Банда - 4 - Виктор Пронин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Не живет она здесь. Съехала.
- А она...
- Не бедствует. В мехах ходит, в "мерседесах" ездит, шампанское пьет. Сама видела. Вот тебе крест! - и женщина яростно перекрестилась, с силой тыкаясь пальцами, собранными в щепотку, в лоб, в плечи, в живот.
- И вы можете сказать...
- Могу. Холостая. От ребенка избавилась. То ли сунула кому-то на прокорм, то ли еще что сотворила... У нас, вон, в мусорном ящике недавно младенца нашли. Вынули - еще дышал. Потом помер. Не выдержал, бедолага, суровых жизненных условий.
- Чего не выдержал? - Андрей чувствовал, что теряет нить разговора, что рыжекудрая тетка явно опережает его по скорости произнесения слов.
- Жестокого обращения. А кто выдержит? Ты выдержишь? И я не выдержу. И он не выдержал. В целлофановом мешке нашли. Мешок фирменный, Алла Пугачева на нем изображена в лучшие свои годы, еще когда пела и плясала, а не якшалась с этим мохнатым... Как его... Каркающая у него фамилия...
- А Надежда...
- Чувьюрова? Надежда умирает последней,- произнесла тетка странные слова и расхохоталась, показав желтоватые пеньки зубов.- Не пугайся, пошутила. В соседнем подъезде есть квартира, семьдесят первая. Там живет ее подруга... Та еще подруга, но ты не пугайся. Дуй к ней, может, повезет. Как в песне поется... Пусть кому-то повезет, а кому-то нет. Тебе повезет, ты везучий.
- Вы так думаете?
- Колдунья я. Понял? Могу приворожить, сглаз снять, порчу навести... И беру недорого. Можно натурой. Ну, как? Сговоримся?
- Если прижмет - приду,- улыбнулся Андрей.
- Жду! - и колдунья с грохотом захлопнула дверь перед самым его носом...
Подруга Надежды Чувьюровой оказалась не столь подозрительной, впрочем, причина того, что она сразу открыла дверь, могла быть и в другом - ей нечего было бояться, квартира была почти пуста, а сама она недостаточно хороша, чтобы внешние данные могли причинить ей в жизни какие-то неудобства. Широко распахнув дверь, она отступила в глубину коридора и сказала, почти не взглянув на Андрея:
- Входите.
И он вошел, проследовав вслед за женщиной в комнату.
- Вы, наверное, от Нади? Это она вас прислала?
- Можно и так сказать,- Андрей мучительно пытался найти нужные слова, но женщина поняла свою ошибку и насторожилась.
- Вы кто?
- Меня зовут Андрей,- он улыбнулся, почти как в прежние годы, смущенно и доверчиво. Надо же, улыбка подействовала. Значит, что-то в нем осталось живого, значит, не все еще вымерло в нем.
- Не сразу, но я догадалась, что вы из других...- она помялась.- Вы немного не такой.
- Обычно приходят другие?
- Скажите уже, наконец, кто вы и что вам нужно? - женщина улыбнулась, пытаясь смягчить жесткость своего вопроса. Она была светлой, с гладкими короткими волосами, смотрела чуть исподлобья, может быть потому, что была слегка сутуловата. Впрочем, сутуловатость ее была скорее не в фигуре, а от незначительности в жизни, это тоже придавливает.
- Я ищу Надю,- сказал Андрей.
- Вы ее друг?
- Честно говоря, я хотел бы стать ее другом... Мы познакомились как-то... Совсем недавно... Она показала этот дом, но как-то невнятно, дескать, вот мой дом...
- Она здесь не живет,- сказала женщина, и Андрей похвалил себя за осторожность - он ведь не сказал, что Надя здесь живет, нашел какие-то обходные слова.
- Я поспрашивал соседей, они мне и посоветовали заглянуть к вам.
- Ко мне?!
- Да, женщина одна направила к вам. Зайдите, говорит, в семьдесят первую квартиру.
- Не представляю даже, кто мог вам такое сказать? - она с явной подозрительностью посмотрела на Андрея.
- Она назвала себя колдуньей и предложила даже приворожить кого-нибудь, если, конечно, мне очень нужно. Причем, согласилась плату взять натурой...
- A! - рассмеялась женщина облегченно - ее сомнения разрешились легко и просто.- Рыжая-кудлатая? - спросила она, хохоча.
- Точно! - кивнул Андрей.- Я еще подумал, что, если мне совсем тяжко будет, пусть приворожит...
- Она приворожит! Она вам такое приворожит, что ни один священник никакими молитвами не поможет. Мы обходим ее десятой дорогой.
- Она и в самом деле что-то может?
- Знаете, может,- женщина быстро взглянула на Андрея: не смеется ли он над ней.- Как-то вышла утром на работу, встречаю ее во дворе. Зыркнула на меня и прошла мимо. Потом окликает... Подхожу, она и говорит... Не ходи, говорит, сегодня никуда. Отсиди дома. Беда над тобой кружит. Закройся, говорит, на все замки, выключи телефон и сиди.
