За его спиной (СИ) - Зайцева Мария

Не нужен ей такой прожженный, верченый всех переделках, битый жизнью бирюк… Ей молодой парнишка нужен, такой же наивный и восторженный, как она сама… Чтоб все чисто, чтоб первая любовь, там, первые поцелуи, рассвет, закат и прочее дерьмо… То самое, которого у него, Бродяги, никогда не было… Не для таких, как он, романтика… И он сам не для такой, как эта девочка…

То, что случилось в дворницкой, просто помрачение, глупость… Конечно, это не значило, что Бродяга оставит Лялю без помощи, нет! Но больше смотреть на нее в таком ракурсе нельзя. Опасно очень. Засмотрится, задумается, и потом раз — и Ляля уже под ним, смотрит испуганно и умоляюще, крикнуть боится, и губы у нее влажные, такие готовые для него…

Черт! Задумался все же!

Бродяга сжал кулаки, вжимая ногти в ладонь, чтоб хоть немного отрезвить себя, дурака бешеного.

Он знал, что с ним такое происходит: откат , помноженный на уже распробованную сладость, от которой так сложно отказаться… И зверь внутри нашептывает: “А почему ты должен отказываться? Она же явно не против была… А если и против, то не сказала про это… В конце концов, ты ее спас, подставился ради нее, опять в перспективе на зону загреметь… Можно же за все хлопоты хоть какой-то небольшой бонус? Почему нет? Просто подойти сейчас к дивану, встать на колени перед девчонкой, положить ладонь на губы, запечатывая намертво, чтоб не вздумала крикнуть, и просто взять ее… Что она сможет сделать? Да ничего! И, судя по реакции в дворницкой, делать ничего не будет… И, может, ей понравится даже… А ты свою награду заслуженную получишь… Не тормози, дурак!”

Бродяга вынужден был откинуться назад и, стиснув зубы, пару раз долбануть затылком о ветхую деревянную стену домика, изгоняя внутреннего зверя, которому так легко, так сладко было дать свободу… А потом ощущать себя дерьмом, тварью, воспользовавшейся ситуацией… Ляля не будет сопротивляться, да, он уже это понял… Не тот характер, не боец она по натуре, нежная и слабая кошечка с мягкими коготками…

Обидеть такую нежность… Это какой тварью надо быть? Такой, как он.

Бродяга думал об этом всем, думал, приводил доводы разума в ответ на примитивные плотские желания зверя, и даже сумел его победить… Вроде…

Но тут Ляля сначала заметалась на диване, застонала так низко, так влекуще, что в глазах помутилось от мгновенно хлынувшего в голову возбуждения.

Бродяга, замерев, смотрел на нее, выгибающуюся на диване, прикусывающую губы, бессильно сжимающую кулачки… И горел самой бешеной, самой жуткой похотью, о которой и не подозревал даже до сих пор, что способен на такое!

А затем Ляля вскинулась на диване, уставилась на него ярким, совершенно безумным зовущим взглядом…

И Бродяга не смог его проигнорировать…

И, задавая вопрос про согреть, на самом деле, думал, что она испугается, отвернется… И даст ему шанс остаться человеком в своих глазах.

Но Ляля, изумленно распахнув ресницы, прикусила губу и… кивнула. Соглашаясь. И тем самым бросая Бродягу в дикую пропасть, из которой выбраться было не суждено. Им обоим.

Глава 24

Бродяга неожиданно оказался рядом, я буквально только моргнуть успела… Мгновение всего: он у окна, сидит и смотрит на меня этим безумным, обжигающим взглядом, а потом раз — и уже возле дивана, и руки, тяжелые такие, как надо тяжелые, на плечах.

Я задохнулась, немея от происходящего, раскрыла рот, чтоб сказать, что… Что сказать? Что не хочу? Так ведь это неправда… Что…

— Боюсь… — каким образом это признание вырвалось, сама не поняла. И так жалобно получилось, так по-детски…

Бродяга замер, по-прежнему держа руки на моих плечах и глядя тяжело и темно в глаза, и я тут же испугалась, что он сейчас остановится, отпустит меня! Поймет… Неправильно поймет! Или правильно? Как понять себя? Как понять, чего хочется?

Определенно, чтоб он был рядом… Это — самое главное!

