Соска - Олег Журавлев

Прозвучал сигнал прерываемой связи.

Автоответчик перешел к следующему сообщению:

— Добрый день, сеньор Архитектор. Вы не берете трубку, но вы ждете нашего звонка, не так ли? Мы вам дали достаточно времени на размышления, но сейчас его почти не осталось. Заседание комиссии завтра утром. У вас есть всего несколько часов, чтобы одуматься. Позвоните нам, вы знаете номер. Этот супермаркет нужен городу, а заказ нужен нам. Мы все равно его построим, и он будет стоять сотни лет, а ваши расчеты пригодятся, чтобы обклеить уборные первого этажа. До связи!

Архитектор с отвращением ткнул пальцем в кнопку аппарата, встал, подошел к шкафу, открыл дверцу, закрыл, подумал: «Зачем я открыл дверцу шкафа?»

Вдруг услышал гудение кондиционеров, хотя раньше не обращал на них внимания, решил, что неплохо бы взять из холодильника бутылочку «Брама», и взял…

Пальцы оставили след на холодной испарине, пивная крышка полетела на пол. Сколько длилось ее падение — секунду, может быть полторы… Архитектор нагнулся, поднял.

Значит, дочь улетела в Европу…

Архитектор устроился в кресле, вяло вытянул ноги.

Потому что там живет этот молодой бухгалтер с длинным острым носом. Бог ты мой, сколько их там, в Европе, остроносых бухгалтеров? И не сосчитать. Но почему-то именно этот, Клод-Антуан, у которого несговорчивый шеф и карьера, имеет на его малышку больше прав, чем все другие остроносые, даже больше, чем он сам, воспитавший дочь без матери. Совершенно чужой человек, за тысячи километров, который не видел, как она пускала слюни, который не кормил ее кашей и наверняка не имеет представления, как меняют подгузники. Странно… Но как быстро и далеко у них зашло. Свадьба! А там и дедушкой стать недолго… А ведь познакомились когда… прошлым летом. Э-хе-хех, молодо-зелено. И все-таки власть этого человека такова, что его малышка не может подождать пару дней, бросается в самолет и парит сейчас над морем облаков, смотрит в иллюминатор и думает… о длинноносом!

Пиво немного сняло напряжение, но противные кондиционеры не унимались.

Интересно, почему у них что-то там откладывается? Какие-то русские… Наверняка глупая случайность. Как и все в этом мире.

Архитектор допил пиво.

Странно, что они до сих пор не выкрали чертежи или не подпалили дом. Когда речь идет о миллионном заказе, перед такими мелочами не останавливаются.

Архитектор нагнулся, поставил пустую бутылку на пол. На его лице вдруг появилась улыбка. А там и дедушкой стать недолго…

Архитектор закрыл глаза и стал слушать гудение кондиционеров. На улице стояла невыносимая жара, а ему было почти холодно.

Гудение сделалось несносным. Когда зуд достиг высшей точки, Архитектор совершил над собой усилие, встал, сделал несколько шагов, снял трубку.

На другом конце провода почти сразу ответили.

— Синьор Неизвестно Кто? Да, это я, Архитектор. Я отменяю свое выступление на завтрашней комиссии. Вы можете больше не беспокоиться. Если вы приготовили для меня… сюрприз, он больше не нужен, я не опасен. Пришлите человека, я передам ему чертежи.

Кондиционеры разом успокоились, Архитектор вспомнил, что в холодильнике полным-полно пива.

— Всего хорошего! Стройте ваш магазин, и Бог вам судья! Но он все равно рухнет.

Архитектор брякнул трубкой.

— Теперь мое дело — внуки… — сказал он вслух и побрел на кухню.

Супермаркет вписался в центр города великолепно. Несмотря на то что где-то там, в глубине под землей, не хватало нескольких метров кладки или почва расползалась помаленьку в разные стороны, смотрелся он современно и основательно.

Торговый центр рухнул через полтора года после торжественного открытия. От сотрясения земли задрожала ложечка в руке счастливого дедушки. Пыль поднялась такая, что стало темно, как при солнечном затмении.

По национальному телевидению был объявлен день траура.

Много больших и малых событий повлекло за собой падение супермаркета. Шестеренки передали движение во всех направлениях.

Вполне закономерно, что через год восемь месяцев и тринадцать дней, вследствие падения супермаркета в городке Сан-Пауло-да-Сильва на юге Бразилии, в противоположном полушарии, в одном из промороженных городков центральной части России, молодая мама, Лена или Даша, уронила на пол китайскую соску.

— Степан, ты точно уверен, что не хочешь, чтобы я у тебя переночевал? А то не нравишься ты мне.

Усы Полежаева показывали без двадцати четыре.

— Уверен. Ты мне тоже не нравишься.

— Тогда еще по одной?

