Внеклассное чтение - Микаэл Геворгович Абазян

что скрипка возникла задолго до того, как он начал играть в своей первой группе, но до недавнего времени она просто не могла материализоваться.

– Или же он сам не способствовал развитию этой идеи. Ведь бывает же так, что у человека есть какая-то мечта, но он сам никак не может поверить в нее, и уж тем более реализовать. И вот он живет, живет, а мечта его угасает, угасает, словно птица в клетке. Ему нужно клетку открыть, выпустить ее на волю, дать ей крылья расправить, а он лишь мимо нее в пустое небо смотрит. Мечту же тоже услышать, почувствовать надо, признать…

– Может и так. Ладно, я продолжаю. О группах. По сути у него никогда не было своей группы – он всегда играл то, что ему говорили. Из опыта игры с каждой из всех этих групп он приобретал для себя что-то новое: общие принципы игры в группе, музыкальную грамоту, технические нюансы. Он расширял свой кругозор, он знакомился с другими музыкантами. Интересно то, что он не делал это целенаправленно, но в каждый новый состав он приходил со все большим багажом. Каждый из этих составов, в свою очередь, также получал какую-то выгоду, принимая его. В основном это выражалось в том, что группа начинала выглядеть на сцене, она становилась по-хорошему дерзкой. Правда, не всегда это ценили, что и приводило к его внутренней неудовлетворенности, а оттуда – к конфликту в коллективе. С годами он научился и тому, как ускорять эти неизбежные процессы, и вот, на сегодняшний день он опять идет вперед.

– Сколько он продержался на этот раз?

– Ровно полтора года.

– Не очень много, но и немало, зная сколько чего он сделал в этой группе.

– Точно, не идет ни в какое сравнение с пятью годами, проведенными в пред-предыдущем составе. Там он был исполнителем, здесь он предлагал; там он следовал образу, здесь он сам его создавал. Но именно исходя из опыта игры в той группе он почувствовал, что срок его времяпровождения в новой подходит к концу.

– То есть?

– Сейчас объясню. Прежде сделаю акцент на слове «почувствовал»: дело явно не в самом опыте, а в правильном, на мой взгляд, ощущении реального распределения зависимостей.

– Не понимаю. Мудрено звучит как-то.

– Знаю, знаю. Сейчас объяснять буду какие зависимости я имею в виду, слушай… Учти, что в рассказе встретится немало противоречий, которые тем не менее имеют свое определенное место в жизни – надо только правильно их понять.

Поиграв год, группа действительно создала новый материал, достойный внимания. Исполнительское мастерство достигло высокого уровня, сыгранность была налицо, но нового материала в их репертуаре не было. Здесь первое противоречие: сначала я говорю, что они создали что-то новое, а потом оговариваюсь, что нового они уже не создавали. Все верно: изменив формат группы из квинтета в трио и перелопатив репертуар, добавив в него кое-что из старого материала, а также приняв участие в написании новых песен, он, безусловно, сделал что-то новое. Для себя во всяком случае.

Список же исполнявшихся на концертах вещей практически не изменялся, и неизменной оставалась старая форма представления, от которой уже все устали. По-видимому, остальные участники ослабили защиту от рутины и довольствовались этой статикой последние несколько месяцев. То ли они не замечали, то ли не хотели признавать этого, но дела у группы стремительно шли на убыль. Репетиции проходили непозволительно редко – пару раз перед очередным выступлением в одном и том же клубе – он, кстати, уже закрылся – и были все менее продуктивными. Ну сколько можно играть одно и то же и каждый раз после очередной пробы говорить: «О, хорошо получилось»!

Будучи человеком артистичным, он тем не менее не мог уже скрывать недовольство происходящим, и его упадническое настроение передавалось остальным. Ему иногда приписывалась ответственность за общую хандру, но он в ответ приносил полное отсутствие мотивации. Как он мне рассказывал, одним из условий его участия в этом проекте было «находиться в плюсе», то есть получать хотя бы на пару долларов больше, чем тратить. На данный момент выполнение этого условия было уже невозможным. Во время бесед этот факт приводился как аргумент и далее не обсуждался, тем самым после нескольких разговоров было понятно, куда он клонит.

Недавно состоялся еще один, последний разговор, во время которого было предложено сыграть еще один раз в том самом клубе, пока он не закрылся. «Сыграем?» – спросили они его, а он ответил: «Если спрашиваете меня, то я отвечаю «Нет»». Мне здесь видно очередное противоречие: он любит играть и любит быть на публике, и вот он сам отказывает себе в этом. Вот как он мне сам все объяснял:

«Мы играем наши вещи вперемешку со всем известными шлягерами – кстати, как показывает практика, нашей публике далеко не все они и известны. Со стороны же говорят, будто половина – это каверы5, а другая половина – тоже каверы, вот только непонятно на чьи именно песни. Смешно? Кому смешно, а кому обидно. Мы вкладываем в наши вещи наше умение и наше понимание той или иной песни, самих себя. Но я сам не виню людей, потому что в группе потеряно чувство времени и места: ну как мне объяснить, что сейчас не начало семидесятых, и за окном – не Европа с Америкой, как?! А люди это видят. Они могут не замечать те секундные фишки, которые мы неделями разрабатываем, не понимать сложности исполнения тех риффов, которыми мы до сих пор гордимся, но это нормально, ведь нельзя требовать от всех понимания себя одного-любимого. Люди приходят в бар или в клуб для того, чтобы отдохнуть, развлечься, послушать музыку, пообщаться, поговорить, а не вникать в твои задумки. Концерты – это другое дело. Они организуются с целью познакомить людей с твоим творчеством, и там ты можешь ожидать внимания. Поначалу у нас дела шли неплохо, люди интересовались нами и нашей музыкой, но потом все это стало потихоньку затухать.»

Ты знаешь, когда он мне все это рассказывал, в его речи чувствовалось какое-то сожаление о чем-то неудавшемся, но одновременно с этим в нем ощущалась решительность что-то сделать. В конце разговора стало ясно, что он уже практически сделал это что-то, а сожаление было лишь о том, что он не сделал это раньше, и вот как он закончил свой монолог.

«Последний разговор с ребятами состоялся два месяца назад. Я пару раз дал понять, что мне уже не интересно то, что группа в состоянии