Кровь, или 72 часа - Дмитрий Григорьев

«Кто-то из них обладает невиданной силой, способной уничтожить такую массу чужеродной энергии! — думала Ника, скользя взглядом по лицам своих попутчиков. — В чем же тогда моя миссия, если существует такая сила? Не проще ли привлечь ее на свою сторону?!»

Она пыталась найти своего спасителя: «Неужели неинтересно взглянуть на того, кого ты только что спас от смерти?!»

Но никто не проявил к ней повышенного внимания ни по дороге в туалет, ни обратно. Вернувшись на место, Ника никак не могла застегнуть ремень безопасности. Тревожные мысли не давали сконцентрироваться на такой простой задаче. Она не могла понять, свидетелем чему была, и это терзало ее до самой Канады.

В отличие от нее Денис проспал остаток пути, словно после суточного дежурства на скорой, и даже жесткий толчок шасси о посадочную полосу и шум торможения не разбудили его.

«Как же он перенервничал из-за меня! — нежно думала Ника, глядя на мирно посапывающего Диню. — Как бы мне убедить стюардессу не будить его и разрешить нам остаться в самолете на время дозаправки?»

Но убеждать никого не пришлось. Из самолета их и так не выпустили. Оказалось, что на предыдущий рейс не вернулась треть россиян, решивших остаться в Канаде. Руководство аэрофлота не хотело наступать на одни и те же грабли и от греха подальше заперло пронырливых россиян на борту. Так что на земную твердь они смогли ступить только в Нью-Йорке.

Ника продолжила сканировать группу прилетевших вместе с ними пассажиров. Но снова ничего примечательного не увидела, если не считать ледяного взгляда из толпы встречающих. Этот взгляд был настолько пристальным, что даже Денис его заметил.

— Похоже, нас встречают из благотворительной организации, — тронул он Нику, показывая на высокого мужчину скандинавской внешности.

— Добро пожаловать! — услышали они совсем с другой стороны. — Меня зовут Рэйчел. Я представляю принимающую вас больницу и буду вашим куратором!

Невысокая полная женщина обращалась к ним на родном языке с легким одесским акцентом. Они дружно поздоровались. Ника обернулась. Высокий мужчина уже растворился в толпе.

— Следующие три месяца мы проведем вместе! — Рэйчел ловко лавировала среди пассажиров.

— Извините, мы опаздываем? — поинтересовался Денис.

— Совсем наоборот! Вам тут сидеть до вечера!

— Тогда можно так не бежать?

— А почему сидеть только нам? — спросила Ника, отдышавшись. — Вы же сказали, что вы наш куратор.

— У меня дела на Брайтон-Бич. Сидите здесь, никуда не уходите. Вечером я вас найду.

До рейса на Балтимор оставалось без малого десять часов.

— У нас же нет ни цента! — кинулся Денис за Рэйчел. — Мы все до копейки отдали за билеты.

Но куда там! Он тут же потерял ее в море голов.

— Этот «колобок» катается быстрее, чем я бегаю! — вернулся он ни с чем. — Тебе же обещали полное содержание в течение всего курса лечения! Я надеюсь, тебя здесь не голодом собираются лечить?!

— Не переживай! — успокоила его Ника. — Я есть не хочу. Тем более что у нас сейчас поздний вечер, а кто же ест на ночь? Давай-ка лучше прикорнем. Смотри, какие тут сиденья мягкие!

Ника уже засыпала, когда муж вдруг вскочил:

— Какого черта!

— Что случилось? — пробурчала сквозь сон Ника.

— Я, конечно, в английском не силен, но, по-моему, объявили рейс на Балтимор!

И точно! На электронном табло высветился Балтимор.

— Почему мы не полетели раньше?! — потребовали они объяснений, когда вернулась Рэйчел.

— Билетов не было! — дыхнула она перегаром. — Пойдем, нам в конец терминала.

— А это что, летает? — саркастически спросила Ника, увидев серебристую «вонючку» с пропеллерами.

Хорошо, что напыщенный капитан воздушного суденышка не знал русского языка или знал, да не подал виду…

«Почему раньше не улетели? Почему раньше не улетели? — ворчала про себя Рашель, а именно так ее звали на маленькой родине под Одессой. — Потому что если бы купили билеты на боинг, мне бы никакого навара не осталось! Или вы думаете, я с вами буду нянькаться за одну зарплату? На чартере долетите. Не баре!»

Она плюхнулась в кресло позади своих подопечных и тут же захрапела.

Сквозь ее храп Ника едва улавливала шум мотора, который был на удивление слабым по сравнению с турбинами авиалайнера. Она сидела у окна и устало смотрела на отблески ночных габаритных огней в лопастях пропеллера. Ника никогда не летала на винтовых самолетах и была немало удивлена, что их здесь используют.

