Город каменных демонов - Андрей Ерпылев

Но стоило трясущемуся пьянчужке оказаться в освещенном помещении, как все увидели, что руки у него по самый локоть покрыты чем-то темно-красным, совсем не похожим на разлитый томатный соус…

— Франц Флюхтлинг, были ли вы знакомы с малолетним Томасом Кохом?

— Никогда, ваша честь… Я…

— Помолчите. Отвечайте только на поставленные вопросы. Куда вы направлялись в ночь на двадцать девятое августа?

— Я выпил с кумом моим Якобом Лесснером по поводу именин его дочери Магды. Она крестная моя…

— Куда вы направлялись?

— Домой, конечно.

— Ваш дом находится в восточном предместье Тейфелькирхена?

— Конечно. На Айхенштрассе, рядом с рынком.

— Хорошо. А кум ваш, Якоб Лесснер, где живет?

— А он на Зеевег, аккурат возле конюшен Лененбаума.

— Но ведь это северная часть города?

— Верно.

— Отвечайте «да» или «нет».

— Да, ваша честь.

— Почему же вы тогда оказались возле замка? Это же на юго-востоке.

— Я не моряк, ваша честь, мне все эти юго-востоки не понять…

— Почему!

— Бог его знает… Должно быть, в вишневку свою кум черте чего подмешивает для крепости. Как выходил от кума — помню, замок — помню, а как туда попал…

— Почему руки у вас были в крови?

— Так я ведь и говорю: очухался, смотрю — возле замка баронского. Ну, там, где сейчас…

— Не отвлекайтесь.

— А поджимает — спасу нет. Ну и решил я отлить, значит…

— Эти подробности можно опустить.

— Как знаете, ваша честь. В общем, выбрал я кусты погуще, а там… Ей-богу, до сих пор жуть берет!

— Что вы там увидели?

— Мальчишку этого, Томаса Коха! Сидит, к ограде спиной привалился, коленки к груди поджал, будто прятался от кого, да задремал. Я его за плечо тронул: вставай, мол, сынок, замерзнешь, а у него голова-то, это, и откинулась… А там горло… И кровища…

— Передайте его высочеству, что я не располагаю в данный момент временем для выполнения его заказа!..

Стотрехлетний Юрген фон Виллендорф, тяжело опираясь на инкрустированную золотом трость, ковылял по коридору своего замка так быстро, что за ним едва успевали трое секретарей.

Да-да, это не опечатка! Еще Его Императорское Величество Кайзер Вильгельм Первый пожаловал потомственное дворянство своему придворному скульптору, украсившему несравненными изваяниями интерьер коренным образом перестроенного дворца Бабельсберг в Потсдаме. Более того, чуть позже ваятель прибавил к своей фамилии еще и «фон Гройбинден», поскольку выкупил пригородное поместье вместе с замком у нищих наследников барона, разорившегося в одночасье на дутых акциях Восточно-Африканской компании. Он повесил портрет ценителя искусств в зале, уставленном теми самыми статуями, над которыми тот весьма тонко издевался в свое время, и любил принимать там гостей…

О-о-о!.. Господин фон Виллендорф давно уже не был тем бедным мастером, обивавшим пороги в поисках хоть крохотного, но заказа. Слава и деньги пришли в одночасье, и крупнейшие музеи Европы просто дрались теперь за право выставить коллекцию изваяний хотя бы во временной экспозиции. Переживший множество унижений от тех же храмов искусства на своем веку, свежеиспеченный барон наотрез отказывался продавать им свои работы, а за выставки драл такие деньги, что всерьез можно было вспоминать уже о весе золота…

Одна из первых таких выставок прошла в Дрездене, так и оставшемся столицей Королевства Саксонского, хотя и в границах вновь образованной Германской Империи. И что же сделал скульптор? Ни за что не догадаетесь, господа! Он посетил фамильное кладбище графов фон Бернсбахов и положил на могилу министра двора Фридриха-Августа, почившего без малого пятьдесят лет назад, именной пригласительный билет! Билет, за обладание которым стрелялись на дуэли, за который дамы самого высшего света готовы были на все… ну вы понимаете… и который стоил целое состояние! И некоторые всерьез утверждают, что старый меценат поднялся из гроба и посетил-таки выставку ближайшей же ночью!..

— Но он настаивает, ваша светлость! — поднял скульптора в дворянской иерархии сразу на несколько ступеней помощник. — И ему как-то не принято отказывать…

— Не принято? — обернулся на ходу фон Виллендорф. — Какому-то герцогу, все владения которого можно накрыть его герцогской мантией? Да я отказал самому императору Франции Наполеону Третьему! Сам Кайзер Фридрих,[13] упокой с миром его душу тот, под попечение кого он угодил, не дождался моего ответа!

— Что же мне ответить посланцу герцога?

— Ответьте, чтобы подождал годик-другой, пока я закончу композицию в честь сорокалетия Империи! Он и сам должен понимать своей бараньей башкой, что никто не вправе отодвигать в сторону самого Кайзера.

— Но ведь до сорокалетия еще… Вы еще и не принимались за эту скульптуру, господин…

— Ха! Более того — ее мне еще даже не заказали! Но будь уверен, Отто, непременно закажут!.. О-о! Милая Гретхен! — резко сменил не только тон, но и тембр голоса ваятель, завидев свою очередную юную пассию, занявшую место давно скончавшейся фрау Марты. Далеко не первая пассия, сменившая далеко не первую «фрау Марту». — Решили проведать старого Юргена?..

— Чертов старикан!.. — недовольно пробормотал секретарь, отстав на несколько шагов. — Столетие перевалил, а стоит, как скала… Не хуже своих истуканов.

— Ты даже не подозреваешь, Отто, — ухмыльнулся его товарищ, склоняясь к самому уху, — насколько точно выразился! Девица, болтают, в восторге не только от денежек старого каменотеса…

— Да ну!

— Точно-точно, — подтвердил третий секретарь, присоединяясь к приятелям. — Фрау Геринг, наша экономка, сообщила мне по секрету…

Все трое тесно сблизили головы и зашушукались совсем неразборчиво.

— Все это преотлично, — протянул Отто Лемке, скребя в рыжем затылке. — Хозяину остается лишь позавидовать, если то, что ты, Ганс, нам тут порассказал, правда, хотя бы на четверть… Только как быть с теми пятьюдесятью марками на брата, что посулил нам герцогский управляющий в качестве аванса?..

— «Как-как», — передразнил товарища белобрысый Аксель Розенберг. — Позабыть про них — вот и все. Неужто ты не знаешь старого Виллендорфа? Уж если он сказал «нет», то слово его покрепче того самого!..

Трое бездельников довольно заржали.

— Я не помешаю вам, господа?.. — робко прозвучал сзади голос с мягким австрийским акцентом.

— Это что еще такое? — спросил Ганс, презрительно измеряя взглядом щуплого чернявого юношу, комкающего в руках шляпу. — Кто сюда пустил эту деревенщину? Эй, как тебя зовут, венская отрыжка?!