Экспертиза любви - Ирина Степановская

— Слушайте, у нас на дороге открыт канализационный люк.

Трубка в ответ что-то прокаркала.

— Я не смеюсь. Давайте подождем, когда туда кто-нибудь провалится. Тогда посмеемся вместе.

Карканье превратилось в собачий лай.

— Как это кто говорит, — тихим спокойным голосом сказал Саша. — Я говорю. Дежурный судебно-медицинский эксперт Попов. Либо закрывайте крышку, либо звоните в ГИБДД, либо сами делайте ограждение. Свалится туда кто-нибудь, я на вас представление напишу.

Невнятная сердитая скороговорка продолжалась с минуту, после чего Саша, устав слушать, сказал:

— Фамилию свою назовите. — Он даже и ручку-то не взял, чтобы записать — все равно не скажет. Прислушался к телефонным гудкам и аккуратно положил трубку на рычаг. Из окна до него донесся призывный гудок полицейской машины. Саша торопливо допил кофе. — Да иду, иду, — сказал он сам себе и пошел из комнаты экспертов. Потом вспомнил, что хотел отдать Мурашову бумажную ромашку, вернулся, забрал ее и теперь уже окончательно вышел к машине. На часах Вячеслава Дмитриевича по-прежнему было пять.

Вова Мурашов сидел рядом с водителем и что-то ел из бумажного пакета.

— Жареную картошку хочешь? — спросил он у приблизившегося Саши. — Из «Макдоналдса».

Интересно, что, когда Мураш разговаривал с Сашей один на один, он всегда называл его на «ты» — они были приблизительно ровесники. Но в присутствии кого-нибудь третьего, например экспертов физикотехников, которых Вова считал по положению гораздо выше, чем Попов, хотя это было совершенно не так — положение в Бюро у них было совершенно одинаковое, Мураш называл Сашу на «вы» и по имени и отчеству.

— Нет, не хочу.

— Чего так?

— Наши химики говорят, что в нее добавляют акриламид, а это канцероген.

— Да фиг с ним, — Мураш засунул себе в рот целую пригоршню пахнущих маслом картофельных долек.

— А еще, — Саша ехидно посмотрел на него, — этот жареный крахмал способствует импотенции.

— Ладно тебе! — Вова поперхнулся, сердито прокашлялся и закрыл кулек.

— Точно говорю. Наши химики ведь даром что косые, кривые и шепелявые — они знаешь какие ушлые, все по химии знают. Больше, чем учителя в школе. — Саша, уже не стесняясь, прикалывался, но Мурашов не понимал его приколов — ночь, почти сутки не ел, и спать очень хотелось.

— Да знаю. Знаю, какие у вас химики…

Саша с непонятным и тайным удовлетворением проследил, как Мураш засунул пакет в боковой карман дверцы.

— Скажи лучше, куда мы едем?

— Здесь недалеко. — Вова вытирал жирные руки не очень свежим носовым платком.

— Надеюсь, не к канализационному люку?

— К какому люку? — Мураш слушал не очень внимательно. Он про себя вспоминал, а не слишком ли часто в последнее время перекусывал на дежурстве этой картошкой.

— Здесь на дороге люк недалеко был открыт.

— Точно! — вдруг вмешался шофер. — Я, когда сюда ехал, его объезжал.

— Да какой, на хрен, люк? Старушка повесилась. Едем в центр города. Внук пришел бабушку навестить — старушка в петле. Все дела.

— А-а-а, — протянул Саша. — Это хорошо. А то я сегодня днем чуть ногу не сломал, когда на происшествие и осмотр с парнем из седьмого отделения ездил. Подвернул, наверное. Болит.

— Что нога? — опять вмешался шофер. — Я прошлый раз башку чуть не сломал, когда у нас машина застряла в яме. Парни как раз толкнули, а я в окно высунулся, смотрел, чего они под колеса подсунули. Так об раму головой треснулся, чуть из кабины не вылетел. Хоть бы сказали, му…ки, что они сейчас толкать будут!

— Да ладно тебе, это в прошлом году уже было!

— А не важно когда. Башка с тех пор все равно болит.

Некоторое время ехали молча. Мурашов откинул голову на спинку сиденья и вдруг захрапел. Саша, который сидел сзади, равнодушно смотрел в окно. Но поскольку он все равно не мог увидеть в темноте ничего, кроме проносящихся за бортом фонарей, Саша думал о своем. Мысли его вяло переносились от воспоминаний об отце (интересно, уехал ли батя снова на дачу, зная, что Саша не придет ночевать), к сожалению, о том, что он не смог сегодня зайти к матери, хотя собирался. Эти дни один за другим выдались такие суетливые, что времени не было совершенно. Еще откуда-то снова примешалась мысль об этой рыжеволосой девчонке, но Саша отогнал ее с неудовольствием, заодно снова вспомнив и Соболевского, и огни его машины возле остановки. И вдруг, совершенно, казалось бы, не в связи с чем-либо, подумал: «А интересно, в случае у Витьки Извекова из какого оружия был произведен выстрел?»