- И вы послушались?
- Конечно, нет! Но в троллейбусе у меня сумочку срезали. Денег там не было, а вот серебряные серьги, кольцо, кулон... Все ахнулось. Да вы садитесь! спохватилась женщина и указала Андрею на диван.- Пришла на работу, а у нас секретарша заболела... Начальник велел отпечатать какой-то документ, а я не там запятую поставила. А запятая очень принципиальной оказалась - в десять раз завысила какие-то показатели. Схлопотала выговор. Пришла домой, а квартира водой залита. У нас воду отключали, а я оставила кран открытым. Такие дела.
- Простите, как вас зовут? - спросил Андрей.
- Света. Хорошее имя? - во взгляде, в голосе, во всем поведении хозяйки Андрей ощущал беззащитность, она как бы постоянно хотела получить подтверждение, что правильно говорит, правильно себя ведет, что в ней самой нет ничего смешного.
- Хорошее,- кивнул Андрей.- У меня, правда, с этим именем связаны печальные воспоминания, но имя хорошее.
- Девушка ушла? - сочувствующе улыбнулась Света.
- Ушла.
- Вернется,- успокоила женщина.
- Не вернется. Погибла.
- Ой, простите, ради Бога! - она прижала ладони к груди.- Я такая дура! Не обижайтесь, ладно?
- Не буду,- улыбнулся Андрей и вдруг остро и явственно почувствовал, что лучшего момента не подвернется.- Вы дадите мне хотя бы телефон Нади?
- Конечно,- засуетилась Света.- Вам домашний или служебный?
- Да любой... Дайте оба, где-нибудь да найду.
И Света простодушно набросала на клочке подвернувшейся газеты два номера телефона. Андрей взял, всмотрелся в них, убедился, что все цифры внятны, и, сложив клочок бумаги пополам, сунул его в карман.
- Может быть, отсюда и позвоните? - предложила Света.- Она в "Фокусе" работает, здесь недалеко.
- Что вы! - испугался Андрей.- Да я два часа буду собираться, вокруг телефона ходить и думать, чего сказать... Спасибо,- сказал он, поднимаясь.- Раз уж так получилось, раз уж мы и про колдовство поговорили, и про чудеса всякие... Дайте мне и свой телефон, чего не случается, скоро Восьмое марта... Поздравлю.
- Поздравьте,- и Света набросала на той же газете свой номер. Она замялась, и Андрей понял причину - все складывалось так, что и он должен был оставить свой номер, но не мог он этого делать, а давать ложный не решился, это было бы уже слишком.
- Обязательно позвоню,- заверил он уже из коридора.- Проверьте краны! Вдруг опять открыты.
- Уже ученая! - улыбнулась Света.- Всего доброго,- и она закрыла за ним дверь. Услышав скрип засова, Андрей усмехнулся про себя - чего стоит такая осторожность, если хозяйка открывает дверь по первому же звонку.
Выйдя из подъезда, Андрей поторопился подальше уйти от этого чреватого дома, где так быстро и
разнообразно мрут старики, где на лестницах люди охотятся друг на друга с отточенными кинжалами, где живут колдуньи, предупреждающие людей о троллейбусных кражах, но не в состоянии предвидеть смертоубийство, где дочки работают на тех самых фирмах, сотрудников которых убивают их отцы, а в холодильнике лежат мерзлые руки мертвецов, которые тянутся к живым и, самое страшное, дотягиваются, все-таки дотягиваются.
***
Пафнутьев давно заметил странную закономерность, с которой он сталкивался при каждом расследовании - до какого-то момента дело, кажется, топчется на месте, добытые сведения не связываются, не соединяются в одну картину, свидетели поют каждый на свой голос, ни в чем не подтверждая друг друга, а документы, которые удается добыть чуть ли не рискуя жизнью, выглядят совершенно чужими и ненужными. Помня об этом, Пафнутьев терпел, стараясь не делать поспешных выводов. Он знал, что будет невинный телефонный звонок или придет по почте пустая, вроде, бумажка, брякнет новое словечко свидетель - и все соединится, свяжется в единый узел, из которого нельзя будет выдернуть ни единой нитки. А до этого момента надо просто работать, посылать запросы, звонить, допрашивать, совать свой нос во все дыры, куда он только может протиснуться. И воздается.
Ищущий да обрящет - эти слова знал и Пафнутьев, верил в их справедливость. Не догадываясь о том, он был согласен с Бевзлиным - знания рождают скорбь. Но понимал эту мысль иначе - чем больше он узнает о преступлении, тем больше подлости и злодейства перед ним открывается. Но был готов к этому, зная, что в его работе иначе не бывает. В конце концов, он добивается от людей не признания в любви, не описания красот земных или небесных, он добивается все новых и новых подробностей об убийстве, насилии, мести...