Я спереди! - Мари Секстон

— Возможно, это глупый вопрос, но как насчет отпечатков пальцев?

Он оказал мне услугу, не посмеявшись надо мной.

— Снятие отпечатков приводит к большому беспорядку и трате уймы времени и денег, чего не одобряет мой босс. Наверняка найдутся сотни отпечатков, большинство из которых ничего не стоят. И все, какие можно было бы использовать, вероятно, было бы вашими.

— В криминалистике это всегда срабатывает.

Он издал звук, который мог бы сойти за смешок.

— Да, у этих засранцев сценаристы лучше, чем у нас с вами. И бюджет намного больше.

— Итак, я полагаю, что не стоит проверить всю мою машину на ДНК?

— Как ни странно.

— Попробовать стоило.

— Может быть, в следующий раз вандалы окажут нам любезность и подпишут свои работы.

Я не волновался. Несмотря на заверения офицера Ричардса, я был уверен, что вандализм был делом рук подростков.

— Спасибо, офицер. Но я сомневаюсь, что будет следующий раз.

Я закончил разговор и, подняв глаза, увидел, что Лейла смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

— Что? — спросил я.

Она озадаченно покачала головой.

— Ты. Ты улыбаешься.

— Я?

— Как дурак.

Микроволновка звякнула, и я воспользовался возможностью спрятать от нее свое лицо. Теперь, когда она указала на это, я не мог сдержать улыбки.

— Ты кого-то встретил!

— Нет.

— Это коп?

— Нет, — рассмеялся я. — Он привлекательный, но определенно не вариант. — Я снял тонкий слой пластика со своего ланча, обжегшись при этом о пар, несмотря на предупреждения на упаковке, и отнес картонную упаковку с лапшой и мясом «мистери» обратно к столу.

Лейлу не смутила моя задержка.

— Ну и что? — спросила она. — В чем дело?

— Может быть, я счастлив, потому что, наконец, выглянуло солнце.

— Хорошая попытка. Дело не только в погоде. И если это не полицейский, то это должен быть тот парень, который подобрал тебя вчера.

— Доминик? — спросил я.

Она понимающе усмехнулась.

— Так его зовут? — Я наклонил голову и принялся помешивать свой ланч, чувствуя, что слишком легко поддался искушению. — У вас двоих был замечательный момент для фото, — поддразнила она.

— Ты преувеличиваешь.

— Действительно?

— Я давно его не видел. Вот и все.

— Ага.

— Что?

— Ничего, — ответила она. — Только ты опять ухмыляешься, как дурак.

Я откусил кусочек от своего ланча. Он обжег мне рот и на вкус напоминал просоленные спортивные носки, но, по крайней мере, я перестал улыбаться. Я пытался решить, осмелюсь ли я прожевать его, прежде чем проглотить, когда в комнату отдыха вошел Боб Болен. Он обедал позже нас, поэтому я был удивлен, увидев его. Еще больше я удивился, когда он подошел прямо к столу, а не просто хмуро посмотрел на нас с Лейлой, как делал это раньше.

— Слушай, говнюк, — сказал он, расправляя плечи и нависая над нами. — Мне не нравится, когда меня преследуют копы.

Я проглотил слишком горячий кусок и постарался выглядеть невозмутимым, хотя сердце у меня бешено колотилось.

— Мне не нравится, когда ко мне пристают за ланчем, так что, думаю, мы квиты.

— Кто-то слегка помял твою машину, и ты решил, что это я?

— Нет. Он спросил, есть ли у меня коллеги, которым я не нравлюсь, и по какой-то странной причине всплыло твое имя.

— Я ни черта не делал с твоей машиной.

— Тогда тебе не о чем беспокоиться.

У меня было ощущение, что он хотел сказать что-то еще, но, к счастью или к несчастью, он был не слишком красноречив. Он снова нахмурился и ушел.

— Ну и засранец, — сказала Лейла, когда он ушел. — Ты думаешь, это был он?

— Нет, — сказал я, размазывая по подносу остатки своего обеда. — Мне жаль, что я вообще назвал его имя тому копу.

С другой стороны, по крайней мере, никто больше не мог обвинить меня в глупой ухмылке. Я почти не улыбался до 3:45, когда вышел на улицу и обнаружил, что Доминик ждет меня. Он стоял на том же месте, что и раньше, хотя я заметил, что на этот раз он приехал на своем личном грузовичке, а не на служебном фургоне гаража. Он помахал мне, и я помахал в ответ, до смешного осознавая, что Лейла стоит рядом со мной и наблюдает за нашим общением.

— Он симпатичный, — сказала она.

— Да, это так.

— Он выглядит знакомым.

— Он отец Наоми Якобсен.

— Интересно. Он одинок?

— Да.

— Так чего, черт возьми, ты ждешь?

Я предпочел не отвечать.

— Я жду полный отчет утром.

— Докладывать будет не о чем.

— Неважно.

Я почувствовал облегчение, когда она направилась к своей машине, оставив меня приветствовать Доминика в одиночестве.

Несколько ярдов до его грузовика показались мне вечностью. Мои ноги казались слишком короткими, а руки — слишком длинными. Не слишком ли сильно я размахивал портфелем? Почему я не проверил прическу, прежде чем выйти на улицу? Тот факт, что я даже не посмотрелся в зеркало, показался мне безрассудной оплошностью. Насколько я знал, у меня в зубах застрял шпинат.

— Привет, — сказал он, когда я, наконец, оказался достаточно близко, чтобы можно было непринужденно разговаривать.

— Привет.

Мы стояли там, как идиоты, и оба ухмылялись. Одному из нас нужно было сделать шаг, просто воспользоваться шансом и поцеловать другого, но я увидел, как он посмотрел на окружающих нас людей и отступил от меня на шаг.

Это не имело значения. Он был здесь, и вечер, проведенный за игрой с пластиковым конструктором, показался мне в сто раз приятнее, чем выпивка в одиночестве. Он открыл для меня пассажирскую дверцу своего грузовика, и я с радостью забрался внутрь.

На четвертый вечер мы закончили «Сокола тысячелетия».

— В магазине сказали, что потребуется некоторое время, чтобы получить «Звезду смерти», — сказал он мне на второй неделе после того, как мы снова нашли друг друга, — но у них в наличии был «Имперский шагоход». — И мы приступили к следующему.

Я не проводил с ним каждый вечер. Примерно половину времени я по-прежнему оставался дома один, хотя потребление бурбона немного снизилось. Но, по крайней мере, дважды в неделю он звонил, и мы проводили вечер у него дома, играя в Лего. Не раз он пытался уговорить Наоми поиграть с нами, но она наотрез отказывалась.

— Это для детей, папа, — говорила она, закатывая глаза.

Иногда мы так долго болтали, что забывали сложить вместе несколько деталей. Пару раз мы откладывали Лего в сторону, чтобы посмотреть фильм. Одно оставалось неизменным: одежда оставалась на нас.

Я не мог не задаться вопросом о его нежелании. Я знал, что это не из-за отсутствия влечения. Я чувствовал