Некромант на страже человечества. Том 3 - Никита Клеванский

уставились друг другу в глаза, и никто не хотел отводить взгляд первым. Караванщик, конечно, понимал, что основную работу сделал я, но и отступить просто так не мог — все-таки он являлся лидером группы людей и должен был заботиться об их процветании.

— Мой отец вообще забрал бы токин себе. — не без тени грусти выдохнул Уман.

— Так он был Развившим.

— Он был Развившим… — эхом отозвался мэлэх.

Теперь по его лицу действительно скользнула печаль. Та самая, которую он обычно скрывал как при своих людях, так и в остальное время, в целом. Хотя скорее не печаль, а… сожаление? Или тягостность. Да, вот так больше похоже на правду.

Умана тяготил тот факт, что он не мог полностью заменить своего отца, что с ним во главе авторитет Каравана упал, и что даже дерзкие попытки выделиться за счет атак на Караваны нелюдей не то чтобы сильно влияли на сложившуюся ситуацию. И пусть люди верили ему и шли за ним, но сам он не переставал обо всем этом думать.

— Держи. — я протянул мэлэху «пирамидку» Госгосков и осколок Этерниевой руды. Причем не из самых маленьких. — За помощь в освобождении моего дома и в счет части стоимости токина. Используй их для себя, а не в торговле.

Я действительно мог настоять на своем и не отдавать ему ничего вообще. Тем более, что мы теперь располагались на одной ступени, а за счет эволюции я находился даже несколько выше. В поединке один на один я бы точно одержал верх. Однако мне не было никакой нужды портить отношения с караванщиком, да и подобную плату, пускай и немалую, я счел справедливой.

Благотворительность тут совершенно ни при чем.

Уман колебался не долго и, приняв награду, спрятал ее в кольце. После чего мы обменялись крепкими рукопожатиями — пусть не дружескими, но вполне партнерскими — и направились назад в город. Дальний Крутолуг наконец обрел окончательную свободу от нелюдей. Но чтобы вернуть ему прежний облик и атмосферу уюта требовалось приложить еще немало сил.

Площадь перед храмом была забита битком. И только-то. В прежние времена ее точно не хватило бы чтобы вместить всех жителей. Горожане выглядывали бы из окон, сидели на крышах, толпились на прилегающих улочках, передавая новости тем, кто не мог их расслышать.

Народу явно стало меньше.

К тому же большая часть из них являлась либо детьми, либо стариками, либо калеками. Так же в глаза отчетливо бросался перекос в сторону представительниц прекрасного пола. Что не удивительно, ведь почти всех способных держать в руках кирку отправили в Нионанд.

Чертовы нелюди со своей идеей людской «фермы»! С каждым взглядом на растерянные, ничего не понимающие лица, на мокрые от слез глаза, на синяки, ссадины, следы от подавителей, на разрушенные семьи и растоптанные судьбы моя ненависть к захватчикам лишь крепла.

Да, я освободил свой дом. Но мой дом — не только крохотный городок на окраине Диких Земель. Мой дом — вся планета, стонущая под пятой возомнивших о себе невесть что тварей!

Сколько еще таких же несчастных страдает по всей Земле?

Не получил ли я силу для того, чтобы помочь и им в том числе?

Может и так.

Может и так…

Но точно не раньше, чем спасу свою собственную семью! А для этого мне требовалось обрести куда больше могущества.

Пока я закрывал Трещину, на площадь притащили телегу и на скорую руку соорудили из нее помост. Сперва наверх хотели вытолкнуть меня, чтобы я лично объявил крутолужцам радостную весть, но я отказался наотрез. Да, иногда меня посещают приступы красноречия, но вещать перед целой толпой категорически не хотелось. Как и вешать над собой знамя героя-освободителя. Ни к чему мне столь пристальное внимание к моей скромной персоне.

Пришлось отдуваться Уману.

Вот уж кому точно не привыкать заливаться соловьем, стоя под пристальным взором десятков глаз. В Караване народу у него, конечно, несравнимо меньше, но мэлэх справился. Я прямо видел, как в сердцах людей постепенно зажигалась надежда, а на лицах стали подснежниками после суровой зимы расцветать первые робкие улыбки радости.

Потеплело на душе и у меня.

Но свинью Уман мне все-таки подложил, под конец своей речи указав на меня, и заявив, что наибольший вклад тоже внес именно я. Что тут же радостным возгласом подтвердила стоявшая в толпе Лана.

Вот ведь…

Пришлось показаться себя и выйти на всеобщее обозрение. Словно паяц, право слово! Будто мне больше заняться нечем.

Глава 10

Поднявшись на телегу, я хотел натужно улыбнуться, пробурчать пару общих фраз и отправиться в особняк, где меня ждал еще как минимум один нерешенный вопрос, вот только быстро отделаться не вышло. В основном из-за того, что, завидев меня, Лана радостно крикнула «Леон!» и начала махать мне платком. А следом меня вообще, несмотря на неровный свет факелов, узнал какой-то мужик с культей вместо правой руки. Я его совершенно не помнил, однако возглас: «Маленький взрослый!» не оставил сомнений.

Так меня называл барон.

А следом посыпались и другие клички, которыми меня за особенности поведения награждали как дети, так и их родители. Крутолуг меня действительно не забыл. И не могу сказать, что мне это было совсем уж неприятно. Скорее даже наоборот.

Когда волнения улеглись, я открыл уже было рот для приветствия, как меня перебил еще один окрик:

— Леон, мальчик мой, а где мой сыночек? Где Евген?

Эту женщину я помнил. Я не знал, что она мать Евгена, но мне доводилось видеть ее развешивающей белье, взбивающей масло и занимающейся другими обычными делами. До вторжения нелюдей.

Но как же она постарела! Годы не пощадили ее, превратив из живой, энергичной матроны практически в старуху. Сухую, морщинистую и с выплаканными до прозрачности глазами. Однако, несмотря ни на что, она не виновата в предательстве сына. Никто не виноват, кроме него самого.

Воспоминание о поступке Евгена, бывшего, как мне казалось, моим верным другом и сподвижником во тьме рудника, больно резануло в груди. Но, скрипнув зубами, я не стал говорить всей правды. Лишь молча покачал головой. Вот только и этого хватило женщине, чтобы схватиться за сердце и осесть прямо на холодную землю.

А следом на меня хлынул целый шквал вопросов. Люди хотели знать о судьбе мужей, отцов, сыновей, женихов, дочерей и просто знакомых, которых также, как и меня, увели в неизвестность после падения последнего защитника города. Ведь если вернулся я, то…

— Сразу скажу: выжили не все. — я