Бандитская губерния - Евгений Сухов

На следующий день после похорон Кокошиной в околоточный участок, соблюдая правила конспирации и проверяясь, нет ли за ним хвоста (это входило в правила придуманной им игры), заявился агент Титан. Он прошел небольшим коридорчиком, сказал нижнему полицейскому чину, что его ждет господин Петухов, и, постучавшись в дверь, спросил:

— Разрешите?

— Да, — сухо бросил Петухов, искоса поглядывая на агента.

— Разрешите присесть?

— Да, — снова коротко ответил околоточный надзиратель.

— У меня очень важные известия, господин надзиратель. Думаю, что я… — начал Титан, но Петухов состроил недовольную гримасу и не дал ему договорить:

— От вас долго не было никаких вестей. Более недели. Вы уже две среды не приходили на условленное место, и я, как олух, сидел и ждал вас всякий раз более часа. — Недовольство Петухова все возрастало. — Мне начинает казаться, что я зря тогда закрыл глаза на ваши выкрутасы и предложил вам, как мне ошибочно тогда казалось, взаимовыгодное сотрудничество…

— Сегодня вы измените это свое мнение, — расплылся в улыбке Титан. — Ибо я располагаю информацией касательно…

— А чем вы были заняты, позвольте вас спросить? — тяжело посмотрел на него околоточный надзиратель.

— Я работал, — на полном серьезе ответил Титан.

— Работали? — Петухов нервически поерзал в кресле. — Вы работали?! Полагаю, в публичном доме Зинки Чекушиной? Поди, до мозолей!

— От вас ничего не скроешь, господин околоточный надзиратель, — польстил ему Титан.

— Это точно, — подтвердил Петухов.

— Да, но это как раз и было работой, — верноподданнически посмотрел на околоточного надзирателя Титан. — Я просто вынужден был пребывать в доме свиданий мадам Чекушиной, поскольку последние три дня производил слежку за одним господином, вызывавшим у меня чрезвычайные подозрения. Вы же всегда требуете конкретику… Ну, так вот. Этот господин показался мне крайне подозрительным. Он сорил деньгами, говорил, что является подрядчиком строительных работ и в данный момент, получив «жирный», по его словам, строительный подряд, ездит по слободам и нанимает рабочих. А еще он хвалился перед хозяйкой процентными бумагами с неотрезанными купонами и говорил, что таких бумаг у него — на сорок тысяч…

— Процентными бумагами? — оживился околоточный надзиратель (неужто теми самыми, кокошинскими?). — А ну-ка, давай с этого места поподробнее…

Рязань, как и иные губернские города, в какой-то степени слепок с Первопрестольной Москвы. Иногда слепок этот весьма неполный, с отломанным краешком, иногда — в миниатюре, иногда и вовсе плохонький. Но все равно — это слепок или копия.

В губернских городах имеется все, что есть в Москве: мощеные улицы, магазины, величественные соборы, монастыри, кладбища с замогильной тишиной, гимназии, городские и народные училища, Дворянское и Купеческое собрания… Имеются Общество приказчиков со своим клубом, клиники и земские больницы, банки и ссудные кассы, гостиницы, меблированные комнаты и постоялые дворы, магазины французских мод, ресторации, кондитерские и трактиры. А еще, и это неотъемлемо, питейные дома, штофные лавки, шинки, разного рода притоны и — а куда от этого денешься, коли имеется немалый спрос — дома терпимости.

Конечно, парочка-тройка фешенебельных публичных домов имелась и в центре Рязани. Служили там девицы, дарующие телесную любовь вполне легально, поскольку имели заверенные в полиции «желтые» билеты и жили с ней в ладах: закон империи в части распоряжения своим телом по личному усмотрению девицам определенного мировоззрения и привычек вполне это разрешал.

Но основную «нагрузку» по предоставлению желающим клиентам телесных ласк и удовольствий несли, конечно, рязанские слободы.

В слободах Ямской, Ямской-Касимовке, Троицкой, Рыбацкой и даже селе Борках, помимо ремесла плетения кружев, тонкого и многопарного, было в ходу и иное ремесло, более древнее. Притонов и домов терпимости с блудницами здесь имелось более, чем в городе, надо полагать, в разы! Посетителями таких «веселых домов» были мастеровые, торговцы, гимназисты старших классов и приехавшие на вакацию студенты (и тем и другим делалась значительная скидка), загулявшие купчики и мелкая чиновная сошка, коим до икоты опротивели собственные жены, то есть ходила в такие дома терпимости публика весьма разномастная.