Саша подумал об этом машинально и даже без особенного интереса. Ну может же человек о чем-нибудь вдруг подумать, и все. Но эта мысль Сашу почему-то зацепила. Он попробовал вспомнить, а что он слышал об этом извековском огнестреле? Это вдруг стало казаться ему важным. Саша прекрасно знал эту особенность человеческого мозга — сначала собирать информацию, а потом подспудно, незаметно для человека отсортировывать самое важное по крупицам. При этом нельзя ни ограничивать мыслительный процесс — отгонять от себя мысли, которые почему-то кажутся ненужными, ни, наоборот, — пускать процесс на самотек. Ассоциации могут навести на правильную дорогу только тогда, когда они ограничены некоей задачей, а не льются свободно в океане бессмысленных сожалений, воспоминаний и обид.

Итак, Саша от нечего делать стал вспоминать. Вот он попал ногой в какую-то лужу. Вот Хачек распределяет работу и разговаривает с Витькой. Они что-то говорят о парочке, которая нашла труп в Заречной роще. Да, Витькин труп был обнаружен в роще рядом с машиной. Это было вчера ночью. Извеков уже на месте обнаружения трупа установил — слепое[3] огнестрельное ранение в спину. Потом Соболевский поехал на эксгумацию, а Витька в это время этот огнестрел стал вскрывать. Он, Саша, в это время ходил к физикотехникам, а когда вернулся, Витька уже печатал на компьютере данные экспертизы. Он, Саша, еще спросил его: «Ну чего? Что-нибудь нашел?» Просто так спросил, из одного необязательного любопытства. А Витька ответил:

— Ничего особенного. Выстрел с неблизкого расстояния.

— А снаряд? — еще спросил Саша.

— Пулю нашел. Револьверную. Семь шестьдесят два. Следователю отдал. Это не наше. Пусть несет к баллистикам. Скорее всего, оружие нестандартное. На пуле — царапины, видны невооруженным глазом.

— А это не ты пулю скальпелем поцарапал? — еще пошутил Саша.

— Сам дурак, — коротко ответил Витек.

А потом и Сашу вызвали на происшествие. Только ездил он на осмотр трупа не с Мурашом. Тот умчался в клуб собирать дурацкие ромашки. Вернулся Саша примерно к семи. Привез он вот этого самого мужика с развороченной башкой. Получается, это был второй огнестрел за двое суток. Или даже за одни — с какого момента считать. Лешка-санитар уложил этого мужика там, в секционной, до утра. Вскрывать его Саша не стал, что было естественно — случаи распределял Хачек, но одежду осмотрел и нашел у него в кармане бумажную ромашку и приблизительное время наступления смерти тоже установил. К сожалению, временной разброс получался приличным — несколько часов. Саша усмехнулся. Как раз такой случай, когда нельзя установить время наступления смерти с точностью ни до часа, ни до тем более минуты. Это не детективный роман. Не кино. Свидетелей нет. Выстрела никто не слышал — во всяком случае, никто Саше не сказал, слышали или нет. Не собрали еще свидетелей, наверное. Но, судя по тому, что мужика этого нашла женщина, гуляющая с собакой в овраге, поросшем деревьями, пролегающем между двумя небольшими микрорайонами современных домов, вряд ли найдется кто-нибудь, кто этот выстрел слышал. Саша прикинул. Ранение было пулевое. Сквозное. Тоже с неблизкого расстояния, как и у Витьки. И пулю они не могли найти. Да и гильзу тоже. То ли подобрал ее тот, кто стрелял, то ли просто затерялась в овраге. Да и что там найдешь? Горы мусора, палой листвы, проросшей травой. Да еще настоящий бурелом из веток. Прошлой зимой как раз наломало. А убрать — никто не убрал. Саша как раз там чуть ногу и не сломал — попал в какую-то яму. Интересно, а как этот мужик там, в овраге, очутился. Если посчитать по выведенному Сашей времени, он должен был прохаживаться там либо поздним утром, либо уже в полдень. А может, и в обед. Но в таких местах не прохаживаются. Это ведь не парк. Саша пожал плечами. Да хрен его знает, как он там оказался. Но пришел туда мужик собственными ногами, это точно. Где стоял, там и упал. И умер на месте. Сразу. При таком выходном отверстии, если бы убегал или полз или если бы его волокли — точно были бы потеки крови. Да и рана у него — бах! Как воронка изнутри вылетела. Вместе с костями, зубами, мягкими тканями и тканью мозга.

Вообще, думал Саша, в наших дворах одно удовольствие кого-нибудь застрелить. Вечно в них по периферии гниют чьи-то старые железные гаражи, обязательно находятся какие-то замусоренные пустыри, загаженные овраги, плохо огороженные помойки…