Мамалыжный десант (СИ) - Валин Юрий Павлович

Отрезая нитку, Тимофей в очередной раз понял, что ехать в родной Харьков уже и смысла нет. Мама умерла, отца, наверное, тоже нет в живых. Квартира вряд ли уцелела – город, говорят, дочиста разрушен – да и какие права у младшего Лавренко на ту замечательную квартиру? На заводе Тимофей не работал, да и вообще в самое решительное время бесславно сидел под немцами и румынами. Незачем ехать, не осталось у бойца Лавренко ничего, только плацдарм, да эти кабельные несчастные катушки.

Нет, в мире что-то еще оставалось, поскольку катушки даром речи не обладали, а сейчас в дверь блиндажа постучали и осведомились:

– Есть шо живое?

– На месте я! – откликнулся Тимофей, несколько удивляясь воспитанности нежданного гостя – обычно, если дверь не опечатана, все гости без затей сходу вваливались.

В дверь пролез незнакомый сержант – коренастый, длиннорукий, пожилой – придирчиво огляделся и кивнул на коптилку:

– Отож, тайными делами занимаемся посредь белого дня, а, хлопец?

– Почему тайными? Вот, ремонтом занялся, штопаю, – пояснил Тимофей, несколько обескураженный странными подозрениями.

– Оно ж снаружи посветлей. Солнце, га? – прищурился гость.

– Снаружи мешают. Только сядешь, как немедля чего-то кому-то нужно. Я же тут на проезде давно располагаюсь, – боец Лавренко вывернул налицо зашитый чехол шанцевого инструмента и намекнул: – А вы с проверкой или просто языком потрепать?

– Отож не угадал, – сержант протянул здоровенную, размером почти с ту лопатку ладонь. – А ну покажь, як оно вышло. Дэ не боись, чисто с любопытству гляну.

Бояться за потрепанный чехол Тимофею в голову не приходило, да и вообще с какой стати? Подумаешь, сержант приблудный, видали тут начальников и повыше.

Гость развернулся к приоткрытой двери, оценил работу:

– Отож, талант. Гармонию чуешь, – вроде бы без особого издевательства пробормотал сержант, вернул чехол, выпрямился во весь свой невысокий рост, резко кинул лапу к пилотке: – Сержант Торчок, Особый отдел фронта! С вопросом по квартированию и расположению.

Тимофей понял, что уже сам стоит на ногах и застегивает ворот гимнастерки. Умеет гость многозначительно гавкать. Но выселять «Склад КНН» пытались уже дважды, не особо-то вышло.

– Товарищ сержант, если вы по поводу занятия блиндажа, так приказ о переводе склада требуется. Сами понимаете, тут материальные ценности большой ценности.

Гость покосился на ряды красивых, но никчемных катушек и махнул лапой:

– Отож, если двойной ценности, мы не претендуем. И на блиндаж не посягнем. Исключительно на постой, и оченно скоротечный. Держите посланье, товарищ Партизан.

Гость протянул записку.

Посланье оказалось коротким:

«Тов. Лавренко, разместите группу и транспорт на два-три дня. Люди надежные».

Ниже стояла вполне знакомая Тимофею подпись – у него такая же в красноармейской книжке красовалась – старший лейтенант из дивизионного Особого гостей прислал. Это, конечно, иное дело.

Сержант с характерной фамилией Торчок извлек из кармана гимнастерки красное удостоверение, многозначительно продемонстрировал открытым. Впечатлило: боец Лавренко впервые видел сержанта с удостоверением СМЕРШа, и вообще не думал, что такое бывает.

– Что ж, располагайтесь, товарищ сержант. У вас что за транспорт?

– Погодь, товарищ Лавренко. По-людски ознакомимся, – гость подал руку и представился неофициально: – Павло Захарович, старший группы. Отож, можэ и не день, а три-четыре нам дожидаться выйдет, но не отяготим. Бо приказ нам ждать.

Хозяин «Склада КНН» пожал ладонь-лопату и сказал:

– Понимаю, служба есть служба. Места хватит, катушки можно складывать в лежаки, ничего им не делается. А вас много?

– Не особо, втиснемся как-нибудь, – заверил сержант.

Гостей оказалось трое: кроме косноязычного, но вдумчивого Торчка, имелся водитель и собственно машина. Вот ею можно было залюбоваться.

