Собрание сочинений, том 1 - Тихон Задонский

Впрочем, не всегда одинаково разговорчив бывал Святитель со своими посетителями, и это зависело не столько от его душевного состояния, сколько, и по большей части, от самих посетителей, от тех расположений, с которыми они являлись к нему. Многие приходили к свт. Тихону не ради душевной пользы, а только из пустого любопытства, посмотреть на заштатного архиерея, о добродетельной жизни которого ходит народная молва. Проникая в расположения таких посетителей, Тихон холодно принимал их и в беседе с ними был неразговорчив, почему они уходили от него недовольными. «Лучше бы ты и не докладывал о таких посетителях», – со скорбью скажет он после келейнику. Если же из числа такого рода посетителей бывали какие-нибудь монахи или послушники, – тех, как людей духовных, он вразумлял, и обличая их праздное любопытство и высокое мнение о себе, учил смирению и простоте. Аще кто мнит себе быти что, ничтоже сый, умом себе льстит, – обыкновенно говорил таковым свт. Тихон.

Однажды один странствующий послушник из смоленских шляхтичей, по имени Стефан Гаврилов, любопытствуя видеть Святителя, зашел к нему. Разговорившись со свт. Тихоном, высокоумный странник вздумал учить его, осуждая за подстрижение усов (сам он носил большие, неподстриженные усы). Святитель с кротостью напомнил ему слова апостола: Смотри, брат, поступай осторожно; невысокомудрствуй. Кто думает, что он стоит, берегись, чтобы не упасть. Стефан Гаврилов не воспользовался вразумлением Святителя, и, осудив его, с недовольством оставил монастырь. Но высокоумным и гордым свойственно впадать в какие-нибудь чувственные грязные страсти, чтобы падением смириться и принять те наставления, которые они отвергли в своем высокоумии. Так случилось и с Стефаном Гавриловым. Странствуя, он впал в пьянство и потерял свой паспорт. Его, конечно, взяли как бродягу, неимеющего никакого вида, обрили ему половину головы и бороды, а с тем вместе и один ус, и отравили в Задонск, где он сидел в тюрьме. Узнав об этом, Святитель приказал своему келейнику взять его на поруки. Представленный к Тихону, образумившийся странник признал себя наказанным единственно за него – Святителя, и потому просил прощения. Святитель, без сомнения, простил его и отпустил с миром. Такое же нерасположение оказывал Святитель к женщинам, приходившим к нему изысканно и роскошно одетыми. Известно, до каких чудовищных и нелепых размеров в прошедшем столетии доходила мода и роскошь в женских украшениях. Дамы того времени носили пудру и физмы, белились, румянились и т.п. Сильно возмущала душу Святителя такая вычурность, такая нескромность в одежде, такое искажение нашей естественной красоты. Когда, бывало он усмотрит в окно, – говорит келейник, – господ, приехавших на ярмарку и идущих в церковь, а особенно женского пола, одетых щеголих, скороходок, вертушек, не по благопристоинству христианского характера намазанных белилами и румянами, распудренных, то с наполненными слез очами говорил: «Бедные и ослепленные христиане! Смертное тело свое убирают и украшают, а о доброте душ своих едва ли когда вспомнят. От грехов своих они очернели, как мурин, незнающий Бога и неверующий во Христа Сына Божия». Зная такие чувства и мысли Святителя относительно своих нарядов, знакомые ему дамы, приезжая к нему [56] ради душевной пользы, снимали свои украшения, а паче головной убор – пудры с буклями, переодевались в скромную одежду, и уже в таком виде являлись к свт. Тихону. Иначе он не принимал, или скажется бывало нездоровым, или пошлет принять благословение от какого-нибудь иеромонаха. [57]

Принимая у себя посетителей, свт. Тихон и сам иногда выезжал из монастыря для посещения своих знакомых и друзей. Так, он ездил в Елецк к своим друзьям, Григорию Феодоровичу Ростовцеву и Косьме Игнатьевичу, которые были купцами города Ельца. Сам Ростовцев был человек воздержанный и набожный, а два сына его, Димитрий и Михаил, проводили безбрачную жизнь. Говоря о семействе Григория Феодоровича, Тихон прибавлял: «Нам, монахам, нужно учиться добродетельной жизни в его доме». К старшему сыну, Димитрию, он имел особенное доверие и бывал рад, когда тот приезжал к нему. С ним он иногда подолгу разговаривал о жизни и обязанностях христианина. Ему же Тихон поручал продавать даренные вещи для раздачи нищим и покупать потребное для своей келейной жизни. Таким же другом для Святителя был и Косьма Игнатьевич. Он также проводил воздержанную жизнь, подвизался в посте и молитве, упражнялся в чтении и уразумении слова Божиего и любил беседовать с людьми духовными, посвятившими себя Богу. Посвятив свою жизнь Господу, он проходил звание старосты и занимался обучением детей грамоте, а вместе с тем благонравию и благочестию. И духовенство, и граждане города его весьма уважали и охотно вверяли ему своих детей для обучения. Не безвозмездно трудился в образовании Косьма, но все получаемое в награду за труды он раздавал нищим. К нему-то приезжал иногда свт. Тихон и так ценил его дружбу и дорожил его мудрой беседой, что иной раз целые ночи проводил с ним в беседах в его бедной келии, бывшей возле церкви, нередко беседовал с ним и у себя в Задонске.

