Единственный чеченец и другие рассказы - Антон Блажко

Полуголые бойцы, набрасывая разгрузки и передергивая затворы, выскакивали из казармы, сталкиваясь и матерясь в темноте, разбегались по местам. Битюг-прапорщик по кличке Бэтмэн, дома первый мздоимец и пьяница, молодецки выпустил ленту из вверенного ПК и орал с вышки:

— Второй номер, твою мать, патроны!

На каждой огневой точке следовало иметься запас, как бывает в окопах и гнездах настоящей войны, но здесь оставленное без присмотра оказалось бы тут же проданным или выброшенным неизвестно куда. Номер два где-то гремел жестью, чертыхаясь:

— Пи…ры, что за падла коробки убрала?!

Балинюк пытался доложить обстановку в комендатуру и райотдел по стандартному милицейскому «Сапфиру», какой ставился в машинах и дежурных частях, но эфир был забит на боевом и резервном каналах ввиду начавшейся кутерьмы. Как всегда, подпакостивали союзные чешские полицаи или «духи», слушающие частоту, если они не совпадали в одном лице — зажимали тангетку передачи, создавая воющий фон, либо для разнообразия поливали старших братьев грязью. Усадив в закуток связи для подвернувшегося бойца, он привычно забросил на плечо ремни зеленого ящика и полез наверх. В бою важен не лишний ствол, а твердое общее руководство.

Чайкину на случай нештатных ситуаций поручался школьный пост. При ночной заварухе сторонняя помощь вряд ли придет, выкручивайся как сможешь. Заранее была определена группа из пяти человек с гранатометчиком и солидным боезапасом, дополнительные магазины собрали по всему отряду и прикупили у вояк. Патронные ящики и вскрытые цинки стояли наготове в школе, при интенсивной стрельбе главная заминка — набивать рожки, опустошаемые в секунду, потому их хорошо иметь снаряженными побольше. Пулеметчик вынужден был экономить ленты по вечному их недостатку, под огнем «маслят» в тугие гнезда судорожными руками просто не загонишь, к тому же полосы обычно состоят из кусков, сцепляемых очередным патроном для стрельбы на ходу израсходованный отрезок летит прочь, не мешая продвижению. Держа связь со школой по малой рации на «внутренней» волне, начштаб выступил на выручку к хлопцам.

Собрать группу в требуемые минуты, как и следовало ожидать, среди бедлама не удалось. Пришлось схватить из обороны для комплекта ближних двух воинов, благо вещмешки с запасом стояли под известными койками и у самого Чайкина всегда ждала наготове эрдэха — патронная россыпь, гранаты, пара толовых шашек с детонаторами и огнепроводный шнур. ВОГи он таскал в кармашках тяжеленного пояса, напоминавшего охотничий патронташ.

Удержав получившего наконец свои коробки пулеметчика за лапу, чтобы не грохотал, Балинюк вышел на связь с федералами. Одновременно ему приходилось слушать еще два канала, местный и боевой, поскольку отсутствие лишних станций препятствовало иметь на каждый свою. Пуль он не страшился, даже взвизгнувших прямо над головой, хотя пригибался за бревна обкладки гнезда. Есть много вещей серьезней летучих железок, например — избежать потерь в отряде, которые зачеркнут все его чаяния и труды, да и здешняя война уже являлась игрой наполовину, ее можно было во многом просчитать. Докричавшись ответа "Слышу тебя, «Астрахань», слышу!", начал излагать диспозицию с расстановкой сил.

Чайкин с группой, разбившейся по сторонам дороги, пробирался к школе заранее разведанными проулками. В одном месте проскочили напрямик для скорости чей-то огород. Последнюю боковую улицу форсировали уже под огнем, случайная очередь хлестнула стены домов или их обнаружили, но пришлось выдать себя ответкой. Местонахождения Чайкин в эфир не объявлял, сообщил только: "Держитесь, держитесь, уже "перрон"!", что означало "скоро буду, готовьтесь". Приблизившись вплотную, следовало пустить зеленую ракету — "я свой" и обозначиться голосом, как он знал по опыту, ибо условный знак может тотчас перебить разноцветным залпом противник или не пойми кто, в ночном бою пучки осветительных и сигнальных зарядов вечно расчерчивают по-рожденственски небосвод. На деле вышло не совсем по тактическим наставлениям, парни отчаянно палили с крыши, крик терялся среди грохота, поэтому Чайкин расшифровался в эфир:

— Прекратить огонь, там-тарам, нас полоржите! Сказано ведь — «перрон»!

— Так давайте скорей, тарарам, нас окружают!..

