Это лишь игра - Елена Алексеевна Шолохова

посмотреть или прочитать, и грудь ее чуть ли не вываливалась перед лицом окончательно поплывшего Черного.

В конце концов, этот зоопарк мне надоел. Я сделал заказ за всех, и Анжела ушла. И то они не сразу успокоились.

– Как думаете, какой у нее размер? – спросил Ямпольский. И еще несколько минут они обсуждали ее формы.

Вообще, второй раз приводить сюда наших не хотелось. Но на улице спокойно не поговоришь (к тому же, опять чуть поодаль я заметил мать), а тащиться в какую-нибудь базарную забегаловку типа бургерной в ближайшем ТЦ – тоже мало приятного.

– Ну что? Остыли? Может, поговорим уже о деле?

– Давай… конечно… – закивали наши, дебильно улыбаясь. – А что такого ты хотел сказать?

– Пусть вон Петя скажет.

Чернышов перевел на меня туманный взгляд.

– Ясно. У Пети в зобу дыханье сперло. Сам тогда скажу. Я бросаю баскетбол и ухожу из команды.

– Да ты чего? Турнир же скоро! Как так-то?

– Нет у меня лишнего времени. А капитаном за себя хочу оставить вот его, – я кивнул на Чернышова. – Петра.

– Чего-о-о?! – хором воскликнули наши. И все моментально забыли про официантку, словно протрезвели по щелчку. – Черного? Нашим капитаном? Герман, ты шутишь? Это фигня какая-то! Он Дэна предал, он нас всех подставил, а его теперь капитаном? Ну, охренеть!

Пар минут я наблюдал, как наших бомбит. Чернышов что-то беспомощно лепетал в свое оправдание, бросая на меня умоляющие взгляды. Но тут появилась Анжела. Принесла графин с брусничным морсом и салаты.

– Горячее будет через десять минут, – сообщила она с улыбкой и удалилась.

Наши сразу перестали так бурно клокотать, теперь просто недовольно бухтели.

– Почему он? Он же нас киданул…

– Он играет хорошо, – пожал я плечами.

– Не он один, – обиделся Шатохин.

– Тебе самому хочется стать капитаном? – спросил я насмешливо.

Конечно, ему хотелось. И спроси я его иначе, серьезным тоном – он бы это признал. Но он ожидаемо повелся на насмешку.

– Нет, ничего мне не хочется… при чем тут я, – буркнул Шатохин, смутившись, – просто… что сразу Черный?

– Ну вот видишь, тебе не хочется. А Петру хочется. Какие проблемы? И он, я уверен, справится.

– Да как так-то? Он же нас предал!

– Пацаны, ну чего вы? Ну да, я ошибся… я готов исправиться… – заскулил Чернышов.

– Да ладно вам, – поддержал его я. – Кто не ошибается? Дадим человеку шанс. Может, Петя нам еще докажет, какой он молодец.

– Да! – с готовностью заглотил наживку Петя. – Я что угодно сделаю, чтобы доказать, что я…

– Ну да, – хмыкнул Ямпольский. – Третьякова опять ему велит что-нибудь, и этот каблук снова под нее прогнется.

– Не будет этого! – горячо возразил Чернышов. – Слово пацана даю!

Больше я в беседу не вмешивался, всё и так уже шло, как нужно.

– Слово пацана? – хохотнул Гаврилов. – Где каблук и где пацан?

– Да ничего я не прогибался под Третьякову! И никакой я не каблук! Просто пожалел ее…

– Просто пожалел он, ага. Черный, ну че ты лепишь? Как будто никто не в курсе, что ты запал на Третьякову…

Чернышов пошел алыми пятнами.

– Да ни на кого я не западал! Че ты гонишь? Она просто моя соседка. Ясно? Соседка и всё. Пацаны, ну серьезно, я вас на подведу. Вот увидите.

Мне даже как-то жалко Третьякову стало. Она ведь ему и правда нравилась. А отрекся от нее, ни секунды не колеблясь. Видимо, себя он любит больше. Впрочем, это естественно – любить себя. Базовый инстинкт…

– А ты докажи, тогда поверим, – предложил Шатохин. – Докажи, что тебе на Третьякову пофиг. Тогда так и быть, грешок простим. Да, Герман?

Я пожал плечами, типа, мне без разницы, хотя именно такой поворот я и ждал.

– Если докажешь – простим, да, пацаны? Ну и против капитана тогда возражать не будем, раз уж Герман тебя предложил, – подытожил Шатохин, а остальные поддержали.

– Хорошо! – выпалил этот дурак. – Что нужно сделать? Только бить Ленку я не буду… ну, то есть… в смысле, я вообще девчонок не бью.

– Да никто и не просит ее бить, – хмыкнул Сенкевич. – Там кого бить-то…

– А что тогда? – Черный аж воспрянул духом, и глаза у него заблестели, как у гончей.

– Да придумаем щас что-нибудь эдакое, – Гаврилов тоже воодушевился. – Испытание на прочность.

– Герман, что такого можно замутить?

– Это уже без меня. С сегодняшнего дня я больше не в команде, так что сами давайте.

– Ну хоть поболеть за нас придешь?

Я снова пожал плечами, мол, как получится. Когда разошлись, я поехал с Василием домой, а наши потащились в ночной клуб, прихватив с собой довольного Чернышова и заодно вызвонив кого-то из девчонок. Михайловскую, вроде.

Ну а вечером в чате класса, откуда Третьякову и ее подругу выкинули накануне, уже вовсю обсуждали «испытание» для Черного…

20. Герман

Идея с испытанием для Черного воодушевила наших так, что чат класса гудел до полуночи. Даже о грядущем собрании все забыли. Как из рога изобилия накидывали варианты, что бы такого Пете загадать. И радовались, мол, одним выстрелом двух зайцев убьем: Третьякову за предательство накажем и Черного проверим на вшивость.

Я в обсуждения не лез и вообще чат сначала не читал. Мне хотелось лишь вскрыть Петю. Так, чтобы она… в смысле, Третьякова, увидела его без своих розовых очков. А мысль о том, чтобы заодно и её под каток, меня не заводила.

Потом, уже утром, пока завтракал, пробежался глазами по последним сообщениям в чате.

Испытание наши, конечно, придумали примитивнее некуда: заманить куда-нибудь Третьякову, а там уж с ней или, точнее, над ней поразвлечься вовсю.

Куда и когда заманивать – до сих пор обсуждали. Да и как именно развлекаться – тоже ещё спорили: потискать, поглумиться, напоить до беспамятства, нафоткать в непотребном виде и тому подобное. Но главный момент заключался в том, что заманить её должен Чернышов. Причем так, чтобы Третьякова до последнего ни о чем не подозревала.

Сам Чернышов тоже пару раз вякнул:

«Ленке нельзя пить. У нее проблемы со здоровьем».

Ну и на какое-то очередное дебильное предложение Ямпольского, разнылся:

«Пацаны,