Калигула - Зигфрид Обермайер

— С этого момента старайся, будучи в Риме, находиться рядом с Макроном. Наблюдай за ним, задавай вопросы, следи за его реакцией, но так, чтобы не вызвать у него подозрений! У Макрона не должно появиться ощущения, что его проверяют. Этого я не хочу, поскольку сказал тебе: он, как и прежде, пользуется моим доверием. Но я должен быть осторожен. Происшествие с Сеяном многому меня научило.

«Вот все и началось, — подумал. Калигула. — Впрочем, император, ты только что сделал большую ошибку».

Когда Гай Цезарь покинул покои деда, у него было прекрасное настроение. Тонкие губы Калигулы растянула злорадная усмешка.

Через несколько дней император приказал Макрону явиться к нему. Префект не замедлил это сделать.

— Приветствую тебя, император!

— Присаживайся, Макрон, и давай забудем пока, что ты префект. Я хочу поговорить с тобой как с другом. Мне нужен твой совет, возможно, твоя поддержка. Речь идет о Гае Цезаре. Успокойся, мне не в чем его упрекнуть, я полностью доверяю своему внуку, как и тебе. Меня немного удивляет растущая популярность Калигулы среди плебеев. Не пойми меня неправильно. Я искренне желаю ему признания, даже рад этому, но боюсь, что у Калигулы закружится голова. Он молод, еще не окреп духом и немного нетерпелив. Ты старше его, зрелый, опытный мужчина и хорошо знаешь, что расположение плебеев ничего или почти ничего не стоит. Сегодня они прославляют одного, завтра — другого. Я хочу оградить своего внука от разочарований и ошибочных выводов, которые могут повлечь за собой неправильные действия. Что мне делать, Макрон? Что ты посоветуешь?

— То, что ты спрашиваешь моего совета, делает мне честь, император, но я сомневаюсь, смогу ли быть полезен. Мне кажется, что Гай правильно оценивает свою популярность в народе. Он не придает ей большого значения и недавно сказал мне нечто похожее на то, что я только что услышал от тебя. Он назвал благосклонность людей мелкой монетой, которая легко и быстро тратится, и сказал еще, что гораздо выше ценит твое доверие и готов покончить с жизнью, если его потеряет.

— Меня это радует, но и не рассеивает моих опасений. Дай ему понять, и представь это как собственное мнение, что было бы неразумно будить подозрительность императора, и объясни, что он должен вести себя сдержаннее и отказаться от публичных выступлений. Думаю, этот совет возымеет действие.

— Ты можешь положиться на меня, император.

Про себя же Макрон подумал: «Я поостерегусь чернить Гая в твоих глазах, Тиберий. Уже завтра он может занять твое место и сумеет вознаградить тех, кто был на его стороне».

Нашептывания жены Макрона, которая настоятельно советовала ему сделать ставку на Калигулу, давали о себе знать.

— Не держись за старика — завтра он может быть уже мертвым. Подумай о твоем, о нашем будущем, любимый! А имя нашего будущего — Калигула! Счастлив станет тот, кто вовремя поймет это.

Макрон любил жену и ценил её советы. Постепенно его настороженно-сдержанное отношение к Калигуле менялось. Для Невии же муж был орудием в той игре, которую вел ее любовник.

Во время их последнего свидания у женщины сложилось впечатление, что он открыл ей свою тайну. Сначала Калигула, казалось, никак не мог решиться начать разговор: мялся, отводил глаза, пока она наконец не подбодрила его:

— Что-то тяготит тебя, Гай. Расскажи, ты ведь всегда умел находить правильные слова.

Калигула сделал вид, что не решается.

— Если я скажу тебе об этом, любимая, я полностью окажусь в твоих руках. Ты сможешь сразу отсюда отправиться к императору, и он щедро вознаградит тебя, когда ты выдашь ему планы Гая Цезаря. Доверяясь тебе, я отдаю свою судьбу в твои руки. И делаю это только потому, что люблю тебя до безумия…

Лунный свет масляной лампы окрасил страстью его холодный взгляд. Эннию Невию охватил восторг. Наконец-то он открылся ей, доверился, связал свою судьбу с ее. Она выхватила кинжал Гая и вложила ему в руки.

— Если я когда-нибудь выдам тебя, ты убьешь меня этим кинжалом! Никакие пытки не вырвут у меня признания!

Ее глаза блеснули, а лицо осветило благородное сияние.