Последний бросок от угла крайнего дома к школе, открытой со всех сторон, был наиболее опасен. По зданию били с двух или трех сторон прицельным очередями, бухали подствольники. Велев прикрыть его во что бы то ни стало, Чайкин бросился на прорыв. Коротким бегом от канавы к деревцу, от деревца к ограде, будь неладна, преодолел часть дистанции и залег, отвлекая огонь на себя. Когда подтянулись остальные, поползли к белеющей силикатным кирпичом школе, раздирая ладони и штаны о хлам с камнями, усеивающий грунт вокруг. Здесь, со стороны пустыря, имелся боковой вход, и Чайкин орал в рацию:

— Открывайте пожарную дверь, мы рядом!

— Не могу, заперта, — вопил чумной командир первого отделения по кличке Годзилла, являвшийся старшим поста. — Идите через главную лестницу, там свободно!

Огибать здание и всползать на широкие ступеньки крыльца было все равно, что лезть в поднятое метра на два от земли окно. Распластавшись листом, Чайкин ревел недотепе:

— Идиот, сломай, выбей — мы на поле лежим, по нам в упор…чат!

— Да завалили же специально! Бегите к тому ходу или в окошко вот, я сейчас раму отобью…

— Гаденыш, — было ясно, что Чайкин убьет дурака, если доберется, освободи дверь или я взорву ее на хрен вместе с тобой, а в окно сейчас гранату кину! Шевелись, долбогреб, из-за тебя погибнем!

Рассредоточившись, бойцы кое-как укрылись вдоль стен и слышали, что за обитой железом дверью началась возня. Вскоре замок изнутри прострелили, шугнув хоронившихся вблизи, и наконец заветный прямоугольник со скрипом приотворился. Друг за другом, на карачках и ползком все протиснулись внутрь и спешно закрыли вновь, привалив назад бревна, старые покрышки, какую-то чугунку и мешки с песком.

Тем временем Балинюк дал наводку минометчикам, и первые «рыбы» с воем обрушились на заросли и брошенное поле юго-восточнее поста. Затем прилетел артиллерийский снаряд, лег так близко, что фабричные постройки дрогнули, стрельба прервалась с обеих сторон, а командир с Бэтмэном чуть не кувыркнулись вниз. Оглохший Балинюк забасил кружку микрофона, держа наушник в горсти:

— Хорош, хорош, снесете нас к бабушке! Отбой, скоро понадобится обработать другой квадрат, только чистенько, как в аптеке!

И он взялся за малую рацию, вызывая школу на связь. Ответил Чайкин слава Богу, значит, дошли, наступила пора бомбить тамошние окрестности. Не жалея домов, раз допустили боевиков в село, только здесь отдать команду должен был уже с места начштаб.

Ситуация вокруг чертова изберпункта между тем осложнялась. Не удержав подкрепления защитникам, в преддверии рассвета моджахеды решили идти на приступ. Усилив обстрел, они начали подбираться к зданию, бухнула «муха», к счастью, перелетавшая цель и рванувшая где-то на задах. Пули стучали по стенам, точно косой дождь, ВОГ ткнулся в рубероидную крышу и ранил осколками бойца, пришлось спуститься на второй этаж, обзор сузился, часть проемов вместо стекла была забрана полиэтиленом и фанерой. Так и возьмут штурмом, если бывалые вояки, подползут вплотную и закидают гранатами, подожгут, выкурят, когда под ногами враг, на долго верхотуре не усидишь. Оставалось крайнее средство: просить на себя залп. Укрывшись в простенке, Чайкин стал вызывать отряд.

Артиллеристам поставили трудную задачу — работать по неразведанной цели, руководствуясь указаниями из вторых рук, ибо начштаб мало смыслил в баллистической премудрости, способный давать разве что перелет-недолет. Балинюк вовремя догадался разжиться у коллег дубликатом карты-пятисотметровки во избежание ошибок и разночтений, а им вручил копию добытого в комендатуре стройплана села 80-х годов (свежее не нашлось). Требовалось положить заряды вокруг здания практически в жилмассиве, по возможности не тронув обоих, что все же превышало возможности расчетов, укомплектованных срочниками. На пробу выпустили мину, поднявшую столб воды в реке, следующая зажгла чей-то сарай поблизости — дьявол с ним, главное отбить врага. Третья выщербила угол школы и лишила фасад последних стекол. Чайкин запросил прекратить огонь, прямое попадание накрыло бы всех разом. «Духам» сюрприз не понравился, они подали назад. По-видимому, цель состояла больше в шуме, чем уничтожении выборного участка, класть упрямо головы за штемпелеванные бумажки они вряд ли собирались. Воздух начинал сереть, а следовало еще рассредоточиться либо уйти из села, грядущий день мог принести ответные карательные действия, тотальную зачистку. Стрельба ослабла, уходя за ближние дома. Положив раскаленный автомат, Чайкин спросил отделенного: