В гвардейской семье - Анатолий Недбайло

с новым назначением. Желаю успеха!

Новость ошеломила меня. Какое совпадение: сегодня мне исполнилось ровно двадцать лет!..

А комэск продолжал:

— Открою секрет: командир полка решил именно к этому дню подготовить вам сюрприз. Ведь у Вас

сегодня день рождения? Поздравляю! А завтра — еще один ждет вас: будут вручать правительственные

награды. Так что готовьтесь и вы...

— Благодарю вас, товарищ майор, за оказанную мне честь и за теплые слова. Доверие постараюсь

оправдать.

Я от души был благодарен своим командирам, товарищам, всей нашей славной гвардейской семье за все, что было сделано ими для меня. Не прошло и года, как я рядовым летчиком пришел в этот богатый

традициями полк. Здесь учился искусству боя, здесь постигал науку побеждать. И если теперь назначили

замкомэском — значит, получил признание ветеранов.

Тем же приказом старший лейтенант Леонид Беда назначался командиром второй эскадрильи. Я знал его

как опытного летчика, он был не только мастером неотразимых штурмовых ударов, а и прекрасным

организатором. У Леонида можно было многому поучиться, и я старался перенять его умение мгновенно

ориентироваться в обстановке, учился строгому соблюдению летных законов, расчетливости, вере в свои

силы и готовности в любую минуту пойти на оправданный риск. Приняв решение, Леонид ни за что не

отступал от него, не менял своего намерения. С ним было легко летать, и мы охотно шли с ним на боевые

задания.

* * *

Шел 1944 год. Наши войска уверенно продвигались на запад, освобождая все новые населенные пункты

Украины. Бои уже развернулись на подступах к Херсону и Каховке. Тем временем гитлеровское

командование, накапливая силы на Никопольском плацдарме в излучине Днепра, собиралось нанести

удар по наступающим /советским дивизиям и по образовавшемуся в результате [96] этого «коридору»

вывести закупоренные в Крыму части.

Линия боевого соприкосновения на Никопольском плацдарме стабилизировалась. Красная линия на

наших полетных картах была словно натянутая тетива.

В последний день января воздушная разведка обнаружила западнее Никополя, близ станции Чертомлык

большое скопление военной техники противника. В одиннадцать часов был собран летный состав

третьей эскадрильи. Гвардии майор Кривошлык ознакомил нас с обстановкой и объяснил задание.

И вот шестерка уже в воздухе. Небо затянуло сплошной облачностью. То и дело теряю из виду горизонт

— свинцовая мгла каждый раз закрывает его. На третьей минуте полета слышу голос майора

Кривошлыка. Открытым текстом он передает:

— Недбайло, ведите группу на цель. Я возвращаюсь: неисправна матчасть.

Мне видно, как самолет ведущего левым разворотом нырнул под группу и ушел. Ответственность за

группу, за выполнение боевого задания легла теперь на меня. И я впервые испытал чувства ведущего

группы.

Тщательно сверяю карту с местностью. Погода отвратительная. К тому же еще идем без прикрытия.

Внимание, осмотрительность — на высшем пределе: в любой момент могут появиться «мессеры»!

Мы уже над местностью, занятой противником. Но земля не просматривается: куда ни глянь — серая

пелена. Бьют зенитки. Неприцельно, разумеется, — «на звук».

Группа идет в строгом боевом порядке. Приближаемся к району цели. В разрывах облаков заметил

тонкую нить железной дороги. «Привязываюсь» к ней: этот ориентир поможет быстро и точно отыскать

цель, и я завожу группу вдоль полотна. Цель совсем близко. Мелькнули вагоны. Их всего лишь... два.

Неужели составы уже ушли? Где же вражеская техника?..

На карте помечены овраги, примыкающие к реке Базавлук. Разворачиваю группу влево. И наконец

нахожу цель: овраги, балки буквально забиты техникой и солдатами.

С первого же захода по команде обрушиваем бомбы. Разворачиваемся для второй атаки. Нам видно, как

горят танки и автомашины, как мечутся обезумевшие [97] лошади, как рвутся боеприпасы. Еще один

заход — и новые взрывы внизу, новые очаги пожаров. Теперь каждый летчик выбирает себе цель и ведет

по ней огонь из пушек и пулеметов.

Цель накрыта. Задание выполнено. Собираю группу и иду на обратный курс.

...Видимость по-прежнему плохая. Идет дождь вперемежку с мокрым снегом. Где мы находимся?

Определить невозможно. Но, судя по времени, — под нами уже свои.

