Время тяжелых ботинок - Владимир Король

– Запомни, Захарыч, Кинжал – это мой фарт, – тут пахан уже не шутил.

Толстый в ответ промолчал и подумал: «Да, Кинжал – это его фарт».

Желвак поулыбался, а когда кореш окончательно расслабился, добил его:

– Шутки-шутки, а х… в желудке.

25

На тумбочке звякнул телефон внутренней связи:

– Сергей Павлович, – говорил человек из охраны, – зайдите в ресторан. Вы должны это видеть.

Да, на это действительно надо было посмотреть.

Братва в одних плавках водила пьяный хоровод – с голыми ярославскими девчонками.

Посреди круга стоял стол, на нём стул, на котором восседал довольный Лёня Кинжал, правда, одетый. Это и было его второе, более скромное, чем «мерседес-600», желание.

У него на коленях расположилась Ликуша.

Задрав и без того коротенькую юбочку, она показывала чисто символические прозрачные трусики и, по-хозяйски обняв любимого, неистово визжала:

– Ой, не могу!!! Ой, холодно!!! Ой, щекотно!!!

Триумфатор медленно вливал шампанское из бутылки между её грудей.

Братва хором кричала:

– Горько!!!

– Да здравствует наш дефолт – самый прибыльный в мире!!!

– Лёне Кинжалу – многая лета!!!

Желвак толкнул кореша в бок:

– Слова для лозунгов – не ты писал?

– Ты чё, в натуре, окстись! – не на шутку перепугался Толстый.

А Кинжал уже слизывал шампанское с ослепительно белых округлостей Ликуши.

– Ого! – крикнула одна из ярославских девчонок, – Лёнька, и меня! В какой фирме язык вытягивал?

– Заткнись, шалава! – завопила Ликуша. – На чужой каравай ног не раздвигай!

– Твоя школа, – кивнул другу Желвак.

Толстый стал подталкивать Палыча к выходу и в замешательстве бурчал:

– Буржуазно, куртуазно и нагло – вплоть до безобразия.

– Скажи спасибо, что если и брутально, но хоть – не анально, – заключил пахан.

26

Осень 1998 года была золотой.

И на её фоне брошенные торговые павильоны по всей Москве смотрелись особенно дико – распахнутые настежь двери, кое-где даже оставленный товар. А в одном, на Профсоюзной улице, красовалась огромная куча дерьма: потребительскому рынку от его доброжелателей – поклон.

Леонид Брут работал как одержимый. Шкипер говорил: «Расслабься ты, Оса, всё же идёт как надо. Чего ты землю роешь? Теперь работа одна – ждать. Сразу видно – не сидел ты в засаде где-нибудь в горах Афганистана, никарагуанской сельве или джунглях Анголы. У военного разведчика должно быть ангельское терпение. Остынь, это непрофессионально. Наш генерал учит, не теряя головы, терпеть состояние конструктивной неопределённости».

Кинжал огрызался: «Сами говорили: разведка без куража – как скотина без фуража – вымирает».

27

Зима свалилась, как всегда, неожиданно, первого ноября, – непреодолимыми снежными заносами и жгучими морозами. Резко свалившиеся минус двадцать пять словно довершали начатое нерадивыми российскими руководителями – народ мёрз. Платить за тепло было нечем и там, где это было возможно, его отключали.

Фирмы разорялись. Предприятия закрывались.

Правда, в Москве официальная безработица составила всего 1,5 процента. Понятно, что на самом деле людей, лишившихся работы, было намного больше, но ощущения повальности безработицы в столице не было. Как и предсказывали эконометрики, кризис больнее всего ударил по среднему и малому бизнесу. Обывателю, то есть тому, кому терять и так нечего, 80 процентов своих доходов теперь надо было тратить, чтобы не умереть с голоду. Обычно стандарт затрат на продукты питания вчетверо меньше.

Один за другим разорялась коммерческие банки. На банкротство их обрекают нервные вкладчики. «Заботиться о нервной системе своих граждан должна власть, а это – то, чего в России не делалось никогда», – сказал Толстый. Эти мысли удивительным образом совпадали с тем, что ещё в 1924 году говорил профессор Л.М. Розенштейн, отец-основатель советской профилактической психиатрии: «Наше время характеризуется большим развитием нервности среди населения».

28

18 ноября, в понедельник, около полудня, в гостиницу «Байкал» съехалась вся верхушка криминальной власти холдинга.

Лица были хмурыми, сосредоточенными.

Да, к тому, что случилось, они изрядно подготовились. Только вопрос – что же дальше? – из области бизнес-планирования оборачивался проблемой жизни или смерти легальной хозяйственной деятельности.

