Эпитафия - Кирилл Юрьевич Гриб

Как жаль, что я не могу ничего сказать Елене, столько всего я понял и узнал! Всё что я могу так это наслаждаться этим голом, этой любовью.

– Ты такой красивый, как будто знал о нашем свидании! – Она попыталась смеяться, но оборвалась плачем. – Как же всё неправильно… Эшь, если бы ты знал, сколько ошибок я наделала, сколько ужасных вещей успела натворить…

Я хочу ей сказать, что знаю, рассказать сколько ошибок наделал я сам, чтобы мы оба убедились, как схожи друг с другом. Хочу рассказать ей всё, что во мне было и как безумно оно менялось. Но в моей власти только слушать…

– Мне стыдно за ту дикую ненависть, что я питала к тебе все эти годы… Прости… – Она захлебнулась в слезах, а я даже не могу их утирать…

– Я люблю тебя, Эшь…

– А я люблю тебя, Елена…

Лёд растаял, моя страшная пытка исчезла, и я наполнился нежным огоньком свечи. Ах, каким же разным бывает пламя – одно съедает всё живое, а другое – рождает жизнь.

– Помнишь тот прекрасный луг за городом, на котором мы нашли четырехлистный клевер? Я всегда помнила и хочу исполнить твое последнее желание. Мы, я не одна, мы это сделаем в знак любви к тебе, Эшь. Мы развеем прахом твою мертвую душу над тем самым полем.

Во тьме появилась новая нить, насыщенная удовольствием и наслаждением, она ведёт в то самое поле….

XXXVI

Сегодня, пожалуй, самый волшебный день бабьего лета, солнце, напоследок нагрело землю и воздух, оживило ещё зеленые травы, а небо! Небо пастельно голубое, без единой тучки, бесконечно глубокое.

Мы, взявшись за руки с Еленой идём за город, она хочет показать своё любимое место. Идём совсем не вдоль проезжих частей и даже не по протоптанным тропинкам. Два изгоя, точнее все остальные изгои, а мы с Еленой любимые дети природы. Идём сквозь зелёные, мягкие поля и светлые, приветливые леса. Как же красива она в этот день, величавая и искренне счастливая богиня леса.

Всю дорогу нас окружало пение птиц и ароматы свежей весны, прямо в осенние дни, невероятно…

– Мы уже близко.

Поднимаемся на холм из зелёной шерсти, за которым скрывается всё кроме синевы неба. Я чуть позади и уже вижу, как Елена садиться в траву, добравшись до самого верха.

– Отсюда невероятный вид, так дух захватывает, что можно забыть про существование пыльных городов, спешащих куда-то людей, весь тут шум и проблемы. За спокойствие я и люблю это место.

Вид и вправду поражал воображение, как своей простотой, так и своей неописуемостью. Огромное, рыхлое поле под ногами, чуть дальше его отчерчивает полоса реки, а за полосой качающиеся лесные массивы и небо, волшебное небо. Присев я понял, что и трава здесь необычная – только луговая, создававшая объем и клевер, лежавший нежным покрывалом.

– А спорим ты не найдешь здесь четырёхлистный клевер? – Она мило и хитро улыбнулась, бросая вызов. – Я вот ещё ни разу не находила.

Она полностью легла на траву рассматривая небо, купаясь в нём, пока я искал. И это на самом деле сложная задача, кажется, что цель уже в твоих руках, но присмотревшись ты понимаешь, что ошибся, снова. Сотня попыток или даже две, начинает казаться, что и вовсе нет никакого четырехлистного клевера. Перебирая траву, я медленно подползал к ней, и вот, у самого её лица прячется за ушком!

– Нашёл!

– Что, правда? Дай посмотреть!

Мигом она подскочила, сияя от восторга, сводя меня с ума блестящей красотой. Так было часто, радость её всегда украшала, нет, преумножала.

– А ведь только один из сорока тысяч четырехлистный… Значит это к нашему счастью или только к твоему? –Крутит двумя пальцами веер клевера и думает, так усердно. – Забавно, как сильно человек любит искать. Будь, и трехлистных, и четырехлистных поровну, никто бы и не думал о них, а когда мы знаем о редкости одного, он уже может стать целью, мечтой тысяч, ради которой потратят не один час. Почему? Думаю, это всё что есть у человека, вечное стремление к поиску чего-то большего.

Это место не отпускало, настолько завораживающим мы его находили, что любовались за самого захода солнца. Мои мысли убежали очень далеко в странные свои глубины, но мне это показалось самым уместным и естественным.

– Знаешь, я хочу, чтобы мой прах стал именно этим местом. Раньше я не находил ему применения, но теперь…

– Тогда пусть это место, в своё время, поглотит и меня. С этими мыслями мне будет сладко встречать смерть, ведь я буду точно знать, чем стану…

XXXVII

Я вернулся в свою обитель уже готовый по привычке к ледяной пытке или огненному мучению, шторму, но нет. Всё, что меня охватило – любовь и наслаждение, легкость и свобода.

Судя по звукам, меня несла Елена, она набирала полную грудь воздуха, кряхтела и несла. Потом останавливалась, снова набирала воздух и снова несла.

– Сегодня я задалась вопросом, кто тебя любит больше я или Артур. –Говорила она с трудом, моя тяжесть сказывается. – Он сделал больше других и при твоей жизни, а сейчас так вообще, рискует всем вместе со мной. Только разница в том, что Артуру есть что терять. Он много заплатил за молчание в крематории и ещё больше заплатит если все это вскроется, но его этот риск даже не смутил.

Остановились, видимо она снова устала. Не знаю, сколько теперь весит мое тело, наверняка для такой малышки сверх меры.

– А ты мне ни разу не показывал картины. Артур рассказывал, насколько сильно ты их не любил, но… Но они прекрасны и мне остается только представлять, какие сюжеты погибли в огне…

Как же волнуют её слова, заставляют трепетать душу, желать, расти… Она снова продолжает идти, почти не дав себе отдыха.

– Осталось немного, машина ждёт уже за поворотом.

Чьей-то торопливый бег, приближается к нам. Елена идёт ему на встречу, значит Артур, не нужно волноваться.

– Давай мне, вижу ты очень устала…

– Кто это там, у могилы? – Испуганный голос Елены.

– Всё хорошо, это Виталий Леонидович. Он хотел нам помочь, и я попросил замести за нами следы.

Сбитое дыхание, они идут торопливее, быстрее. Даже Артуру тяжело дается нести меня. Шаг замедляется, то был последний рывок.

– Посадишь нас вместе сзади?.. –Её голос вернул свою силу и горел.

– Конечно. –Тяжелый голос оборвался от нехватки воздуха.

Открылась дверь автомобиля, скрип сиденья, щелчки ремней безопасности – три. Завелся