Форпост - 4 - Андрей Валерьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Зажрались вы, Иван Андреевич. Десять кэмэ тебе мало. «Беду» вспомни!»
Маляренко утёр пот, заливавший лицо и постарался расслабиться. В рубке днём было очень жарко и душно. Очень хотелось открыть иллюминаторы и проветрить помещение, но это было чревато. Из открытых окон нёсся поток обжигающе горячего воздуха. Как из фена.
Экипаж, за исключением Насти, забрался в кубрик и не отсвечивал. Франц парился у себя в машинном, и у Вани было такое ощущение, что он на всём корабле один.
«Круто! Я прям как в одиночной кругосветке!»
Над головой послышались шаги. На верхней палубе ходила Настя.
Ивана передёрнуло. Ни за какие коврижки его сейчас нельзя было вытянуть на солнышко. А Настя — пожалуйста! В первый же день юная женщина, сильно смущаясь, попросила капитана поговорить с экипажем. На предмет того, что такое дружба и какие у неё, как у женщины есть привилегии.
Маляренко очень удивился, но за ужином объявил, чтоб «на верхнюю палубу даже носу больше казали «. Мужики пожали плечами, отпустили пару в меру пошлых шуточек и у Анастасии появился персональный кусочек судна.
Где она сейчас и загорала. Вся штука была в том, что её страшные шрамы, так хорошо видимые на белой коже, при загаре становились почти незаметны, и девушка решила резко сменить свой имидж — из бледного привидения превратившись в знойную мулатку.
Маляренко лениво подумал о том, что ей сейчас ещё жарче, чем ему, закрепил штурвал, устроился в своём роскошном кресле и задремал. До Туниса, по всем расчётам, было не меньше тысячи километров.
«Тысяча делим на десять, это будет…»
На этом мысль у Вани закончилась и он окончательно заснул.
Путь на запад, к африканскому побережью занял не четверо суток, на что рассчитывали Маляренко и Ермолаев, а все десять. Горячий ветер дул в лицо со страшной силой, принося с собой мелкий песок, который постоянно скрипел на зубах и попадал в глаза. Франц почти не появлялся на палубе, наглухо задраив вход в машинное отделение и дополнительно укрыв механизм шторой из куска брезента. Немец за эту неделю похудел едва ли не вдвое, он буквально высох и если бы не ночные купания в море, кто знает, выдержал бы он этот переход.
А потом всё внезапно закончилось. Впереди показалась тонкая серая полоска земли, от края и до края горизонта, а проклятый южный ветер стих. И хотя жара никуда не делась, стало намного легче. Во всяком случае, теперь весь экипаж проводил день на палубе под навесом, регулярно прыгая с верёвкой за борт. Освежиться.
Самым страшным после жары была… скука.
Анекдоты, рассказываемые за ужином, давно закончились. Карты и шахматы не спасали и в свободное от вахт время люди просто валялись на палубе, тупо пялясь в море. На «Мечте» остро не хватало судовой библиотеки и кинозала.
На третий день похода вдоль африканского берега Ивану это надоело, и он объявил об открытии школы морских навигаторов, своим волевым решением записав туда всех. Даже Настю. Даже Ахмеда.
— Через неделю зачёт. Через две — экзамен. Кто не сдаст — того за борт. Всё. Ермолаев — учи!
Потом боцман организовал чемпионат по игре в буру, потом Франц открыл клуб преферансистов, а потом — пошло-поехало. Фантазия у экипажа била через край. Каждый вечер народ развлекался, как мог, иногда даже устраивая небольшие спектакли.
Иван сидел в своём кресле, растягивал губы в улыбке, аплодировал и что-то говорил, но смысл происходящего всегда проходил мимо сознания. Чёрт знает почему, но он чувствовал себя мертвецом на корабле живых людей.
«Ччччёрт! Мертвец!»
Иван вздрогнул и попытался вернуться в этот мир. В этом миру стоял хохот — Виталий Николаевич очень образно рассказывал, как Лом-Али пытался свести ленивого осла с не менее ленивой ослицей. Настя, красная как рак, фыркала, но тоже смеялась.
«Да. Живые. Они живые и будут жить»
Смех снова превратился в неясный фоновый шум, а люди — в размытые серые тени. Иван ещё шире растянул «в улыбке» рот и отрубился.
— Батя, батя… ты чего?
«Чего вы меня трясёте? Не трясите, сволочи!»
Маляренко открыл глаза — вокруг стоял встревоженный экипаж.
— Игорь, всё в порядке. Заснул я что-то.
Ваня попробовал улыбнуться, но получилось это плохо. Оказывается, его рот до сих пор был растянут в улыбке «до ушей «. Мышцы на лице затекли и очень болели. И очень сильно кололо в левой части груди.
