Пустыня - Колин Уилсон

И от такой мысли смятение и радостный трепет рождались в душе. Смертоносцы, скажем, покорили человечество оттого, что познали людские умы. Получается, что и человек, познав сущность паучьего разума, сможет одержать когданибудь над ними верх!

На следующее утро он отправился в пустыню, намереваясь найти подтверждения своим мыслям. В полумиле от пещеры росло несколько раскидистых фисташковых деревьев – место обитания серых пауков-пустынников. Прибыв на место вскоре после рассвета, Найл увидел, что нижние ветви сплошь увешаны тонюсенькими паутинкам. Чуть выше висела белая сумка, в какие пауки обычно откладывали яйца, откуда недавно вылупилось потомство. Более крупная сеть матери-паучихи едва виднелась среди верхних ветвей. Мальчик разместился в тени невысокой жесткой поросли и сразу увидел, что паучиха уже заметила его и теперь внимательно за ним наблюдает, выжидая когда двуногий подойдет ближе, чтобы можно было свалиться ему на спину. Устроившись поудобнее, Найл пытался расслабиться, «остудить» рассудок, но ничего не получалось: мешала неотступная мысль, что за ним следят. Мимо с жужжанием промчалась большая зеленая муха, удирая от ктыря крупного желтого насекомого, чем-то похожего на осу. Ктырь атаковал добычу слету, пикируя, словно сокол, но с первого раза, видимо, просчитался. Муха со страху взвилась вверх, пытаясь увернуться от хлипких паутинок, сотканных новорожденными паучками, и угодила прямехонько в сеть взрослого насекомого. Ктырь, уже не в силах вильнуть в сторону, тоже стремглав влетел в липкие шелковистые тенета. Спустя секунду паучиха уже спешила вниз – поскорее опутать великолепную добычу шелком, чтобы не вырвалась. И тут до нее дошло, что помимо безвредной мухи в паутину угодил еще и опасный ктырь, яд которого мог вызвать мгновенный паралич.

Она замерла, покачиваясь на волокнах в такт барахтанью двух насекомых, которые силились вырваться на свободу.

Зеленой мухе это почти удалось, но, когда пять из шести ее лап высвободились из липких волокон, она опрометчиво дернулась в сторону, и у нее увязло крыло.

Зачарованно наблюдавший за происходящим, Найл наконец ощутил глубокий покой, которого не мог достичь еще несколько минут назад, сосредоточился в мозгу ожила трепетная светящаяся точка, и он неожиданно четко уловил вибрации слепого ужаса, исходящие от мухи, и сердитое недоумение ктыря. Ктырь оказался созданием куда более стойким, чем муха, и его не покидала отчаянная решимость заставить обидчика дорого заплатить за гнусное посягательство на его жизнь. Чуя, что паучиха смотрит на него, выжидая, он как бы твердил: «Ну, давай, иди сюда, живо схлопочешь дырку в брюхе!». И паучиха, привычная к тому, что перед ней немеют со страха, растерялась. Найл чувствовал эту неуверенность, но, когда попытался проникнуть в паучий мозг, ничего вышло. Создавалось впечатление, будто там вообще ничего нет. Попробовал снова, на этот раз так настойчиво, что, не будь сейчас у паучихи занятия поважнее, она непременно бы обратила внимание на мальчика. Заметив, что неподалеку за противоборством наблюдает еще одна паучиха, Найл попытался проникнуть в ее мозг, взглянуть на мир ее глазами. И опять ощутил лишь пустоту.

Через долю секунды его внимание отвлекли яростные толчки ктыря, и понадобилось несколько минут, чтобы мальчик смог снова сосредоточиться. Его неуклюжая попытка нащупать сознание насекомого дала паучихе понять: происходит что-то неладное. Найл чувствовал, как она рыщет вокруг взглядом, пытаясь определить, что так ее беспокоит. Разглядеть Найла она не могла – мешал куст, и ее настороженность переросла в беспокойство. И тут до Найла впервые дошло, почему ему так сложно выявить мыслительные вибрации паучихи. Оказывается, ум этого существа пассивен, словно растение. Зеленая муха и ктырь по сравнению с пауком кажутся сгустком суматошной, напористой энергии. И именно благодаря этой пассивности паук хорошо чувствует добычу – ведь она-то активна!

Найлу все сразу же стало ясно. Паук всю свою жизнь проводит в паутине, подкарауливая пролетающих мимо насекомых.

Вибрации паутины для него – своеобразный язык, каждый оттенок подобен слову. Единственно, что нужно – это ждать, изучая оттенки вибраций: живые пульсации дерева, смутное шевеление копошащихся где-то в корневище насекомых, волнение ветра в листве, странную пульсирующую дрожь солнечного света, подобную скрытому гулу, наполняющему воздух. О его, Найла, присутствии паучиха догадалась еще задолго до того, как он приблизился к деревьям: вибрации людей можно сравнить с громким жужжанием пчелы. Одновременно мальчик понял и то, как паукам-смертоносцам удается помыкать прочими существами: одним лишь умственным усилием-импульсом. Обыкновенный взгляд – это уже направленный импульс воли. Найл помнил несколько случаев, когда он, считая, что находится один, вместе с тем испытывал смутное чувство, будто за ним кто-то исподтишка наблюдает, и, обернувшись, обнаруживал: так оно и есть. Серая паучиха оттого и забеспокоилась, что волевой импульс Найла, когда он пытался проникнуть в ее сознание, коснулся ее, словно рука.

Пассивность восприятия – вот что самое главное в сознании паука. Он единственное существо, чья жизнь проходит в выжидании, когда добыча сама угодит в расставленные сети. Все прочие ищут себе еду активно. А пауки постепенно выработали способность посылать направленный импульс волевого усилия, чтобы заманивать свою жертву. Тогда почему, спрашивается, серые пауки-пустынники безопасны для человека? Ответ подвернулся сам собой. Потому что они не сознают, что поймать добычу им помогает усилие воли. Вынуждая муху изменить направление и угодить в ловушку, они думают, что это случайность. Смертоносцы завладели миром тогда, когда до них дошло, что силу воли можно использовать как оружие. И тут же, как будто нарочно, чтобы мальчик оценил свою догадливость, он смог воочию убедиться, что значит сила воли, пускай бессознательной. Возвратясь в угол сети, паучиха поползла по другой ее стороне, так что ктырь уже не мешал ей приблизиться к зеленой мухе. Чуя скорую гибель, бедняга забилась с такой отчаянной силой, что чуть было не высвободилась, но, увы, приклеилась другим крылом.

А паучиха подбиралась все ближе, пожирая добычу глазами. И тут муха окончательно сдалась. Хищница проворно набросила ей на туловище шелковистую нить, за ней другую. Вскоре муха уже превратилась в плотно спеленутый кокон. Тут и ктырь, даром что все еще хорохорился, начал уже понимать, что скоро придет конец и ему. Он, конечно, еще мог постоять за себя: извернувшись, нанести удар практически под любым углом. Один укол – и паучиха бессильно повисла бы посреди собственной паутины. Тем не менее, когда она, справившись с мухой, решительно двинулась к ктырю. тот уже не сопротивлялся и, лишь раз отчаянно рванувшись напоследок, бессильно поник и дал запеленать себя.