И я потянулась к Бродяге, сама, пытаясь удержать, показать, что не то имела в виду, что…

Плечи у него невероятно широкие, такие большие, не обхватывались! Руки беспомощно скользнули на грудь, упираясь в каменные мышцы, а Бродяга, проследив за моим нелепым движением, тихо проронил:

— Не бойся…

И мягко токнул меня обратно на диван.

Я упала на спину практически с облегчением, отдавая полностью бразды правления ему, такому сильному, такому опытному… Он знал, что делать. Всегда знал, в любой ситуации. Оставалось надеяться, что и сейчас тоже знает…

Я закрыла глаза, тяжело, с присвистом дыша и ощущая с каким-то первобытным восторгом опытные, тяжелые руки на своем теле… Они скользили, обжигая смелостью ласк, вседозволенностью, словно я уже принадлежала ему и позволила все. Хотя… Это же правда!

Я плавилась от стыда и смущения, кожа горела в тех местах, где он касался, его запах, тяжелый, мужской, становился гуще, насыщенней, сводя с ума еще больше, и я не сразу поняла, что одежды на мне уже не осталось, и ладони, крупные, шершавые, скользили по голому телу!

Это было так остро, так дико, что я невольно потянулась закрыться, но мои пальцы поймали и аккуратно отвели в стороны, а груди,( голой, Всевышний, голой!) коснулись горячие сухие губы… Меня начало трясти такой сильной дрожью, что остановить не могла, только выгнулась почему-то, невольно подставляясь под неожиданную стыдную ласку, и застонала, задышала, мучительно кусая губы. Почему-то звуки, которые вырывались из моей груди, казались пошлыми и неправильными… Я не должна… Я вообще не должна…

Но Бродяга не делал больно, совсем нет! Просто… Просто это было так ново и странно, что я не могла понять происходящего, не могла до конца осознать, что вот сейчас, именно в эту минуту, я лежу на диване, обнаженная, и взрослый, сильный опытный мужчина целует мою грудь… Каждую. По очереди. Касается языком, что-то делает такое, отчего я вся горю, плавлюсь, умираю каждую секунду…

Я не открывала глаз, казалось, что никакая сила не заставила бы меня сейчас посмотреть на него, только тактильно ощущалось, что Бродяга тоже разделся… По крайней мере, мои слабые пальцы, все скользящие и скользящие по его плечам, не натыкались на одежду…

Тьма окружала нас, делая невозможное реальным, но только в моем воображении. А реальность… Реальность была еще более волнующей, слишком волнующей, чтоб ее рассматривать…

Бродяга прошелся губами по животу, спускаясь ниже и ниже… И я вскрикнула, осознав, где он сейчас меня касается! И попыталась вырваться, сгорая от стыда и первобытного ужаса, что-то забормотала бессвязное, умоляющее, но Бродяга удержал, легко пресек мои попытки спастись, и что-то такое сделал, как-то так дотронулся губами, что я только пораженно замерла, запрокинув руки над головой в тщетной попытке освободиться и раскрыла слепые глаза, бессмысленно уставясь в темноту, навалившуюся на меня со всех сторон, окутавшую теплым безопасным коконом.

Именно темнота дала мне силы, дала ложное ощущение безопасности и помогла принять то, что делал со мной сейчас Бродяга.

Бесстыдно, жадно, так… по-животному… Я не могла ничего сделать, зафиксированная жесткими, опытными руками в нужном ему положении, только принимать все, что он хотел мне дать. И с огромным удивлением и стыдом понимать, что мне это нравится…

Всевышний, это было так неправильно! Так неправильно! Но дрожь, зародившаяся внутри меня, совсем на другое указывала. На то, что мое тело очень даже не против происходящего…

Мне было жарко, так жарко, так горячо даже, словно каждый сантиментр кожи горел! И особенно там, где касался Бродяга.

Я билась в его руках, бессмысленно то вытягивая руки над головой, то пытаясь достать до головы и плеч мучившего так сладко и стыдно мужчины, и каждый раз терпя поражение…

А затем что-то произошло, странное и страшноватое даже, потому что меня стало трясти совсем уж дико и неконтролируемо, а жар изнутри перетек наружу, и я закричала от сладкой боли во всем теле. Такой изысканной, такой острой, такой правильной сейчас!