— Давай, — безразлично согласился Степан.

Друзья заказали по новой кружке пива. Полежаев, словно вспомнив о чем-то важном, попросил тарелку нарезки.

— Хочешь, поговорим. Об этом.

— Нет, Сергеевич, не хочу. У меня поехала крыша. Крепко поехала. Даже страшно. Лучше я попытаюсь вообще ни о чем не думать. Вот — пустая кружка из-под пива. Вот — пустая тарелка с крошками. Мир для меня всегда был таким. Понятным, как эта пустая тарелка. До вчерашнего утра я жил как будто… Спасибо!

Официантка поставила перед приятелями кружки с пивом. Пена текла по бокам.

— Нарезка сейчас будет, — бросила женщина, удаляясь.

Степан сделал длинный задумчивый глоток, опустошив кружку на треть.

— Гена, а у тебя настоящие усы?

— Что? — От удивления Полежаев весь распрямился, как будто в него дунули. — Дерни, если не веришь.

— Верю. А то подумаешь, что это опять мои штучки. Я ведь, Гена, до вчерашнего утра жил нормальной жизнью. У меня была семья, жена, сын, собака по кличке Джойс, толстая соседка Вилена и пустые тарелки на кухне… Все это было до того незыблемо, что обращать на это все внимание было бы пустой тратой времени. У меня была работа, которую я временно бросил, решив, что мое призвание — литература. Да, верно, я полностью погружаюсь в свои рассказы, даже перестаю на время понимать, где вымысел, а где действительность. Так это же здорово! Может быть, в этом странность моего мозга? Может быть, я захожу далеко и порождаю новую действительность? Я жил в понятном мне мире, и каждый день, каждое событие отпечатывались у меня в мозгу. То, что я сочиняю, тоже отпечатывается, но не так глубоко… Давай, чтобы все устаканилось!

Степан поднял кружку и, не дожидаясь собутыльника, опустошил. На глазах у него выступили слезы. Полежаев, не мешкая, последовал примеру.

— Я, Гена, много чего помню. Прекрасно помню день, когда Тамара сообщила мне, что беременна. Помню, нет, даже не помню — чувствую ту радость, которая меня заполнила целиком, когда выяснилось, что беременна она сыном. Помню, как мы выбирали имя, помню, что теща была против «Велимира». Слишком редкое и непроизносимое имя, ну, она всегда против всего, «Иван» был бы для нее слишком легко произносимым. Помню, как у Тамары начались схватки, а у меня не заводилась машина, и я сатанел от беспомощности, слыша, как она орет на заднем сиденье. Помню, как ждал перед родильным отделением. Вот смотри, я закрываю глаза и слышу первый крик Вельки. Я же тебе позвонил тогда прямо из род дома, Гена. Ты что, не помнишь?

Полежаев молчал, разглядывая пену на дне кружки.

— Ну, были же целые годы! Тысячи событий. Ссоры, слезы, радости. Ты же сам, Сергеевич, таскал Вельку на спине. Он дергал тебя за усы, ты сокрушался, что не создал семью, все работа, работа, работа. Мы ходили на рыбалку, ездили на дачу, все эти вечера, проведенные вместе, футбол, ролики, детсад, а первое сентября! Я даже готов поверить в то, что с моей башкой что-то не так. Но вот что ты, Сергеевич, сидишь сейчас передо мной и ничего не помнишь, в это как поверить? Ты же сам подарил ему Джойса! Не понимаю. Не понимаю я! Что такое случилось в этом мире. Как будто слой убрали. Спиральку какую-то из времени, как леску из песка, вытянули.

Вот был же Велька в санатории с тещей этим летом. Мы с Тамарой к нему ездили и стукнули по дороге машину. Если я спрошу Тамару про машину, она вспомнит? Конечно! Да и ты, наверное, в курсе?

— Конечно, в курсе! Левое крыло, фара, да и стойку повело.

— Ну, вот видишь! А если я спрошу Тамару: куда мы в тот день ехали? Она скажет: к теще в санаторий. А про Велимира и не заикнется. Я уже сотню примеров ей приводил. Мать, которая забыла, что у нее ребенок! Ей надо эту… между ног проверить. А что? Кстати, хорошая идея. Пусть гинеколог подтвердит, что рожала.

Или вот другой пример. Ты помнишь, что мы с Тамарой и с Вель… Что мы с Тамарой летали в Париж прошлым летом?

— Ну, ты уж вообще, за кого меня держишь? Конечно, помню.

— А помнишь ли ты, что мы ездили и в Диснейленд?

— Конечно, помню!

— Вот, скажи мне тогда, усатый ты человек, какого «х» мы, двое взрослых людей, поперлись в Диснейленд, вместо того чтобы потратить деньги в другом месте? В «Крэзи Хорс» там сходить или в Ниццу слетать?