Русалии - Ирина Яш

куда-то за спину Макса. Макс обернулся, всмотрелся, разглядел в серых сумерках мужской силуэт за своим забором. Снежана тем временем, наконец, сбросила с себя оторопь, поднялась, быстро суетливо заговорила:

– Мне пора… Владик за мной пришёл… Спасибо, что пригласил, Пашенька… Неловко вышло – я с пустыми руками… В следующий раз обязательно…

– Снежа! – перебил её Макс, – Хочешь, я пойду с тобой?

Она в ужасе подняла на него глаза:

– Не вздумай! – потом обвела всех сидевших за столом быстрым взглядом, пробормотала «Хорошего вечера», засеменила через двор, вышла за калитку, с опущенной головой подошла к мужу, взяла его под руку и они пошли вниз по улице. Все сидели с мрачными лицами, Фира, очень бледная, смотрела вниз, Стрепетов чавкал квашеной капустой.

– Что же это такое? – растерянно заговорил Анатоль.

– Тирания, – хмуро сказал Макарыч.

– Но почему она это терпит? – возмутился Серж, – Бьёт он её что ли?!

– Не говорите чепухи! – тихо и зло произнесла Эсфирь, Стрепетов поперхнулся.

Макарыч кивнул:

– Согласен, это чепуха. Уверен, что он её и пальцем не трогает. Это такой особенный человек.

– «Особенный»? – переспросил Серж.

– Именно. На нём всегда бархатный плащ, начищенная шпага, звенящие шпоры… Мы-то все знаем, что король на самом деле голый, и он злится, чурается, он нас не любит! И находит нежное создание, которое видит у него на голове, вместо намечающейся плеши – корону. Он хватает это создание, сажает в клетку и заставляет каждый день повторять – на тебе корона, ты царь, ты бог!

– У тепя косынка, – раздумчиво сказала Мила.

– А? – не понял Макарыч.

– Косынка, повязанная концами назат. Чёрная шёлковая рупаха, красный шарф вместо пояса, и польшой такой нож, знаешь, как тля сахарноко тростника… Ты клаварь пиратов, моя шхуна тонула, а ты меня спас.

– Ты серьёзно?! – восхитился Макарыч и все, даже Фира, рассмеялись, – Дааа! Мы все купаемся в иллюзиях и украшаем жизнь мечтами… – он повернулся к жене, – Я не спасал тебя с тонущего корабля. Ты жила одна в лесу, златовласая красавица, очень нежная и очень добрая. Меня изранил медведь, я дополз до твоей хижины, а ты меня выходила и полюбила, такого, как есть – старого и всего в шрамах…

– А Алекс? – спросил вдруг Лёня.

– Алекс?… – Макарыч перевёл взгляд, – Алекс сидит на балконе своего дома в Севилье, тут же, рядом мольберт с незаконченной картиной, в волосах у неё алая роза, в пальцах бокал с красным, как кровь, вином. Она смотрит вдаль и ждёт.

– Кого? – спросил Лёня.

– Рыцаря. Он едет к ней из деревеньки под названием La Mancha, но Росинант уже не молод и не быстр, и ей придётся ещё немного подождать.

– А я? – спросила Фира.

– О! Прекрасная Эсфирь! Ты живёшь в сердце каждого католика!

– Католика?! – рассмеялась Фира, – Я еврейка, Андрей. Моих родителей звали Авраам и Сара, к этому и добавить-то нечего!

– Всё верно. А кем был Иисус?

– Это скользкая тема, Макарыч… – заметил Серж.

– Всё в порядке, Серёжа, я сегодня на коньках, – отмахнулся Вальтер, развернулся к Эсфири, – Я православный верующий, Фирочка, я молюсь Богу каждый вечер, пост держу, но… Откровенно-то говоря, ведь на наших современных иконах одни славянские лики. Как? Откуда?… Я потому и заговорил про католиков, про Ренессанс, Возрождение… Ты смотришь со всех картин гениев! У тех, ещё настоящих мадонн, твоё лицо!

Фира недоуменно покачала головой, но было заметно, что ей приятны его слова.

– А папа? – не унимался Лёня.

– С папой всё понятно. Дон Кихот. С мужиками вообще всё просто и неинтересно. Вот хоть Сержа с Анатолем взять – они долго брели по свету, побиваемые камнями, потом встретились и теперь живут и в ус не дуют! А Дениска так никогда и не выберется из песочницы, да и ни к чему ему.

– А я? – вдруг подал голос Иван Стрепетов.

– Ты?… – озадаченно переспросил Макарыч, – Ты выпил весь коньяк.

Вальтер взял за горлышко пустую бутылку, повертел в руках, поставил позади себя на землю:

– Господа, не пора ли и честь знать? Макс совсем осовел…

– Дядя Андрей, а про меня-то Вы ничего не сказали!

Макарыч улыбнулся:

– Сынок, ты чистый лист бумаги, и как сам решишь, так оно и будет. Я сегодня Бога попрошу, чтоб ты сделал правильный выбор. Просто реши быть счастливым и всё получится.

– А трудности и испытания? – нахмурился Лёня.

– Отменяются, – легко сказал Макарыч, – Перед сном скажи себе: «С завтрашнего дня я стану счастлив» и просто живи, дружи, играй в шахматы, помогай отцу, чем можешь, и выполняй всего одно условие…

– Какое?

Все, замерев, смотрели на Макарыча.

– Получай удовольствие от всего, что делаешь и не желай никому зла.

– Я попробую, – серьёзно сказал Лёня, задумался.

– Я тоже… – улыбнулась Алекс.

…Макс сидел на крыльце. Гости, кроме храпящего в гамаке участкового, с грехом пополам разошлись. Рассвело, пели соловьи.

Вальтеры откланялись последними – Мила помогла Алекс убрать со стола, а Макарыч, который весь вечер пил со всеми наравне, но почему-то был трезв, как стёклышко, задал Максу ещё несколько последних вопросов про Мотьку, и договорился о завтрашнем дне. Потом и они ушли, обнявшись, как влюблённые подростки.

Алекс закрыла за ними калитку, развернулась к Максу:

– Спокойной ночи… Очень хороший вечер, но я прямо с ног валюсь!

Она пошла по дорожке к своему домику.

Макс сходил в комнату к сыну, мальчик спал в одежде на не расстеленной кровати. Макс обругал себя последними словами, вышел на крыльцо, сел на ступеньку.

Вспомнился Макарыч и то, как Мила смотрела на него, когда он пел старый слащавый романс. Макс представил, как они, вобнимочку, дошли до дома, и вот сейчас, в эту самую минуту, целуются и стаскивают друг с друга одежду, не дотерпев до спальни. Макс зло откашлялся. Сжал кулаки.

«Он на двадцать лет меня старше. И его искренне любит привлекательная, умная, молодая женщина! А со мной-то, что не так?! Половина жизни за плечами и одна пустота вокруг!»

Ему вдруг так страстно, так невыносимо захотелось взаимной любви, такой, какая только в юности бывает, что от желания этого застучало в висках.

Он встал со ступенек, подошёл к бочке, вымыл ледяной водой лицо, намочил волосы, постоял немного, глядя перед собой, и пошёл к сторожке.

Света в её окнах не было, Макс негромко постучал костяшками пальцев по стеклу. Прошла, наверное, минута, потом она выглянула из-за занавески, открыла окно, чуть высунулась:

– Что случилось?

Она смотрела серьёзно, без улыбки. На плечи у неё была накинута какая-то тряпка, похоже – покрывало с кровати, волосы рассыпались, падали на глаза, лицо было нежно-розовым в лучах поднимающегося солнца. Внутри у