Маляренко закряхтел.
— Не дождётесь!
Народ шутку не воспринял, продолжая, всё так же встревожено, смотреть на капитана. Ваня понял, что потребуется ещё кое-что. Он широко зевнул и кивнул головой на далёкий берег, неспешно проплывающий по левому борту.
— А чего, храждане, как вы смотрите на то, чтобы размять ноги? А?
Сухопутные морячки десять секунд молчали, а потом тишину разорвал радостный вопль.
Болтаться в море всем порядком надоело.
Следующим утром «Мечта» подошла к береговой линии на полкилометра и Иван принялся выискивать в Африке хоть что-нибудь стоящее, ради чего стоило высаживаться на берег.
Африка ласкала глаз весёленькой жёлто-оранжевой гаммой с изрядной примесью белого. Ваня долго не мог понять, что же это такое, но затем до него дошло — это была соль. Громадные белые поля соли среди невысоких гор. Часто соляные поля были присыпаны жёлтым песком. Выглядела эта абстракция забавно, но никакого желания высадиться на берег она не вызывала — от Африки хотелось держаться как можно дальше. Финиковых пальм и прочих бананов тоже не было видно. За все дни наблюдений Иван не обнаружил ни единого следа растительности. Даже вездесущие чайки здесь отсутствовали. Над почти чёрными горами изредка кружили какие-то птицы — единственный признак того, что и здесь тоже есть жизнь. Команда посовещалась и дружно решила «что ну её нафиг, Иван Андреевич, и без этой Африки обойдёмся!»
Одно радовало — полное отсутствие южного ветра.
«Мечта» медленно, но верно обогнула Тунисский берег и, снова повернув в западном направлении, пошла вдоль бывшего Алжира. Вода в здешних местах была как в кино. Изумрудная и прозрачная настолько, что порой глядя на тень от судна, что бежала по белому песчаному дну, Ивану казалось, что он летит. Парит. На дирижабле. Алжирский берег был сам по себе горист, но море, почему-то было довольно мелким. Временами попискивал эхолот и приходилось забирать мористее, уходя от береговой линии на несколько километров. Чёрт знает почему, но этот мёртвый и абсолютно пустынный берег притягивал Ивана. Он сто раз говорил себе, что пора заканчивать маяться дурью и уходить в открытое море, но всякий раз, после того как яхта обходила очередную отмель, капитан приказывал идти к берегу. Иван не надеялся здесь ничего найти. Просто эти горы, эти краски, этот песок и камень до боли напоминали ему родину. Чарын. Или. Алатау. Горы, скалы, каньоны, барханы и солончаки Семиречья.
Капитана придавила ностальгия.
На шестой день прибрежного плавания, когда, по расчётам штурмана, «Мечта» неспешно проходила середину алжирского берега их обстреляли.
Глава 4
В которой Иван Маляренко впервые в своей жизни посещает африканский континент и нехило там приподнимается
«Он, то плакал, то смеялся,
То щетинился, как ёж…»
В.С. Высоцкий
Раннее утро началось с шухера. Сначала заорал вперёдсмотрящий, потом по палубе загрохотал топот босых ног и раздался азартный гомон. Ваня продрал глаза и увидел, как мужики лихорадочно готовят удочки, тычут за борт руками и, не обращая ни малейшего внимания на спящего по соседству капитана, орут.
— Вон, вон, смотри, опять плеснула!
Солонина и копчёности всем порядком надоели, а поймать хоть что-нибудь уже две недели не получалось. Море здесь было пустым, как и пустыня на берегу. Даже водорослей на дне не наблюдалось.
«Свежая рыбка — это хорошо!»
Маляренко протёр заспанные глаза и тоже заинтересовано высунулся за борт.
Бульк! В полусотне метров от борта из воды поднялся маленький фонтанчик. Мужики загалдели в два раза громче.
— Здоровая…
— Рулевой…
— Франц, топи…
Бульк!
Всплеск и фонтанчик на этот раз были совсем рядом, но в прозрачной воде никакой рыбы не было видно. Рыбаки озадачено смолкли. Первым неуверенно подал голос лейтенант.
— Мужики, а это не может быть…
Щёлк!
Корпус лодки резко вздрогнул, а от надстройки отлетела щепа, и раздался треск. Ермолаев не медлил ни секунды.
— Ложись!
Сбив на палубу ещё не до конца проснувшегося Ивана, лейтенант громадными прыжками рванул к рубке.
— Франц! Франц ходу!
Щёлк! Щёлк!
По лодке снова прилетело. Звонко и резко. Иван лежал на палубе и всем телом чувствовал, как по его ласточке бьют пули.
