против полета, то посмевшего прикоснуться к дверям вырвало бы вместе с дверями с шумом и грохотом. Но этого не произошло, а запах бесследно исчез. Вот и зарождались в голове всякие непредсказуемые догадки. Что же там случилось с нашим бедолагой?

Разгадка пришла к нам вместе с посадкой. Как я сразу понял, что именно этот пассажир первым выскочил наружу с большой эмалированной кастрюлей в руках и громким матом на устах. Он ее закинул далеко за бархан и объяснил, что теперь он остался без кастрюли, а жена в следующую вахту новую не даст.

Оказывается, когда терпение у него окончательно лопнуло, то единственный грамотный выход он нашел в использовании этой емкости в качестве детского горшка. А потом плотненько прикрыл, вот запах и исчез. А мы тут наверху строим различные фантастические и совершенно невероятные догадки.

В салоне к шуму стихии уже добавился смех и громкие желания продолжить столь щепетильную тему. Саша тоже уже хотел поделиться подобным случаем из его личной практики.

— Очень тема несъедобная, — попытался воспрепятствовать таким повествованиям заместитель начальника. — Нельзя ли про что-нибудь эстетичное и приятное.

— Нельзя. Такая тема от еды отвлекает. На таком неприличном фоне про пищу мысли возникнуть никак не могут, — возразил Гриша и дал добро Саше на его рассказ.

— Помнишь, три месяца назад, когда мы еще в гостинице жили, инструктор Гуляев прилетал к нам. Он тебя отпустил на отдых, а два рейса выполнил со мной. Так вот, первую ходку мы выполняли по дальним буровым. Хорошо хоть без пассажиров летели. Нам всякого барахла нагрузили и по буровым просили разбросать. И как раз в это утро на завтрак Адхам подал нам баклажанную икру.

— Помню, очень хорошо помню тот экзотический завтрак, — печально покачал головой Гриша. — До вашего прилета после этой икры от горшка не мог оторваться.

— Я тоже быстро понял, что она чем-то отличается от нормальной еды, — продолжал Саша. — У меня сложилось впечатление, что эту икру до нас уже кто-то ел. Очень непрезентабельно выглядела она. Да с голодухи не сдержался и полбанки в один присест умял. Так она сразу после взлета напомнила о своем присутствии в организме. Точно так, как твой пассажир, зубами скриплю, но молчу и надеюсь дотянуть до первой буровой. Куда там, быстро сообразил, что удержать ее внутри себя никаких возможностей уже нет. А Гуляев летит по всем правилам, медленно, плавно и, как я понял, сядет не скоро.

В общем, дотерпелся, что возникла угроза экологической катастрофы. Пришлось срочно затребовать у Гуляева немедленной посадки. Притом без всяких заходов и предварительных осмотров местности. То есть, без подбора площадки, а там, что видит под собой. Но ведь Гуляев — сама ходячая инструкция. Поначалу минуты три крутился в поисках подходящего места. Потом еще столько изучал направление ветра, чтобы произвести посадку по всем летным правилам.

Еле дождался, пока он выполнит все эти манипуляции. А икра уже на взводе стоит, и сдержать ее порывы никаких сил уже нет. Даже на простые просьбы и уговоры сил не остается. Рот страшно открывать, так зубы плотно сжал. От ужаса и страха закрыл глаза, пока не услыхал легкое касание колес земной поверхности. Радостно и с глубоким удовлетворением распахнул двери и хотел из кабинки сходу лететь к бархану, как тут перед собой метрах в тридцати вижу самый настоящий туалет с двумя посадочными местами. Правда без дверей, но остальные атрибуты, как стены, крыша и площадка для зависания в полном объеме присутствуют.