Кровь, или 72 часа - Дмитрий Григорьев

При виде девушки его рука сама тянулась к ужасному шраму на щеке, а грудь тоскливо сжималась.

«Что со мной!» — не понимал он и решил, на всякий случай, не спускать с нее глаз.

Иные чувства разбудила Венди в молодом внуке герцога.

Проезжая мимо на коне, он нагнулся и визгливым фальцетом проорал над самым ухом помощницы кухарки:

— Посторонись, чучело!

Новенькая шарахнулась в сторону и выронила корзину. Низко надвинутый капюшон соскользнул с головы. При виде рассыпанных по плечам золотых кудрей смех застрял у шутника в горле.

С тех пор Венди стала все чаще натыкаться на его наглый взгляд.

«Разве можно иметь такие противные белесые глаза!» — передергивало ее, и она стала реже показываться во дворе.

Да и некогда ей было разгуливать! Запираясь в своей каморке, она колдовала над своими травами. С ее появлением к столу большого герцогского семейства стала подаваться не только купленная зелень. В рацион знати были искусно подмешаны сушеные ростки люцерны и лепестки красного клевера. Отвар из тех же трав удачно дополнял букет душистых вин, которые лились рекой в трапезных залах. Однако принесенные с собой травы быстро кончились, и сегодня в действие вступал оговоренный с матерью план.

— Венди! — уже кричала из кухни кухарка. — Корзина готова!

Она вышла из каморки и наткнулась на управляющего.

— Справляешься? — строго спросил он.

Помощница кухарки кротко кивнула.

— Справляется, справляется! — поддакнула кухарка. — Вы только посмотрите, что придумала! — она показала на корзину, забитую объедками.

— Что это?!

— Зачем все объедки отдавать свиньям? — смиренно проговорила Венди. — Можно выбирать что получше и относить юродивым на городскую площадь. Пусть молятся за нашего любимого герцога!

— Неплохо придумано! — согласился управляющий. — Только непременно говори, что еда со стола самого герцога!

— Да, ваша милость!

Пока нищие дрались за объедки изысканной снеди, одетая оборванкой мать передавала ей травы. Были там и грудные сборы, составленные отцом.

Живя на кухне, Венди без труда могла готовить себе отвары и украдкой дышать их целебными парами. Вот и сейчас она затворила ставни и склонилась над душистым паром, украдкой поглядывая на дверь. Поднимающийся из чугунка пар вдруг исказил дверной проем, и он заколыхался, как отражение в морской волне. В кухне все перемешалось. С окон исчезли ставни, а сами окна пришли в движение. Свет теперь лился отовсюду! Она закрыла глаза, но беспорядочная круговерть не прекратилась. Перед ней продолжали кружиться светлые пятна окон. Однако вместо узких проемов с высокими сводами она теперь видела оконные рамы в лопнувших пузырях старой краски…

Перед Никой сидел напуганный фармаколог. Он смотрел на обмякшее тело студентки с безвольно повисшей головой. Ее пустой взгляд исподлобья перепугал его до смерти.

«Убийца! Убийца!» — вдруг застучало в голове.

«Тебя будут судить как извращенца!» — послышалось из угла.

«Твои портреты появятся во всех газетах. Твои косточки будут перемывать на телевизионных шоу!» — звучало с другой стороны.

Первое оцепенение прошло. Он пулей вылетел из класса, а вслед летело: «Позор, убийца, извращенец!»

Он не помнил, как очутился на своем предприятии. Его неожиданное появление застало врасплох персонал, но шеф даже не глянул в их сторону.

— Мне срочно нужен реагент, содержащий очищенный цианистый калий! — бросил он старшей лаборантке и, не поднимая глаз, проскользнул к себе в кабинет.

Стоя перед сейфом с высокотоксичными химикатами, пожилая женщина пыталась сложить два и два.

«Проект с этим реактивом давно закончен! — она нервно перебирала однотипные склянки. — С какого барабана он ему понадобился?!»

Чем дольше она копалась в сейфе, тем сильнее ее мучили сомнения. За многие годы совместной работы женщина никогда не видела своего шефа таким.

«Странный он какой-то сегодня! Где неизменный масляный прищур? Где слащавая улыбочка на холеном лице?! И где само холеное лицо?! Даже когда его бросила жена, он так не выглядел!»

Нужная склянка все не находилась.

«Значит, не судьба! — решила лаборантка и взяла жирно-кислотную калиевую соль. — Семь бед — один ответ!»

