Дитя во времени - Иэн Макьюэн

И вот теперь Стивен, рядовой солдат этой армии экспертов, уверенно и, к собственному удивлению, энергично доказывает, что детей нужно начинать обучать грамоте в возрасте от пяти до семи лет. Почему он так думает? Потому что так принято с давних пор, и потому что его материальные интересы зависят от десятилетних читателей. Он говорил сейчас горячо, как политик, как министр из правительства – побуждаемый, на первый взгляд, совершенно бескорыстными мотивами. Незнакомец слушал, вежливо наклонив голову, поглаживая кончиками пальцев поверхность стола.

– Ребенок, умеющий читать, – сказал Стивен, – приобретает власть, а с ней и уверенность в себе.

Пока он говорил таким образом и пока стремившийся все усложнить внутренний голос нашептывал ему, что его агностицизм является всего лишь оборотной стороной его иссушенного эмоционального состояния, Канхем торопливо пересек комнату и зашептал что-то на ухо председателю. Булькающий звук остановил Стивена посередине фразы, и, повернувшись, он увидел, что лорд Парментер поднял вверх утомленный палец.

– Премьер-министр пройдет по нашему коридору через несколько минут и желает заглянуть, чтобы познакомиться с членами подкомитета. Никто не возражает?

Канхем переминался с ноги на ногу, держа левую руку на узле галстука. Он сделал несколько шагов вглубь комнаты, словно собираясь переставить мебель, но затем передумал и вернулся к двери. Наконец над столом пронеслось общее приглушенное «конечно, конечно». Разумеется, никто не возражал. Члены подкомитета занялись мелкими деталями своих костюмов, заправляли выбившиеся рубашки, приглаживали волосы, наводили порядок в макияже. Полковник Тэкль снова надел свой твидовый пиджак.

Толкнув дверь плечом, в комнату вошли два человека в синих блейзерах и, скользнув бесстрастным взглядом по лицам присутствующих, направились к окнам. Там они заняли позицию, повернувшись спиной к комнате, и хмуро уставились на праздных шоферов за окном, которые без малейшего интереса отвернулись и продолжали курить. Прошло еще тридцать секунд, прежде чем в комнату вошли трое усталых мужчин в помятых костюмах и кивнули членам подкомитета. Сразу за ними настала очередь премьер-министра с многочисленными помощниками за спиной, некоторые из которых не поместились в комнате и остались стоять в дверях. За столом возникло движение, многие попытались подняться, но лорд Парментер успокоил их движением руки. Канхем молча, но настойчиво стал предлагать стул, однако не удостоился внимания. Стоя премьер-министру было удобнее занять место рядом с председателем и ловко отодвинуть его в тень.

Прямо напротив, на дальнем конце стола, возвышался молодой человек, напоминавший обезьяну, во взгляде которого сквозило дружелюбное любопытство. Его положение показалось Канхему грубым нарушением этикета. Руками и голосом он стал подавать незнакомцу знаки сесть или отойти в сторону, но опять не добился внимания. Лорд Парментер принялся представлять присутствующих.

Стивен слышал о том, что в высших кругах государственных служащих было принято избегать личных местоимений и других грамматических форм, которые могли бы указать на пол премьер-министра. Личные мнения на этот счет не поощрялись. Несомненно, этот обычай в свое время носил оскорбительный характер, но за многие годы превратился в знак уважения и служил пробным камнем хорошего вкуса и умения манипулировать словами. И теперь Стивену показалось, что лорд Парментер следует установившейся форме, обратившись к премьер-министру с безупречными приветственными словами, в которых подчеркнул, что нынешняя работа подкомитета, состоящего из многочисленных специалистов в области детского воспитания, стала возможна исключительно благодаря личной заинтересованности в этом вопросе их высокого гостя, которому будут благодарны многие поколения детей и родителей.

Затем он по очереди представил присутствующих, ни разу не запнувшись, чтобы припомнить имя или фамилию, звание и сферу деятельности каждого из членов подкомитета. Когда называлось очередное имя, со стороны премьер-министра следовал легкий наклон головы. Стивен оказался последним в списке и успел заметить, как вспыхнула Рейчел Мюррей, услышав свою фамилию. Полковник Джек Тэкль вытянулся на своем стуле по стойке «смирно». Стивен узнал, что незнакомца зовут профессор Броуди из Института детского развития, а даму, имя которой вылетело у него из головы, – миссис Гермиона Слип. На шее у Эммы Кэрью, жизнерадостной школьной директрисы истощенного вида, напрягся веер сухожилий, подобный прутьям зонтика, когда лорд Парментер вспомнил и произнес ее имя.