– Додж «три четверти», сотня лошадиных сил. Прямо с завода, – небрежно объяснил шофер, парень возрастом чуть старше Тимофея, в новенькой форме и чистыми погонами рядового. – Тянет как танк, можно гаубицу на буксире таскать или зенитку в кузов поставить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

С шофером все было понятно: болтун и трепач, на фронте без году неделя. Но вот машина…

Американский полу-грузовичок действительно был новеньким, пусть уже пропылился, но аккуратненько, а брезентовый тент так и вообще выглядел, словно только утром натянули.

Тимофей присел, глянул под округлое крыло, на ребристую мощную покрышку.

– Отож разбираешься? – удивился сержант Торчок.

– Не, не умею, – вздохнул Тимофей. – Но она того… чуется гармония, как вы говорите. Сильная машина.

– То да, – согласился Торчок. – Так хороша, что даже с гаком. Давеча пытались с нас тент снять. Андрюха чуток не проспал.

– Да я не проспал! Я сразу услышал, только добежать не успел, – запротестовал водитель.

– Отож я говорил: не жри ту прорву слив, брюхо не сдержит, – мрачно напомнил сержант. – А он «до ветерку, на секунду». Тут только отворотись от хозяйства, сразу лезут.

– Задержали ворье? – счел уместным поинтересоваться Тимофей.

– Та почти, но без юридических тонкостей, – кратко сказал Торчок, и сжал здоровенный кулак – сразу было видно, что и сержант, и его кулаки имеют немалую фронтовую закалку.

Машину поставили впритык, благо имелся капонир, еще старый, весенний. Тимофей достал кусок масксети, обретенный по счастливому стечению обстоятельств и забывчивости саперов. Замаскировали «додж», сходил к часовому связистов: с его поста машина была видна, будет поглядывать. Но понятно, что и самим нужно не зевать. Особисты перетащили в блиндаж груз. Насколько понял Тимофей, в основном это были ящики с оружием и боеприпасами, хорошо упакованная радиостанция, да солидный запас провизии. Но о таких вещах знающий жизнь рядовой Лавренко интересоваться, понятно, не стал. Уже вечерело, Тимофей собрался на кухню за ужином, но сержант остановил:

– С нами повечеришь, не обеднеем.

У гостей в запасе оказалась специальная печечка, вроде керогаза. Водитель Андрюха показал банку с непонятной красивой надписью:

– Видал? Яйца Рузвельта – яичный порошок!

Таких концентратов Тимофею видеть не приходилось. Ушлые гости бахнули в порошковый омлет целую банку колбасного фарша, пахнуло увлекательно. В запасах хозяина склада из достойного дополнения к ужину нашлась только пара луковиц, но и они оказались кстати.

После великолепного ужина сели перед блиндажом, Тимофей закурил.

– Отож напрасно дымишь – с неодобрением заметил сержант. – Бо молодой, а через год дыхать толком не будешь.

– Я для уюта, – пояснил Тимофей. – А год… год – то долго.

Рассказывал гостям про плацдарм, сержант слушал внимательно, вопросы задавал и большой головой качал, а водитель начал клевать носом и его отослали спать. Остатки прибрежных рощ и дальний берег уже тонули в вечерней дымке. Собеседники доедали сливы.

– Отож ты везучий, – задумчиво сказал Павло Захарович. – Пять месяцев на передовой, а только маленько покоцало.

– Я же теперь тыловик, в атаку не хожу, по фрицам стреляю редко, – заметил Тимофей, сворачивая новую «козью ножку». – Только на складе и отсиживаюсь.

– Та не особо ты домосед. Тебя бойцы знают, разом показали, как до Партизана доехати. Но я не про то думкаю. Просто по итогу у тебя две награды, а присягу не принимал, так? – хмыкнул гость.

– Разве я уклоняюсь? Напоминал, говорят «потом, когда в свою часть вернешься». Нет, если надо, отвечу. У нас тут рядом штрафбат стоит, тоже живут люди, воюют.

– Усе воюют, Тимоха. Не в том дело, – сержант потер щеку – он был из тех мужиков, у которых щетина прет как трава после дождя, вроде только что был бритый, а через час рожа сплошь рашпилем. – Ты как с идейной стороны себя ощущаешь?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Хорошо ощущаю. Советский я человек. То, что в комсомол не приняли…

– Погодь с комсомолом, я не про то. Ты как к врагу относишься?