«Возможно, она и правда верит тому, что сейчас говорит», — подумал Калигула. Придал своему лицу соответствующее выражение и торжественно произнес:

— Я верю тебе, любовь моя, и, поскольку так люблю тебя и слепо доверяю, хочу, чтобы ты стала моей женой. Конечно, не сейчас, ведь нам понадобится устранить преграды, главная из которых — император. Я как раз стараюсь привлечь Макрона на свою сторону; он тоже признался в своих тщеславных мечтах, в том, что не хотел бы долго оставаться префектом и не прочь стать сенатором и даже наместником где-нибудь в провинции. Но сейчас надо выждать, пока не появится подходящая возможность; если восьмидесятилетний человек умрет, это не вызовет никаких вопросов. Но в последнее время он чувствует себя как молодой. Я хочу попробовать уговорить императора поехать в Рим. Тогда мы оба будем сопровождать его — и Макрон, и я.

Глаза Невии лихорадочно блестели.

— Да, я тоже хотела поговорить с тобой о Юнии Клавдилле? Ты ведь женился…

— Должен был жениться по приказу императора. Но ведь развод — обычное дело, и, если я стану императором, это будет стоить мне одного росчерка пера. Фортуна определила моей женой тебя.

— И я… я буду императрицей? — спросила Невия слабым, полным сомнения голосом.

Калигула кивнул.

— Юлия Энния Невия Августа — таким будет твое будущее имя. Мы станем основателями новой династии, наши дети и внуки будут править миром.

В этот момент к ней вернулось благоразумие.

«Никогда, — шептал внутренний голос. — Никогда этого не случится! Плебейка не может оказаться на императорском троне. Калигула хочет тебя использовать в своих целях. Ты идешь к краю пропасти, Невия…»

Тут она снова услышала голос Калигулы, и шепот смолк.

— Это должно стать нашей целью, к которой мы осторожно, шаг за шагом, будем продвигаться. Я молод, Невия, но не безрассуден. Народ и сенат должны думать, что Тиберий умер сам. Императорской чете ничто не должно быть потом поставлено в упрек. Мы должны остаться вне подозрений. Сейчас главное для нас — терпение.

Взвешенные и хорошо обдуманные слова Калигулы снова вселили в нее уверенность. Нет, это человек слова, он все учитывает, а значит, на него можно положиться.

— Я не сделаю ни шага без твоего согласия. Буду обсуждать с тобой любую мелочь.

Калигула кивнул.

— Это правильно, Невия, только настойчивость и осторожность приводят к цели.

Вскоре после этого между Калигулой и Макроном состоялся доверительный разговор.

— Ты должен кое-что узнать, Макрон. Это касается тебя, Я нарушаю свое слово, но другого выхода не вижу. Сначала я хочу предупредить: если ты в порыве неправильно истолкованной преданности императору решишь сообщить ему хоть что-то из того, что сейчас услышишь, с плеч полетит не только моя голова — твоя тоже! Ты хочешь знать, что я скажу, или мне лучше замолчать?

Глубоко посаженные глаза Макрона искали взгляд Калигулы, будто он хотел удостовериться в том, можно ли тому доверять, но холодные глаза Гая Цезаря, как всегда, ничего не выражали.

— Это касается нас обоих?

— Это касается всей Римской империи, но в первую очередь тебя и меня.

— Тогда говори, Цезарь, ведь будущее принадлежит тебе.

На лице Калигулы появилась легкая улыбка.

— Меня радует, что ты понимаешь это. Итак, слушай. Во время нашей последней беседы император просил меня шпионить за тобой. Я должен в Риме стараться быть рядом с тобой, следить за твоими словами и поступками и сообщать Тиберию о любой мелочи. Ты можешь догадаться, почему он это делает — его доверию к тебе вот-вот придет конец. Он опасается, что предательство может повториться, и уже готовится к этому. Если мы не станем действовать вместе, мой дед погубит нас обоих.

На этот раз Калигула сказал то, что думал.

— Я благодарю тебя за откровенность, Цезарь, и хочу отплатить за нее тем же. И со мной разговаривал император. Его беспокоит твоя популярность в народе и в войсках. Я должен осторожно убедить тебя оставить публичные выступления и посоветовать, выдавая это за собственное мнение, вести себя сдержаннее. Значит, император не доверяет нам обоим.

Калигула кивнул.

— Я согласен с тобой. Но возраст и болезненная подозрительность заставили его забыть о другой стороне человеческого существа. Помимо подозрений и фальши есть еще честность, открытость и дружба. Мы оба доказали, что это принесет нам обоюдную выгоду. Даю тебе слово будущего императора, что твоя преданность окажется достойно вознаграждена. Ты можешь стать сенатором, консулом или проконсулом либо, если захочешь, менять эти должности по очереди.

— Я доверяю тебе, Гай Цезарь. Что ты предлагаешь делать дальше?