Самые дикие мечты - Л. Дж. Шэн

кондиционера, к шуму транспорта внизу и уловил тихий шум журчащей воды. Мое горло сжалось от глотка. Она принимала ванну.

Хорошо. Теперь ты знаешь. Разворачивайся. Уходи.

Но что-то меня остановило. А вдруг она утонула? Поранилась? Упала, когда вылезала из ванны?

Я шагнула к приоткрытой двери в ванную, чувствуя себя как та самая мразь, которой я, по всей видимости, и была. В ванной раздался легкий вздох. Из окон от пола до потолка открывался вид на Манхэттен, одно из тех отражающих окон, которые создавали эффект одностороннего зеркала. Она могла видеть всю Пятую авеню, не опасаясь, что она будет смотреть ей в спину.

Я мельком увидел ее, и мой пульс участился, заставив мой член запульсировать.

Дилан стояла ко мне голой спиной, все от позвоночника вниз покрыто пеленой пузырьков. Ее волосы были захвачены белой заколкой-коготь. Она смотрела в окно — не вниз на оживленную, полную людей улицу, а вверх на небо. Ее подбородок был подперт тыльной стороной рук, и в тот момент времени она была той прекрасной девушкой, которую я оставил в Стейндропе.

Самая красивая девушка в мире.

Дикий, но мягкий. Храбрый, но потерянный. Несовершенный, но цельный.

«О, смотри», — сказала она, наши взгляды встретились через мое отражение в окне. «Это мой кошелек».

Ее слова были резкими и саркастичными, но в ее поведении было что-то усталое и побежденное. Что-то, что заставило меня войти без приглашения и прислониться плечом к стене.

«Тебе не следовало входить», — сказала она голосом, лишенным гнева, и я вспомнил, что у Дилан никогда не было своего уединения. Она всегда жила под чужими крышами, никогда не расправляя свои прекрасные крылья с черными кончиками.

«Так не поприветствуют твоего жениха», — проворчал я.

«Я сдаюсь, умник. Я чувствую себя слишком дерьмово, чтобы участвовать в этой битве умов». Ее взгляд метнулся к тому невидимому пятну на небе. К жидкой тьме и звездам, которые кружились в ней, словно серебряные веснушки.

«Что происходит?» — спросил я.

«Последние несколько дней я провела в одержимых поисках работы и сажал Грэва перед телевизором», — объяснила она. «Она не делала ничего веселого. И она скучает по бабушке и Марти. Я чувствую себя худшей мамой в мире».

«В мире?» — фыркнула я, отталкиваясь от стены, шагая к подножию ванны с когтями и садясь на ее край. Я наклонилась, чтобы коснуться воды, наблюдая, как пена рассеивается, встречаясь с моей кожей. «Сука, пожалуйста. Ты даже не в двадцати тысячах худших матерей штата. А как насчет той мудачки из Вестчестера, которая убила своего ребенка и позвонила в 911 через месяц?»

Без комментариев. Еще одно наблюдение за звездами. Впервые я увидел соблазнительного, дерзкого Дилана Касабланкаса в созерцательном и уязвимом состоянии.

Наконец она открыла рот. «У меня завтра в одиннадцать собеседование. Мне нужно, чтобы ты понянчила Грэва».

Черт. Я знал, что это произойдет, но загнал это в глубины своего сознания.

Я подвигал челюстью вперед и назад. «Я не очень хорош с ки…»

«У нас есть соглашение». Она оборвала меня, резко повернув голову, чтобы посмотреть на меня. «И я знаю, что ты меня не подведешь, поскольку я нужна тебе под руку на мероприятии бренда спайс Роу».

Она меня поймала и знала это.

Дилан продолжал: «Я был бы также признателен, если бы ты смог собрать ей детскую кроватку. Она в коробке в гостевой комнате. И тебе нужно будет сходить за моими продуктами. Я отменил автодоставку Row, потому что в ней полно ингредиентов, которые я не использую. Я так увлекся поиском работы, что у меня даже нет молока».

Этот план Брюса Маршалла сработал бы лучше, иначе мне пришлось бы платить 10 тысяч долларов в неделю, чтобы быть слугой Дилана.

«Как скажешь», — сказал я. «А в чем работа?»

Если Дилан и чувствовала себя неловко, разговаривая со мной, будучи совершенно голой под этими чертовыми постоянными пузырями, она этого не показывала. «Вакансия стажера по маркетингу в Beaufort. Я не уверена, что этого хватит, чтобы удержаться на плаву, когда закончится наше соглашение, но мне нужно с чего-то начинать». Она снова подняла голову к небу.

Я не хотел показаться еще большим придурком, чем я уже был, но я не мог придумать ни одной чертовой причины, по которой двадцатишестилетнюю женщину, которая всю свою жизнь разливала кофе в закусочных, могли бы пригласить на собеседование в один из крупнейших в мире модных брендов, уступающий только Chanel.

Дело не в том, что Дилан была плохой, просто в ее резюме всего этого не было видно.

«Я буду там», — подтвердил я. «Есть ли что-нибудь в небе, о чем мне следует знать? НЛО? Крушение самолета? Апокалипсис?»

Пожалуйста, скажи "апокалипсис". Тогда мне не придется завтра нянчиться.

Ее ответ был угрюмым и неожиданным. «Знаешь... с тех пор, как я родила, я перестала мечтать», — прохрипела она, не отрывая глаз от неба. «Я провожу дни либо на работе, либо с Гравитацией. И я люблю ее. По-настоящему люблю. Но быть матерью-одиночкой — это самое одинокое существование, которое только может быть. Между заботой о ней, удовлетворением ее потребностей, работой, уборкой, приготовлением еды и мытьем посуды у меня едва хватает времени на мысли. Это так изматывает, что к тому времени, как моя голова касается подушки, я слишком устаю, чтобы мечтать. И я скучаю по своим снам. Поэтому каждую ночь, перед тем как лечь спать, я всегда смотрю на звезды и мечтаю в своей голове, пока я полностью бодрствую».

Ну, бля. Теперь мне стало плохо.

«О чем ты мечтаешь?» — пробормотал я, держа в руках фигуральную ногу, которую засунул себе в рот.

Она положила подбородок на сжатые кулаки. «Ленивые выходные на пляже. Путешествия. Танцы с друзьями. Возвращение в школу».

Я не мог не заметить, что она не упомянула об отношениях.

Я кивнул. «Дикие мечты, да?»

«Самый дикий».

Между нами повисла тишина. Она все еще смотрела на звезды, когда спросила: «Это все? Вода остывает».

«Ага. Увидимся завтра, Космос». Я увидел выход.

Она не отреагировала на свое новое прозвище, которое я придумал на месте.

Она хотела, чтобы ее сон продлился немного дольше, прежде чем она уснет.

РАЙЛЕНД

Тот , кто сказал, что у детей нет инструкции, очевидно, никогда не встречал Дилана Касабланкаса.

Женщина распечатала манифест на шестидесяти пяти страницах, в котором были