Все о страсти - Стефани Лоуренс

Хоть бы кобылка не решила подобраться ближе к Франческе, пока конюхи рядом!

— Слышал, что хозяин купил ее для какой-то леди.

— Должно быть, это правда. Сам он слишком для нее тяжел. Кобыла его не выдержит.

— Зато, похоже, выдержит леди, — фыркнул второй.

Франческа снова посмотрела наверх: фонарь исчез. Свет постепенно удалялся. Значит, конюхи сейчас уйдут!

Она подождала, пока вновь станет темно, и поднялась как раз вовремя, чтобы заметить, как парни выходят из конюшни, захватив с собой фонарь.

— Слава Богу!

Мягкий нос подтолкнул ее в спину. Франческа обернулась, тоже готовая завязать дружбу:

— О, какая чудесная девочка! И нос у тебя бархатный…

Она провела ладонями по гладкой шкуре, наслаждаясь приятным ощущением: глаза еще не привыкли к темноте.

— Он сказал, что мне следовало бы кататься на арабской кобыле, и как раз купил такую для неизвестной леди, — шепнула она, гладя уши лошадки. — Совпадение? Как ты думаешь?

Кобылка повернула голову и глянула на нее.

Франческа улыбнулась:

— Я так не думаю. — Она обняла лошадку за шею и прижалась к ней. — Он купил ее для меня!

Голова у нее кружилась от радости, уносившей ее все выше и выше на своих белых крыльях. Кобыла — свадебный подарок, она готова поклясться в этом собственной жизнью. Всего пять минут назад она еще сердилась на Чиллингуорта, терзалась неуверенностью в завтрашнем дне. Теперь же… она была готова простить ему многое за таком подарок. За то, что он думал о ней.

На такой лошади можно мчаться быстрее ветра, а ведь теперь она будет жить в глуши, словно предназначенной для безумных скачек.

Неожиданно будущее предстало перед ней в розовом цвете. Сон, который так часто являлся ей последние несколько недель, сон, в котором она летела по холмам на резвой арабской кобылке рядом с ним, кажется, скоро сбудется.

— Но если он купил тебя для меня, значит, ожидал, что я буду ездить верхом.

Она не могла бы противиться искушению даже ради спасения собственной души.

— Подожди здесь. Мне нужно найти седло.

Джайлз пробирался сквозь тьму, утомившись не столько духом, сколько телом. Он весь промок после того, как ворочал побывавшие в воде бревна, но сегодняшнее происшествие оказалось просто даром богов, потому что спасло его рассудок.

Он отказался от предложения Девила поехать на прогулку, хотя помощь друга не помещала бы. Но нервы были слишком натянуты, чтобы парировать язвительные уколы Девила, которые посыпались бы градом и превратились бы в допрос, едва он потеряет терпение и вспылит. И несмотря на все заверения в обратном, Девил был уверен, что, как вся Коллегия Кинстеров, Джайлз пал жертвой Купидона и влюбился в нареченную.

Ничего, скоро он узнает правду: как только увидит покорную, воспитанную невесту Джайлза.

Повернув серого на тропу, вьющуюся среди холмов, он отпустил поводья, позволив коню выбирать путь.

Мысли лениво ворочались в голове. Хорошо, что удалось сократить список приглашенных до разумного количества. Сотня гостей — это и без того чересчур много. Пришлось, правда, сражаться с матерью за каждое имя. Она засыпала Франческу письмами, но Джайлз был уверен, что отнюдь не по наущению будущей невестки мать всячески интриговала, пытаясь устроить грандиозное торжество. Но в его планы это не входило.

Кстати, интересно, приехала ли его невеста? Что ни говори, а церемония назначена на одиннадцать утра.

Он равнодушно пожал плечами. Какая разница, опоздает она или нет?! Когда приедет, тогда и обвенчаются…

Да, его трудно назвать пылким женихом!

Как только он добился согласия Франчески и покинул Роулингс-Холл, все нетерпение куда-то испарилось. Все решено и скреплено печатями. Кроме того, она подписала брачный контракт. Со времени отъезда из Гэмпшира он почти не думал о невесте, вспоминая о ней, только когда мать размахивала очередным письмом и предъявляла очередное требование. В остальное же время…

В остальное время он думал о цыганке.

Воспоминания преследовали его. Каждый час каждого дня, каждый час долгой ночи… Она даже являлась ему во сне, а это, вне всякого сомнения, было хуже всего, ибо в его снах не оставалось ни запретов, ни ограничений, и на несколько коротких моментов после пробуждения он давал волю фантазии…

Но что бы он ни делал, как бы себя ни укоряя, ничто не могло победить его одержимость. Его потребность в ней была абсолютна и непоколебима; несмотря на то что он дважды избежал участи раба, все же по-прежнему мечтал… О ней. О том, как бы взять ее. Удержать навсегда.

Ни одна женщина, кроме нее, не владела его мыслями до такой степени, не подводила его так близко к краю пропасти.

Он не мог подумать без отвращения о брачной ночи. Сама мысль о цыганке возбуждала его, и он не мог утолить свое желание ни с кем другим. Он уже решил попытаться в надежде снять чары. Но не нашел в себе сил покинуть кресло. Пусть тело ныло от неутоленного желания, но единственной, способной принести ему облегчение, была цыганка. И у него не было ни малейшего настроения накидывать узду на утонченную невесту.

Но все это придется сделать в брачную ночь. Ничего, он перейдет через мост, когда до «его доберется. Ну а пока придется вынести венчание и свадебный завтрак, на котором скорее всего будет присутствовать цыганка, пусть и затерянная в море знакомых лиц. Он не спросил, приглашена ли итальянская подруга Франчески. Не осмелился. Любой вопрос подобного рода насторожил бы мать и тетку, и тогда бы такое началось… И без того ему придется туго, когда они познакомятся с его будущей женой.

Он не объяснил им, что женится по голому расчету, и, судя по всему, Хорэс тоже промолчал. Но Хенни и мать все поймут при одном лишь взгляде на Франческу Роулингс. Послушные, воспитанные мямли никогда его не интересовали, и им это известно. Они мгновенно сообразят, чем он руководствовался, и очень рассердятся, но поделать ничего не смогут.

Это из-за них, Хенни и его столь же проницательной матери, он настоял, чтобы невеста прибыла всего за два дня до свадьбы. Чем меньше неожиданных встреч с цыганкой, тем лучше. Стоит дамам увидеть их вместе, и они, прекрасно его знавшие, сразу обо всем догадаются. Он не хотел, чтобы они знали. Чтобы кто-то знал. Жаль только, что сам не может игнорировать жестокую правду.

Добравшись до вершины откоса, он натянул поводья и посмотрел на свой дом, возвышавшийся над излучиной реки. В некоторых окнах еще горел свет, и во дворе играли красные искры — след погашенных факелов, которые должны были зажечься только в том случае, если приедет невеста.

И он понял, насколько оказалась добра к нему судьба. Дождь поистине был благословением небес: невеста с родными задержались до того времени, когда у него появился вполне законный предлог не приветствовать их. Не рисковать встречей с цыганкой на глазах посторонних. Теперь остается выдержать церемонию и завтрак. И все.