Плавное покачивание убаюкивало. В Питере уже светало, и организм уже не просил, а требовал сна. Она задремала на плече у Дениса. Ей снилось, что черная энергия, напавшая на нее над Атлантикой, снова атакует ее. Ника проснулась в холодном поту.

«Нет, это был не сон!»

Вокруг действительно то появлялись, то исчезали те самые сгустки, в которых она чуть не захлебнулась над океаном. Чем дольше они летели, тем чаще встречались завихрения чужеродной энергии. Сквозь подступающий страх Ника услышала объявление пилота о скором прибытии в Интернациональный Балтимор-Вашингтонский аэропорт. И тут ее будто током ударило. Она вспомнила тревогу Матрены:

— Тяжело тебе будет, девонька! Уж больно в неудачном месте тебе выбрали больницу!

— Что же в нем плохого? — удивилась тогда Ника.

— Уж больно там много выходцев с черного континента. И упаси тебя бог от поездок в Вашингтон.

— А как же столичные достопримечательности?

— Их главная достопримечательность в том, что негров там больше, чем белых! Шанс столкнуться с черными сестрами слишком велик!

— Что же делать?!

— На первых порах я тебе помогу! — Старуха зарылась под подушки и извлекла оттуда старинную книгу в черном переплете.

Края обложки были прошиты тонкими полосками мягкой кожи ягненка. Матрена выплела одну из них и трясущимися руками завязала на левом запястье девушки.

— Поначалу этот амулет защитит тебя! Но насколько его хватит, сказать не могу.

Ника знала, как дорога эта книга знахарке. Книга была семейной реликвией. Ее передавали из поколения в поколение, и именно из-за нее убили мать Матрены.

— Я никогда не рассказывала тебе, как эта книга вернулась ко мне, — поймав благоговейный взгляд девушки, сказала Матрена. — Присядем на дорожку!

Опять, как много лет назад, Ника завороженно слушала свою наставницу. А та рассказывала про деревенского бобыля, жизнь которого не задалась, и он потихоньку спивался. По осени, когда дачные собутыльники разъезжались, ему становилось совсем невмоготу. Однако той осенью ему повезло: по деревням ездил антиквар, которому бобыль сплавил свой семейный иконостас. На вырученные деньги он гулял аж до самых заморозков. А как деньги кончились, скрутило его не по-детски. Начал он шарить по пустым дачам, да и нашел бутылку спиртовой морилки. Опохмелиться-то он опохмелился, а на следующее утро чуть не спятил.

Проснувшись в нетопленном доме, он синими от холода руками затопил печь. Огонь согрел руки, но синева не прошла. Из засиженного мухами зеркала на него смотрело синюшное лицо висельника. Поход в туалет окончательно добил его: в синих пальцах грустно висел сморщенный баклажанчик! В отчаянии он схватил топор и понесся на выселки.

— Я тебе на всю зиму дров наколю, — вбежал он к дряхлой знахарке, — только изгони из меня дьявола!

— Никак морилки опился! — глянув на него, улыбнулась бабуля. — Присядь, милок. Найдем мы на твоего дьявола управу!

Старушка достала старинную книгу и начала ее листать, что-то пришептывая себе под нос. И тут в синего дровокола вселился дьявол посерьезнее.

«Будут еще иконы, звони!» — вспомнил он напутствие антиквара.

Мужик не сводил глаз со старинной книги: «Куда же я засунул клочок бумаги с телефоном маклака?»

«Место тихое, от деревни далече, — нашептывал ему бес. — Дело верное!»

Недолго думая, бобыль тюкнул бабулю обушком по голове, да и был таков. На улице сорвал пленку со старого парника и завернул в нее книгу. Спрятал сокровище под ватник и побежал в лес.

«Хоть уже и темно, но в поселок лучше вернуться с другой стороны, — рассудил убийца. — Да и топор надо закинуть куда подальше!»

Среди деревьев он не сразу заметил хлопья первого снега. Природа не простила душегуба. В тот год ранний снег занес все пути-дороги. Знакомые тропинки спрятались под пуховым одеялом, а холодный лес стегал его голыми ветвями.

«Это ничего! Пойду на шум дороги!»

Но дорога молчала, и он продолжал плутать по белому лесу. Когда сил совсем не осталось, вдали замерцал слабый огонек. Воспрянув духом, душегуб из последних сил побежал на свет. Сердце его готово было выпрыгнуть из груди, в ушах били медные колокола, а поджилки тряслись, как у паралитика.

Он уже еле дышал, когда уперся в частокол забора. Из глубины двора манило одинокое окошко. Оставив под забором книгу, бобыль побрел вдоль ограды в поисках калитки. Ноги уже не слушались. Он на что-то наступил и неуклюже завалился на бок. Только теперь мужик разглядел прислоненную к забору косу, лезвие которой было припорошено снегом. Душегуб в ужасе поднял ногу и понял, что не чувствует пальцев вовсе не из-за холода. В свете окна отчетливо виднелась нога без половины ступни…