Шеф мельком глянул на этикетку с черепом и костями. Не вчитываясь в маркировку химиката, он поторопил лаборантку:

— Свободна!

Не дожидаясь, пока лаборантка выйдет, он насыпал небольшую горку белого порошка на шпатель и, выдохнув, как перед стопкой водки, ссыпал порошок в рот. Остолбеневшая лаборантка с ужасом смотрела на оседающего шефа.

— Что с ним? — с неподдельной тревогой спросила она прибывшего врача скорой.

— А хрен его знает! — не заботясь о репутации, заявил измотанный за дежурство доктор. — Похоже на обычный обморок. Наверное, решил, что умер, и отключился. Не переживайте. Психиатры разберутся!

Он достал бланк истории болезни и повертел в руках склянку.

— Так чем он у нас объелся? Что это за химикат?

— Инсектицид на мыльной основе.

— Значит, в машине пузыри пускать начнет! Хорошо! У нас как раз носилки от засохшей блевотины не отмываются!

Веселый доктор отвезла неудавшегося самоубийцу в токсикологическое отделение, где его ожидала долгая и нудная психологическая реабилитация…

Государственные экзамены в тот год принимала вытащенная с пенсии бабуля, у которой Ника заслужила свою твердую четверку.

Глава 4. В логово врага

Работа в «сумочной» оказалась не очень творческой, но зато Диня был рядом! Они договорились со старшей сестрой, и теперь их графики дежурств совпадали. В перерывах между вызовами Денис уже не резался в домино с водителями, а оттягивался на топчане в «сумочной» у своей ненаглядной. И только ночью он оставался без присмотра, за что и поплатился.

Виной всему стало отсутствие двух вещей: бытовых условий на подстанции и передних зубов у водителя Дениса. Притчей во языцех были «удобства во дворе» медицинского учреждения города-миллионера! На многочисленные жалобы работников заведующий отвечал заезженной шуткой:

— Воспринимайте это как тренировку выезда на кишечную инфекцию!

— Воспринимай это как тренировку выезда на энурез! — отвечал ночами мужской персонал, справляя малую нужду под окнами заведующего.

Дух противоречия был подкреплен духом состязания. Чья струя долетала выше, тот и считался главным оппозиционером ночи. Был среди них и лидер оппозиции, который умудрялся добивать до самого подоконника. Его вклад в борьбу за правое дело обычно красовался желтыми брызгами на оконном стекле начальника.

Однажды ночью, вернувшись с вызова, Денис со своим водителем начал обычное соревнование на высоту струи. Молодой специалист так увлекся подбором наиболее эффективного угла атаки, что не обратил внимания на донесшийся аромат выгребной ямы.

Вслед за тяжелым духом из туалета показалась такая же тяжеловесная наушница начальства.

— Сухер! — прошепелявил беззубый водитель и проворно шмыгнул за угол.

— Я тоже ссухер! — беспечный фельдшер продолжал стоять, как регулировщик с палкой в руках.

Утром о происшествии шушукалась вся подстанция, но, как ни странно, пересменка прошла без эксцессов, и Денис спокойно ушел домой.

Однако на следующий день ему позвонил шепелявый:

— Заведуюсий рвет и месет! Я бы на твоем месте заболел!

— Ну, я попал! — схватился за голову Денис.

— Не переживай, — успокоила Ника. — Я пойду на работу пораньше и дам тебе знать, что там и как.

Так и сделали. Когда появился заведующий, Ника стояла у его дверей в обнимку с журналами наркотических средств.

— У нас путаница с расходом морфина! — проскочила она за ним в кабинет.

После ее визита начальник долго не показывался. Из-за его отсутствия начало пересменки задерживалось. Наконец шеф появился. Он молча сел и кивнул главной по смене: мол, начинай! На Дениса, сидевшего с Никой в дальнем углу, даже не взглянул.

Без его обычных желчных комментариев бригады быстро отчитались за прошедшие сутки, и потерянное время было наверстано. Последняя бригада отрапортовала, и в комнате повисла неловкая тишина. Никто не хотел первым покидать собрание. К счастью, по громкой связи объявили очередной вызов, и жизнь потекла своим чередом.

Заведующий закрылся у себя в кабинете и просидел там до обеда. Когда он появился в комнате отдыха, на его лице была скорбь всего еврейского народа.

— Жора, сделайте мне кардиограмму! — попросил он одного из врачей.