И вот настало Рождество - Эмма Хэзерингтон

она. – На этой ноте я, пожалуй, попробую все-таки распаковать свои вещи. Спасибо вам за старания. Уверена, у нас все получится.

Она кажется совершенно измотанной.

– Если у вас будет, что добавить, не стесняйтесь…

– Написать сообщение, – подхватывает она, подняв вверх телефон. – Даже если буду в соседней комнате. С этих самых пор общаемся только по экстренным вопросам.

Она собирается уходить, но я быстро ее окликаю.

– Роуз?

– Да?

– Вы закончили с пальто? – спрашиваю я. Она оставила его на раковине, а я планировал вскоре приступить к приготовлению обеда.

– Нет, но я попробую чуть позже оттереть его бикарбонатом натрия. Пойду разложу свои вещи. Долгое было утро.

Она забирает пальто и исчезает с кухни, оставляя за собой мокрый след на полу, эфемерный запах духов и меня с моим списком предложений. Джордж поднимается со своего места у моих ног и плетется за ней. Макс поднимает голову и смотрит на меня, свесив набок ухо.

– Не бойся, – говорю я, опустившись потрепать его по загривку. – Просто притираемся. Все будет хорошо, вот увидишь.

Глава девятая

Роуз

Крохотная деревушка, расположившаяся всего в полмили от коттеджа, так и манит меня этим поздним утром. Я уже распаковала вещи, и с каждым шагом по снегу мне кажется, будто я постепенно перемещаюсь в прошлое.

Бабушка Молли много раз рассказывала, как ее отец построил этот дом своими руками, каждый камешек был уложен с любовью и вниманием. Денег тогда было мало, но и забот тоже.

Она привозила меня и мою сестру Сару сюда, когда мы были детьми. Зимой мы ходили в одинаковых пальтишках, летом – в платьицах, и она гордо демонстрировала нас всем, кто хотя бы глянул в нашу сторону.

Не уверена, полезно ли мне снова оказаться здесь, но пока я преодолеваю себя и надеюсь, что этот мой неожиданный приезд сулит именно то, что мне сейчас необходимо.

Может, поэтому меня и потянуло сюда. Обычно я в судьбу не верю, но горе толкало меня на самые разные поступки, пока я пыталась обрести почву под ногами в этой новой реальности, так что я открыта любым знакам вселенной. Главное, чтобы они помогли мне со всем этим справиться.

Так, однажды на Рождество я неожиданно отправилась в романтическую поездку, а потом вдруг организовывала похороны.

– Жизнь – это путешествие, только без карты, – говорю я вслух Джорджу, крадущемуся рядом по свежему снегу, запорошившему землю. – Но у нас все хорошо, да, Джордж? Я все делаю для того, чтобы было хорошо.

Я останавливаюсь и вдыхаю холодный воздух, наслаждаясь красотой и покоем природы. Когда-то это место было моей детской площадкой. Эти извилистые серые дороги, повороты и холмы, дикие долины, что ведут к океану и маяку, здесь я в детстве загадывала желания, многие из которых сбылись.

Я чувствую, как расслабляются шея и челюсть. Это мое любимое место на земле. Место, где я всегда чувствую себя дома. Майклу здесь тоже нравилось.

Каждый год мы навещали маяк Фанад. Ветер трепал наши волосы, мы стискивали картонные стаканчики с кофе и, выдыхая пар в морозный воздух, смотрели на раскинувшийся перед нами фьорд Лох-Суилли[4], тянущийся до Малин-Хеда, самой северной точки Ирландии, и впадающий в Атлантический океан. Там, на маяке, мы выдумывали самые нелепые новогодние обещания.

В этом году я клянусь не пить пиво до Дня Святого Патрика.

Каждый год это было первым обещанием Майкла – и первым, которое он нарушал. Как-то раз он продержался без алкоголя целый январь, и я подарила ему дешевую медаль на ленточке, чтобы наградить за старания.

В этом году я выучу второй язык.

Я всегда начинала с этого обещания и даже начинала учить французский, немецкий и итальянский. Дальше базового уровня, конечно, я не продвинулась, но Майкл все равно понял: если уж я за что-то берусь, то крепко. Его мама Эвелин была очень впечатлена и говорила, что я на него хорошо влияю. Майкл на это закатывал глаза.

Я часто вспоминаю Эвелин. Моя мама говорит, что она не хочет больше смешивать. Она предпочитает горевать в одиночестве, не отвечает на звонки и не принимает гостей. Интересно, что она делает на это Рождество, ведь с ней больше нет ее мужа и сына. Каждый год моя семья приглашает ее присоединиться к их празднованию, но она отказывается, так же как и я.

Я глубоко вздыхаю, пытаясь впитать в себя окружающие виды в надежде, что они поднимут мне настроение. И на первый взгляд так и происходит.

Рядом с изящной церквушкой из песчаника гордо высится заиндевелая пушистая елка, и меня так и тянет поближе к деревушке, чтобы лучше все разглядеть.

У елки разместилась композиция, изображающая семью Христа в полный рост: все на соломенной подложке, а через хрипящие колонки льются рождественские гимны.

Разбросанные по улице магазинчики ярко раскрашены и залиты уютным золотым цветом. Всего часа четыре дня, но сумерки уже начинают опускаться, а вместе с ними приходит и снегопад, укрывающий торопящихся за покупками жителей снегом. Народ постепенно стекается в «Таверну у маяка», уютный паб с традиционной ирландской музыкой, если мне не изменяет память.

Я не была здесь очень, очень давно.

– Твое лицо выглядит знакомым, – говорит мне женщина в лавке-мастерской, пока я разглядываю на ее витрине восхитительные карты ручной работы и прочие декоративные штучки. От одной мысли о том, как бы я могла применить их в интерьере, рот наполняется слюной.

Пустите Роуз в лавку хендмейда, и она украсит дом в два счета.

– Я раньше проводила здесь каникулы, но уже очень давно не приезжала, – говорю я, стараясь больше сосредоточиться на широком ассортименте товаров, чем на словах мастерицы. – Должна признаться, мне очень приятно снова здесь оказаться.

История моей семьи корнями уходит в Фанад, так что неудивительно, что меня узнают даже столько лет спустя, но я не хочу давать повод для слухов. Я не уверена, что Расти уже рассказал Марион о том, что я осталась, а здесь и у стен есть уши, и люди любят поболтать. Не хочу, чтобы у Расти из-за меня были проблемы, но, кажется, с этим я опоздала.

Мне жаль, что в их семье не все гладко, но это не мое дело. Марион ко мне не благосклонна, я это чувствую, так что лучше не лезть, чтобы не ухудшить ситуацию еще больше. Когда бабушка Молли умерла, не оставив завещания, и отец Расти унаследовал коттедж из-за какого-то глупого соглашения… Ну, скажем так, какие-то мосты