Все члены подкомитета, даже самые свободомыслящие, испытывали легкое чувство благоговейного ужаса. Многие годы Стивен говорил о премьер-министре только в уничижительном или ироническом тоне, за которым крылись подозрения в самых циничных намерениях, а порой сквозила настоящая ненависть. Но теперь, вглядываясь в это лицо, не залитое светом телевизионных студий, не обрамленное прямоугольником экрана, Стивен не видел в нем ничего официального или легендарного и находил весьма слабое сходство с шаржами политических карикатуристов. Даже знаменитый нос премьер-министра был такой же, как у обычных людей. Опрятная внешность, в меру сутулые для шестидесяти пяти лет плечи, изможденное лицо, рассеянный взгляд, скорее учтивая, чем властная осанка, немного смущенный и ранимый облик. Стивену хотелось, чтобы никто не узнал о его истинных чувствах. Его вдруг охватил порыв показать себя добропорядочным гражданином, понравиться премьер-министру, дать отпор критикам. В конце концов, он видел перед собой главу нации, вместилище коллективной фантазии. Поэтому когда настала его очередь и лорд Парментер назвал его имя, Стивен обнаружил, что кивает головой и расплывается в улыбке, словно Озрик из шекспировской пьесы. Поскольку он был представлен последним, ему выпала честь удостоиться вопроса:

– Вы детский писатель?

Стивен, потерявший дар речи, кивнул.

– Внуки министра иностранных дел много читают.

Слова благодарности вырвались из груди Стивена прежде, чем он сообразил, что похвала относится не к нему. Между тем безжизненный голос премьер-министра напоминал членам подкомитета о важности их дела и желал удачного рабочего дня.

Охранники в синих блейзерах отошли от окон, помощники и двое мужчин в помятых костюмах направились к двери, которую держали широко открытой. Из коридора до членов подкомитета донеслись кашель и шарканье ног тех, кто ждал снаружи. Третий мужчина обошел ряд стульев и приблизился к Стивену. Его дыхание пахло шоколадом.

– Премьер-министр желает поговорить с вами в коридоре, если вы не возражаете.

Провожаемый взглядами коллег, Стивен вышел из комнаты вслед за ним. Большая часть свиты удалялась в направлении лестничной клетки в дальнем конце коридора. Те, что остались, замерли в ожидании, столпившись небольшой группой в нескольких метрах от дверей. Пожилого вида служащий, явившийся с документами на подпись, выслушивал распоряжения, встречая каждое из них невнятными звуками. Наконец подпись была получена, и он удалился. Любитель шоколада подтолкнул Стивена вперед. Ни рукопожатия, ни слов приветствия не последовало.

– Насколько я знаю, вы близкий друг Чарльза Дарка?

– Совершенно верно, – ответил Стивен и, поскольку это прозвучало слишком категорично, добавил: – Мы познакомились еще в те дни, когда он занимался издательским делом.

Они повернулись и теперь шли по коридору неспешным шагом. За спиной слышался топот телохранителей.

Следующий вопрос был задан не сразу.

– Вы с ним виделись в последнее время?

– Он уехал за город вместе с женой. Они продали дом.

– Да, да. Но у него действительно нервный срыв, он болен?

Стивен подавил искушение придать себе весу, выложив то немногое, что ему было известно.

– Его жена прислала мне открытку с приглашением приехать в гости. По ее словам, они счастливы.

– Скажите, это жена уговорила его подать в отставку?

Они дошли до лестничной площадки и остановились, огражденные с двух сторон телохранителями, глядя вниз на мраморный пролет.

Стивен посмотрел премьер-министру прямо в лицо. Он не знал, был ли этот разговор важным или ничего не значащим. Он покачал головой:

– Чарльз отдал много сил государственной службе.

– Верно. Но без серьезных причин никто с нее не уходит.

Они двинулись обратно, к комнате, где заседал подкомитет. Тон премьер-министра изменился.

– Мне нравится Чарльз Дарк. Больше, чем думают многие. Он талантлив, и с ним были связаны большие надежды. – Теперь помощники были совсем близко и могли их услышать. Они замедлили шаг. – Информация личного характера доходит до меня в сильно смягченном виде, вы понимаете, что я хочу сказать?

– Вы хотите убедить его вернуться?