Имелись и притоны самого низкого пошиба, с вконец спившимися и уже махнувшими на себя рукой девицами: день прошел, ну и чего о нем грустить! Они кишели ворами, мошенниками, беглыми тюремными сидельцами и каторжниками. В такие места рядовому и подвыпившему рязанскому гражданину лучше было и не соваться…

Титан, или Николенька-гимназист, как звали его барышни в «веселых домах», которые он нередко посещал, предпочитал «чистые» публичные дома, но чаще всего он захаживал в тот, что находился по правую руку Касимовского шоссе в двух кварталах от городской бойни. Содержался этот дом свиданий мещанкой Зинаидой Петровной Чекушиной. Она была и владелицей дома, и «мамкой» восьми проституток, среди которых Титан более всего предпочитал Лизку, девицу шуструю, веселую и на разные любовные кунштюки весьма охочую.

Третьего дня он пришел к Чекушиной часика в четыре пополудни. Лизка была свободна, и после всего того, что случается в подобного рода домах между клиентом и девицею, Николенька крепко уснул. Проснулся он на диване в общей гостиной, уже в десять вечера, и на правах постоянного клиента пошел на кухню, чтобы испить чаю, а лучше — кофею. Не дойдя двух шагов до наполовину затворенной кухонной двери, он услышал разговор. Чекушина убеждала клиента не волноваться и еще немного подождать.

— Я уже, без малого, полчаса жду, — недовольно отвечал ей какой-то мужчина. — И терпение у меня на исходе. Вы, верно, не знаете еще, кто я таков. И лучше бы вам этого не знать… Я могу одним мановением руки, нет, мановением одного пальца разогнать всю эту вашу лавочку ко псам собачьим. Мне вице-губернатор — короткий друг. Мы с ним вместе — о-го-го, сколько соли съели. Фигурально выражаясь, конечно. И водочки тоже в свое время целую реку выпили…

— А давайте и мы с вами водочки выпьем? — как могла, старалась умаслить опасного для ее заведения клиента Зинаида Петровна. — А там, глядишь, и Лизонька наша освободится. Ну, еще с четверть часика потерпите, а, Венедикт Ерофеич?

Титан заходить в кухню не стал. Заинтересованный личностью нетерпеливого мужчины по имени Венедикт, которого явно опасалась хозяйка «веселого дома», он подошел ближе и прислушался. Ибо служба — обязывала…

На кухне было тихо. Потом бряцнула посуда, послышался звук наливаемой в стакан жидкости.

«Согласился этот Венедикт Ерофеич, видно, водочки откушать, Лизку дожидаючи. Какая она, однако, популярная, Лизавета-то моя. От клиентов отбою нету…»

Мужчина выпил и довольно крякнул.

— Вы огурчиком солененьким закусите. Вот капустка. Может, еще? — услышал Титан голос Зинаиды.

— Ладно, — голос мужчины немного подобрел. — Наливайте, Зинаида Степановна…

— Петровна я, Венедикт Ерофеич, — поправила важного клиента содержательница «веселого дома».

— Да? — спросил мужчина. — Но все равно наливайте…

Титан приблизился почти вплотную к двери. Лица мужчины он не разглядел, поскольку тот сидел спиной к двери, зато хорошо разглядел добротное драповое пальто с барашковым воротником и его бритый затылок.

Через день, вечером, Николенька-гимназист снова воспылал желанием телесных ласк и направил стопы к Чекушиной. Лизка только что выпроводила клиента и приводила растрепанные перышки в надлежащий вид. По прошествии сорока минут, лежа в ее постели, Титан вспомнил про Венедикта Ерофеича и, закинув руки за голову, спросил:

— А этот… хмырь в драповом пальто с барашковым воротником и бритым затылком… Дождался он тебя позавчера?

— Венедикт Ерофеич, что ли? — с интересом посмотрела на Николеньку Лизка.

— Ну да, Венедикт Ерофеич, — подтвердил Титан.

— А ты что, ревнуешь? — кокетливо спросила барышня.

Она хихикнула и стала ластиться к нему, пытаясь пробудить в нем новый интерес к ней. Пробудила… Еще через четверть часа, откинувшись на подушки, она решила уточнить:

— Так почему ты про него спросил? Про Венедикта Ерофеича-то… Правда, ревнуешь?

— Еще чего, — не сразу ответил Титан, поскольку после бурных телодвижений, напрочь отключивших мозг, поначалу не понял, о ком идет речь. — Просто мне показалось, что Зинаида его… опасается, что ли.

— Его все наши девочки побаиваются, — ответила Лизка, немного обиженная этим «еще чего».

— И ты побаиваешься? — спросил Николенька.

— И я, — подумав, кивнула она.

— А чего в нем такого опасного? Мужчина видный, представительный.