Кинжалу надлежало сидеть в соседнем номере и ждать.

Его предупредили, чтобы никуда не звонил и сам на телефонные звонки не отвечал.

К нему приставили Ликушу. К тому же он был в курсе, что один из его сотовых телефонов заряжен миниатюрным диктофоном, который записывает не только разговоры по трубке, но и вообще всё, что произносится в радиусе нескольких метров. Это обнаружили люди Шкипера, но разряжать не стали: предупреждён, значит – вооружён.

Условия, поставленные Кинжалом на сходе под Ярославлем, инициировал лично Сергей Павлович Быков, он же Желвак. Его поддерживали не все. Предстояло решить прямо сейчас, будет ли Кинжал полноправным хозяином холдинга и отвечать за него головой или станет «попкой», зиц-председателем при Желваке, с каким-нибудь громким пустым титулом вроде старшего вице-президента.

Уже лет шесть на сходах то и дело обсуждались вопросы, не имевшие к криминальной работе никакого отношения. Иногда они превращались в партийно-хозяйственный актив.

И воры всё больше понимали – управлять бизнесом они не умеют.

Приходилось приглашать специалистов, заслушивать их. А привлечённые не знали, что такое жить по понятиям, несли всякую чушь. Не помогал и опыт «смотрящих», которые были к легальному бизнесу ближе остальных. Вставал какой-нибудь Гена Болт и произносил сакраментальную фразу: «Вор должен воровать». На этом «партхозактив» можно было считать завершённым и переходить к культурной программе.

Но из тех полутора десятков авторитетов, что собрались в «Байкале», трое пользовались славой людей, которые разводить подобные ситуации умели. Это «воры в законе» Серёга Желвак из Москвы, Федя Штрек из Кемерово и Витя Китаец из Владивостока.

Все трое договорились: Кинжал должен получить полную и реальную власть над «чистым» бизнесом в холдинге – сроком на один год. Дальше – по обстоятельствам.

Начался разговор трудно.

Слово сразу взял любитель длинных базаров Костя Фанера из Петрозаводска:

– Желвак, объясни ты нам, несведущим, откуда вообще нарисовался этот фраер по фамилии Брут, как он к тебе попал? Ходят разные слухи, братва говорит, что его занесло в коллектив чуть ли ветром. Но ты же знаешь, у нас так не бывает.

«Эх, – подумал Желвак, – жаль, что нельзя попросить вместо себя ответить кореша Толстого. Вот сидит в самом углу, играет своей терракотовой записной книжкой.

Захарыч – «положенец», это нечто среднее между пацаном и «вором в законе», но в «законники» не рвётся, потому что тогда на его писательской карьере можно было бы поставить крест.

Писать он любит и умеет и выступать горазд. Но сейчас придётся самому.»

– Как вы помните, на сходе позапрошлым летом, в Тамбове, был приговорён к смерти «положенец» Ахмет – за оскорбление «вора в законе», то есть лично меня, – начал Желвак. – Я попросил организацию этой акции поручить мне, и никого из бывалых ликвидаторов и «быков» подпрягать не собирался. Была информация от нашего человечка в МВД, что в случае, если Ахмета замочат, у меня могут быть большие неприятности.

Теперь доказано, что Ахмета вели менты. Он ссучился, после нашего приговора его увезли в Питер и спрятали в изоляторе временного содержания. Наши люди пошептали, что сидит там один мастер спорта по боксу и ломится ему сто тридцать первая, за лохматый сейф. Наш Толстый всё, что нужно, раскопал, организовал. Так и появился этот Брут – сначала в роли ликвидатора.

– Говорят, у него и фамилия была другая, – вступил Вася Пикап из Новосибирска.

– Да, пришлось сочинить ему другую биографию, чтобы потом спрятать концы в воду.

Но сегодня у него подлинные документы, он выездной. Тот, который якобы замочил Ахмета, Рогожу и Желтка, повесился в следственном изоляторе в Питере. Пусть теперь менты поищут, кто мочканул их стукача. Зато наш Кинжал живёт, здравствует, искать его никто не будет, да вот теперь ещё и спас холдинг от обвала рубля.

– А откуда у Кинжала такие познания в экономике и финансах? – не унимался Костя Фанера.

– Он вообще оказался человеком образованным, – кандидат наук, свободно владеет двумя языками. Когда мы про это прознали, решили, что такой фраерок нам сгодится.

Зацепили мы его этой малолеткой, припугнули, хотя там ему действительно выходил большой срок и незавидная судьба «петуха». Деваться было некуда, он и повёлся. А потом выяснилось, что мы заполучили чуть ли ни лучшего в стране специалиста по этой, как там её, Захарыч?