Иногда Святитель выезжал и к знакомым помещикам, которые присылали за ним своих лошадей, и гостил у них. Без сомнения, такие посещения предпринимались Святителем не столько из желания духовной пользы себе, сколько для дел милостыни духовной и телесной.

Это живое общение особенно благотворно было для знакомых ему помещников. В то время, как известно, в богатых и образованных классах нашего общества господствовала чрезмерная роскошь. Богатые люди того времени имели огромную прислугу или дворню, и одевали ее в богатую одежду, кормили различных потешников и нахлебников, разводили роскошные и увеселительные сады, держали своры собак и охотников, задавали частые увеселительные пиршества, на которые созывалось возможно большее число знакомых и родственников, один перед другим соперничали в изысканности и богатстве блюд, в изобретательности увеселений, и, предаваясь невоздрежанию в пище и питье, часто заводили самые предосудительные увеселения и потешные штуки. Такая роскошь богатых, как обыкновенно бывает, вызывала глупое подражание со стороны небогатых людей, и без сомнения вовлекала их в неумеренные расходы, порождая жизнь не по доходам, выше своего состояния.

Тихон сильно вооружался против разлива этого современного ему зла. «Зло сие, – говорил он, – пред глазами всех... Сколько мы видим перемен в построении домов, в придумывании одежд, в приготовлении блюд (трапез), в убранстве карет и коней. Сколько видим перемен и в прочей суете, красоте и пышности мира сего! Один построил такие и такие хоромы, один начал носить такую-то и такую одежду, один поставил такие-то и такие зеркала в своем доме, один начал ездить в такой-то и такой карете, такой-то и такой стол готовить, в такое-то и такое убранство одевать предстоящих слуг и подобное – видит это и другой – и подражает ему. Видят это все и делают то, что делает один. И таким образом повсюду умножается и везде разливается, час от часу, более и более усиливается роскошь, а с ней умножается всякое зло и поедает души человеческие, как пожар, или как моровая язва... Уже низшие дворяне и чиновники (подлое благородство) и купцы, которые прежде ходили и жили, как простые люди, все теперь сделались князьями и вельможами, не хотят уже иначе жить, как только в богатых и прекрасных домах, не хотят сидеть, как только за богатой трапезой, исполненной различных снедей; не хотят пить, как только лучшее и дорогое вино; не хотят ходить, как только в шелковых и прекрасных одеждах, в лисьих, куньих и собольих шубах; не хотят ездить, как только в англинской карете. Такая-то гордость и пышность мира сего вошла в христиан и день ото дня возрастает».

Без сомнения, эту безмерную роскошь нельзя было удовлетворять без обиды для ближних. Святитель видел и это, и опять возвышал свой голос против этого зла: «Много вреда делает людям эта роскошь, – говорит он. От кого бедные и беззащитные терпят насилия и обиды, от кого плачут и умываются кровавыми слезами вдовицы и сироты, как не от сильных, упоенных любовью мира сего? Где более нищих, убогих, полунагих и имеющих крайние нужды в пропитании и жизни, как не в крестьянах, которыми владеют миролюбцы – господа? В какой стране больше хищений, воровства, насилий, разбоев, убийств и прочих беззаконных дел, как не в той, в которой властелин упоен гибельной любовью сего мира?.. Упившемуся любовью мира сего чего не приходит на ум? Чего он не замышляет, чтобы утолить жажду, кроющуюся в сердце его? Хочется в богатом и прекрасном доме жить, держать богатый и изобильный стол, самому, жене и детям, ходить в богатом и изобильном одеянии, слуг держать в пристойной одежде, ездить на дорогих конях и в дорогих каретах, иметь увеселительные сады, пруды, галереи и делать прочее сим подобное, – но откуда взять? Где взять суммы на все это? Господину надобно собирать их с крестьян, надобно налагать на них более оброков!.. Судье надобно собирать с прибегающих к суду. Вместо правды делать неправду, нерадеть о Боге и Его законе, не разбирать правого и виноватого, оправдывать нечестивого и осуждать невинного!.. Беззаконному купцу надобно лгать, обманывать, льстить и худую вещь продавать за хорошую, дешевую за дорогую!.. Так и в других званиях роскошь производит много зла и вреда».