Белый Орден, или Новые приключения Ариэля. Том II - Сергей Юрьевич Катканов

мертвы. Когда успели? Что произошло? Никто из них ещё не успел хлебнуть достаточного количества ужаса, чтобы дойти до такой степени обезбоженности. А, впрочем, это ведь быстро…

Ариэль вспомнил о том, как во внешнем мире чуть не сошёл с ума всего за несколько часов, но там всё было другое. Он терял Бога, хоть и не до конца потерял, вполне осознавая это, как величайшее зло, как самое большое горе в своей жизни. А эти ведь совсем не такие. Они считают, что жизнь без Бога – величайшее счастье, потому что только в этом случае человек становится по-настоящему свободным, а свобода – величайшее благо. Ариэль вполне понял их главную мысль. Это был горячечный бред самых настоящих сумасшедших, но звучал он на удивление логично. Разговаривая с безумцами, он ничего не смог противопоставить логичности их бреда. Он прекрасно понимал, что любить Бога всей душой – это величайшее счастье на земле, но он никак не мог этого выразить и доказать. Во внешнем мире он видел бесчисленные лики зла, но он ни разу не сталкивался там с безбожием. Те злодеи, порою полностью забывая о Боге и ежедневно нарушая все Божьи заповеди разом, никогда не делали из этого теории, никогда не утверждали, что они – молодцы, а все остальные – подлецы. Те злодеи вполне осознавали себя злодеями, эти же напротив считают себя героями и лучшими людьми на земле. У этих – идея, они уверены, что режут христиан ради всеобщего счастья. Во всяком случае мальчишки, которых они только что прикончили, верили в это вполне искренне. А ведь он видел, что эти мальчишки очень несчастны, но сами они были уверены, что стали счастливыми – этого он никак не мог осмыслить. Он чувствовал, что их можно понять, только оказавшись на их месте, от чего избави Господи. Да, он не был готов к диалогу с безбожниками, но даже если бы он был готов к такому диалогу лучше всех на свете, ничего бы ровным счётом не изменилось, и никого бы он ни в чём не убедил. Их квазилогичный бред основан вовсе не на логике, при помощи логики тут не победить. А при помощи чего их можно победить? При помощи кинжала, что они сейчас и сделали? Сейчас они прирезали шестерых несчастных юношей, и это было самое настоящее убийство, чем бы они его не оправдывали, потому что Ариэль отчётливо ощущал в своей душе последствия смертного греха. И отпускать их было нельзя. Если бы эти отроки сейчас ожили, он снова прикончил бы их. И снова страдал бы.

Он вдруг почувствовал такую слабость, что чуть не упал. Голова кружилась, глаза слипались. Едва различая перед собой лицо Марка, он с трудом выдавил из себя: «Мне надо отдохнуть. разбудите меня через два часа». Он зашёл в ближайший дом и, увидев кровать, рухнул на неё, отключившись раньше, чем его голова коснулась подушки.

***

Когда он проснулся, вокруг было темно. Впрочем, не совсем темно, он увидел, что рядом с его кроватью на стуле сидит Иоланда. Вместо того, чтобы сказать ей что-нибудь ласковое, он ворчливо проскрипел:

– Почему меня не разбудили через два часа?

– Потому что тебя нельзя было будить. Ты сильно перегрелся, и тебе нужен был длительный отдых. Ты спал 14 часов. Сейчас скоро рассвет, а Стратоник не велел трогать тебя до обеда, так что ты справился досрочно.

– Ты сама-то хоть спала? – Ариэль хотел спросить это как можно нежнее, но получилось опять ворчливо.

– Да, конечно, сейчас только проснулась и сразу пошла к тебе, – ласково сказала Иоланда.

– Как ты?

– Хорошо. Мы с Перегрином организовали госпиталь в самом большом доме этой деревни. На бинты нашли тканей, только антисептиков не хватает. Но в одном подвале наши обнаружили три бочонка вина, один из них я выпросила для госпиталя. Вино – не плохой антисептик.

– Да я не про госпиталь спросил, а про тебя, – Ариэль улыбнулся уже вполне добродушно и сел на кровати.

– Я – неплохо. Держусь. Хотя всё это, конечно, ужасно, но Господь даёт мне силы.

– А я вот раскис. Мой сердце оказалось слишком болтливым. Надо заставить сердце замолчать, говорить должна только воля.

– Не заставляй своё сердце молчать.

– Но оно ведь разорвётся от крика.

– Не разорвётся, если ты будешь с Богом. Давай вместе помолимся.

От этих слов в душе Ариэля словно что-то развязалось. Его хрупкая девочка оказалась гораздо сильнее его, хотя и ей, конечно, было тяжело, но её сил хватило даже на то, чтобы поделиться этими силами с ним. Ему показалось, что раньше он не знал, что такое настоящая любовь, а теперь узнал. В сердце нахлынула нежность. Он подумал, что ведь за эту нежность они и сражаются, и нельзя её утратить, потому что тогда и сражаться будет не за что.

– Давай помолимся, дорогая, – сказал он, поискав глазами иконы, но их в этом доме не было, понятно, что безбожники все уничтожили. Они встали лицом на восток, и Ариэль прочитал вслух все молитвы, какие знал наизусть. Закончив молиться, Иоланда и Ариэль молча посмотрели друг на друга счастливыми глазами. Всё было уже не совсем так, как прежде, былой безмятежности не будет уже никогда, и всё-таки они по-прежнему переживали ни с чем не сравнимое чудо единения душ и сохранили единое дыхание на двоих. Ариэль подумал о том, что, если они выживут, и в конце борьбы всё ещё смогут вот так смотреть друг на друга, значит они победят. Сохранить Божье чудо их отношений, это и значит остаться с Богом.

«Пойду в госпиталь» – просто сказала Иоланда. Ариэль молча кивнул и пошёл искать Стратоника. Он нашёл его в доме, который уже успели приспособить под штаб. Стратоник без предисловий сразу заговорил о делах.

– Из людей Беса на нашу сторону перешли 600 человек. Теперь у нас 1700 мечей. Это уже приличный отряд, но в большинстве этих людей я не уверен. Набирали-то их из полного сброда.

– Да кто тут может хотя бы за себя поручиться. Мы не знаем, что нам предстоит, через что нам придётся пройти. Кто выдержит, кто сломается – гадать бесполезно. Но у наших людей есть одно замечательное свойство – они все до единого добровольцы, примкнувшие к нам в совершенно безнадёжной ситуации, когда ни о какой победе и речи не идёт. Да, они из отбросов, но они самые лучшие из отбросов. Люди, готовые вступить в борьбу без принуждения – это уже особые люди.

– Добровольцы… Раньше и слова такого не было… И принуждения вроде бы тоже не было.

– Но не было и войны. Даже представления о войне не было. В