Таинственный след - Кемель Токаев

— Эй, ты, поди-ка сюда!

Яковец увидел Лену и по ее лицу понял, что ему грозит опасность. У него было оружие и листовки. Попадать с такими уликами в лапы полиции никак нельзя. Что делать? Яковец неторопливо шагает мимо магазина, делая вид, что не слышит окрика полицейского.

— Эй, черт возьми, это я тебе говорю! Глухой, что ли? — заорал полицай и выстрелил в воздух. Яковец понял, что ему не уйти. Он выхватывает наган, отскакивает в сторону и стреляет в бегущего к нему полицая. Тот падает. Тут же за Яковцом устремляются двое немецких солдат и несколько полицаев. Яковец по узкому переулку выскакивает из села и бежит к болоту. Лена наблюдала за ним, пока он не скрылся вдали. Перестрелка в той стороне не прекращалась до самого вечера.

— Значит, они его не догнали? — с надеждой спросил я.

— Догнать-то не догнали, — вздохнула Лена, — но Яковец, говорят, бросил в болото свое пальто. Хорошо, если в карманах нет никаких бумаг... Да, вот еще что: сегодня в село Харьковец приехала машина с жандармами.

— А наши есть в селе?

— Из подпольщиков никого нет, — ответила Лена. — Но ведь там живет семья Дмитрия Никитовича...

— Что ж из этого? — сказал я. — Чтобы подозревать семью, нужны веские причины.

— Вот я и беспокоюсь, как бы полицаи не нашли чего в пальто Яковца. — Лена задумалась и долго сидела молча. Оба мы ломали головы над тем, как помочь попавшему в беду товарищу. Жизнь его в опасности, он может погибнуть в любой момент.

— Хорошо, Лена. Я сообщу об этом товарищам. Нам надо точно знать, где сейчас находится Яковец. Если у тебя будут какие-либо новости, немедленно передавай их мне.

...Целую неделю наши подпольщики жили в большой тревоге. Вскоре мы узнали, что Яковец ушел от своих преследователей. Но он оказался в таком положении, что не мог появиться на людях. Без пальто, в изорванной и перепачканной одежде Яковец не рискнул идти в село, а решил податься в Переяслав. В городе он надеялся затеряться з толпе и как-нибудь выйти из создавшегося положения. Войдя в Переяслав темным вечером, Яковец робко стучится в дверь неказистого домика. Ему открыла дверь женщина. Вид путника напугал ее.

— Что вам нужно? — закричала женщина и попыталась закрыть дверь.

— Подождите, не закрывайте, — взмолился Яковец. Тут же он рассказывает женщине придуманную на ходу историю: — Я с приятелями приехал посмотреть здешний базар. Ради встречи выпили изрядно, поскандалили и подрались. Потом помирились и снова где-то пили. Очнулся я один, никого нет рядом. Видно, приятели меня бросили. Я устал и замерз. Не могу же я в таком виде домой заявиться.

Женщина нехотя впустила его в дом. На их разговор откликнулся хозяин дома.

— Эй, баба, с кем ты там балакаешь? — басом проворчал он из-за перегородки. Потом он появился на пороге, изумленно и сердито поглядел на Яковца: — Откуда ты, браток? Ну, ладно, жена, принимай гостя в дом.

Яковец снова торопливо рассказывает свою историю. Хозяин охает и делает вид, что верит ему.

— Это родимая водочка иногда такую беду накликает, только держись. Однако горевать нечего. Клава, — позвал хозяин жену, — налей гостю горячей воды, пусть помоется. А я за горилкой к соседям схожу. Надо обогреть человека.

Хозяин ушел. Яковец, хотя и заподозрил недоброе, решил не показывать своего волнения. Он снял одежду, умылся и присел к столу. Вернулся хозяин с бутылью самогона. После выпивки и ужина усталый Яковец крепко засыпает. Среди ночи его будят. Яковец открывает глаза и видит, что хата полна полицаев. Его связали и увезли.

Обо всем этом мне рассказал Проценко, приехавший из города. Я его специально вызвал к себе, когда узнал о происшествии с Яковцом.

— Как полицаи нашли Яковца? — спросил я. — Неужели донес хозяин?

— Трудно сказать, как все произошло, Алексей Васильевич. Скорее всего, его нашли с собаками по следу, — предположил Проценко.

— Надо в этом разобраться. Если хозяин дома предатель, следует предупредить товарищей. Яковца уже допрашивали? — поинтересовался я.

— Нет еще, — ответил Проценко. — Есть указание допросить его в Григорьевке. Он ведь тамошний житель, и о нем многие могут рассказать.

— Ты должен освободить Яковца, — предложил я Проценко. — Нельзя допустить до следствия. Это может всем нам сильно повредить. Подумай, как все лучше сделать.

— Хорошо, я его освобожу, — обещал Проценко. — Я же старший полицай. Но не отразится ли это на моей работе?