Нервы напряжены до предела; облачность совсем «прижала» нас. Летим на высоте до ста метров, горючее на исходе. Можно продержаться еще минут пятнадцать — не больше. Надо что-то

предпринимать!..

Слева в просвете замечаю какие-то контуры, трубы. Город? Какой?

Смотрю на карту. Да это ведь Мелитополь! Там есть базовый аэродром. Разворачиваю группу, над

аэродромом распускаю ведомых, приказываю всем садиться с ходу — и первым иду на посадку.

В стороне от бетонированной взлетно-посадочной полосы из белых полотнищ выложен посадочный знак

«Т». Значит, посадка на грунт.

Снижаюсь, выравниваю самолет. Едва колеса коснулись поверхности «чужого» аэродрома — машина

затормаживается, вот-вот скапотирует. Я не в силах помешать этому. В чем дело? Наконец, штурмовик

останавливается. Отруливаю в сторону. Мотор ревет, обороты почти максимальные, а самолет еле-еле

движется. Глянул назад — тянутся глубокие борозды. Тут же передаю по радио:

— Грунт вязкий!

Экипажи учитывают мое предупреждение и садятся благополучно.

К нам спешит «эмка». Остановилась. Подходит капитан:

— Откуда и куда путь держите?

— Сели у вас из-за плохой погоды. Да и дозаправиться нужно.

— Я офицер базы, — представился капитан. — Рад помочь, да горючего необходимой вам марки у нас

маловато — один лишь бензозаправщик. Второй должен [98] к вечеру подойти. К тому же подъехать к

самолетам невозможно.

— А если подтащить машины трактором?

— Наш трактор испорчен. Выход один — подрулить к бетонке.

— Прошу вас как можно быстрее организовать доставку бензина и воздуха! — попросил я капитана.

— Воздуха нет — компрессорная станция не работает. А бензозаправщик сейчас подошлю...

Подруливаем «илы» к бетонированной полосе. Подошел бензозаправщик. Цистерна на нем маленькая. Но

и за то спасибо! Решил распределить горючее в зависимости от остатка бензина в баках, но так, чтобы у

ведомых его было несколько больше, чем у ведущих.

Тревога не покидает меня: горючим кое-как обеспечены — по прямой долететь хватит. А если непогода и

наш аэродром закрыт? Вернуться не на чем! Да и как взлететь с такого грунта?!

Спрашиваю офицера о бетонке.

— Позавчера фашисты бомбили нас. Воронки заделываются, но работы еще не закончены, — объясняет

он.

Надо что-то предпринимать. Осмотрел полосу, выбрал участок, где можно пройти между злополучными

воронками, и отдаю распоряжение летчикам:

— Через двадцать минут взлетаем. Всем проложить маршрут. Первым стартует Охтин. За ним —

Сачивко, Толмачев, Карпеев. Последним поднимаюсь я. Будьте внимательны. Видите две вехи у воронок?

Между ними шасси проходит свободно. Отклонение на метр-два приведет к аварии. В воздухе шасси не

убирать: с выпущенными колесами идем на свой аэродром... По самолетам!

Подаю команду на взлет Охтину. Мотор взревел, и штурмовик покатился по полосе. С каждой секундой

скорость разбега нарастает. Уже и хвост поднят. Воронки ближе, ближе. «Проскочил!» — вздохнул я.

Штурмовики один за другим бегут по бетонке, искусно преодолевают опасный участок и взлетают. Иду

на взлет и я. Курс — на наш аэродром.

А погода нисколько не улучшается. Густая мгла застилает землю. Тяжелые облака низко плывут над ней.

[99]

Двадцатая минута полета. Аэродром должен быть под нами. Но как это уточнить? Обойти облачность

нельзя, слишком мало горючего в запасе.

И вдруг, словно по заказу, облачность расступилась, и в «окно» я увидел землю. Под крыльями был

родной аэродром! Узнаю полосу, стоянки, штабную землянку, капониры.

— «Коршуны», за мной! С ходу — на посадку! Будьте внимательны!

...Итак, мы — дома! Не успел проинформировать механика о работе материальной части в воздухе —

подъехала автомашина. Из нее выпрыгнули Ляховский, Кривошлык и капитан Клубов.

— С боевой задачей вы справились отлично! — сказал командир. — Мы уже было забеспокоились. Ну, вы просто суворовец! (Это было его любимое выражение). В такую погоду отыскать цель... Поздравляю с

первым успешным руководством группой!

* * *

— Как долго ты летал! — тихо произнесла Катюша, когда я зашел на КП. — Глаза устали смотреть в