— Судьба товарища дороже всего. К тому же, надо думать и о подполье. Яковца многие знают в селе, и следствие над ним может плохо кончиться для всех нас.

— Хорошо, Алексей Васильевич, все будет сделано.

На другой день мы освободили Яковца по пути в Григорьевку. Все было условлено заранее, и операция прошла спокойно и гладко.

...А в селе Харьковец в это время разыгралась страшная трагедия. Когда в дом, где жила семья Яковца, ворвались жандармы, жена его, Мария, страшно перепугалась. Прежде всего она подумала, что с мужем что-то случилось. Иначе зачем бы сюда нагнали столько жандармов? Жандармы перевернули весь дом, обыскали сараи, двор. Потом они схватили отбивающуюся от них Марию и ее плачущую двухлетнюю дочку Раю и поволокли на допрос к офицеру.

— Где ваш муж? — грозно спросил немец. — Когда он был здесь в последний раз?

Оккупант кричал все громче, а на душе у Марии становилось все спокойнее. Значит, муж на свободе. Если бы он был в руках фашистов, то они не стали бы задавать ей, такие вопросы. Однако немцы, должно быть, знают, чем занимается ее муж. И она решила держаться, молчать, чтобы каким-нибудь неосторожным словом не повредить Дмитрию. Мария молча стояла перед офицером, крепко прижимая к груди ребенка.

— Чего молчишь? Или оглохла? — допытывался немец. — Я знаю, что ты очень разговорчивая женщина. Скажи, где муж, и. мы оставим тебя в покое.

— Я ничего не знаю, господин офицер, — упрямо твердила Мария.

— Не знаешь, где находится твой собственный муж? — удивился офицер. — Очень интересно. Допустим, что это так. Тогда назови имена его товарищей.

— Каких товарищей?

— Тех, с которыми вы общаетесь, — ехидно улыбнулся офицер.

— К нам в дом никто не ходит, а прежних друзей я уже позабыла, — уклонялась от прямого ответа Мария.

— Смотри, какая забывчивая, — фашист внезапно вскакивает со стула и бьет Марию по лицу.

— Ну, как, вспомнила? Где муж? Где его товарищи? Отвечай, не то будет плохо.

Мария ожесточилась. Побои фашиста возмутили ее и придали ей новые силы. Она выпрямилась, отошла от стены и смело бросила в лицо офицеру:

— Я тебе ничего не скажу, ничего!..

В этом месте я прервал рассказ Алексея Васильевича и спросил его:

— А Мария действительно не знала товарищей своего мужа?

— Что вы, как не знала? — удивился Алексей Васильевич. — Она знала всех членов комитета, которые бывали у них в доме, многих подпольщиков. Но как ни пытали фашисты Марию, она не выдала ни одного человека.

Дмитрий Никитович в те дни находился в нашем селе и ничего не знал, что творится в его доме, каким жестоким издевательствам подвергается его жена. Мы тщательно скрывали от него случившееся, не хотели тревожить его истерзанную душу. Но Яковец чувствовал по нашим недомолвкам, что от него что-то скрывают, и тревожился. Однажды он пришел ко мне рано утром, поднял меня с постели и сказал:

— Алексей Васильевич, я всю ночь сегодня не спал. Перед глазами все время стоят Мария и Рая. Боюсь, как бы из-за меня они не пострадали. Как ты думаешь?

Что я мог сказать Яковцу? Нет сил обманывать товарища и нет сил открыть правду. Недавно я получил сообщение, что все, кто был причастен к Яковцу, арестованы. Комитет предупреждал нас о том, чтобы мы некоторое время не появлялись в селе Харьковец. Как рассказать об этом товарищу? В тот день из города должен был прийти Розовик. Он добывал данные о передвижении немецких войск и через меня передавал их в комитет.

— Дмитрий Никитович, — сказал я Яковцу, — сегодня ко мне придет Кирилл Розовик. Подождем его. Он толкается в городе и многое знает. Вот мы Кирилла и расспросим.

Яковец остался недоволен моим уклончивым ответом. Он прямо спросил меня:

— Алексей Васильевич, скажите правду, не скрывайте от меня ничего, жива Мария?

— В селе жандармы, — стараясь быть как можно спокойнее, ответил я. — Что там происходит, мы точно не знаем. Но ты не волнуйся. Какое дело немцам до твоей Марии?

Яковец стал молча одеваться.

— Дмитрий Никитович, куда это вы собираетесь?

— Я пошел, — мрачно сказал Яковец. — Я иду к Марии...

Трудно мне было удержать товарища, трудно утешить. Но и одного я не мог его отпустить. Кто знает, что может натворить человек в таком расстройстве? И я пошел с ним вместе.

На следующий день мы добрались до села. Немцы уехали отсюда перед нашим приходом. Село горело. Яковец побежал к своему дому. Я едва поспеваю за ним. У крыльца Яковец остановился. На пушистом белом снегу мы увидели алые пятна крови.