Полдетства. Как сейчас помню… - Олег Михайлович Жаденов

чем съесть что-то вкусное, я клал это на подушечку перед ним, чтобы Зайчик мог первым насладиться деликатесом. А еще укрывал его одеялом и иногда (в какой-то период жизни – постоянно) брал с собой в кровать. Если Зайчик спал отдельно, я сооружал ему уютное лежбище с одеялом и подушкой.

Помню, однажды кто-то из гостей позволил себе взять Зайчика (!) за лапы или за мордочку и куда-то переложить… Внутри у меня все оборвалось, я ринулся на защиту своего друга, вырвал из рук непонимающего и озадаченного (что не так сделал?) взрослого своего любимца, обнял его. Потом попытался сбивчиво объяснить, кто это для меня на самом деле, но – увы! – не сумел. Так же, как и сейчас, я не могу однозначно назвать его истинное назначение. Тогда тоже получилось сбивчиво и явно неубедительно. Помню, что сам почувствовал это – наивно. В общем, не убедил, смутился, оттого и обиделся на взрослого (ничего он не понимает!), на Зайчика (почему не помог?), на себя (что за детство, в самом деле!).

Моя дружба с Зайчиком длились довольно долго. И сестра (уже была сестра) да и родители вроде бы относились с уважением к этому. А закончилось все внезапно. Мы с Зайчиком не ссорились, никто не завел себе новых друзей, просто в какой-то момент мы перестали быть единым целым. Я вдруг увидел, что он очень не новая, потертая, пыльная игрушка. И застыдился своих еще вчерашних чувств к нему. Зайчик сначала переехал на край дивана (без одеяла, подушки и подношений из орешков). Потом из Зайчика он стал обычным зайчиком, а еще через какое-то время он оказался на шкафу. И исчез в недрах моих воспоминаний.

Странно даже, но я и сейчас ощущаю отголоски того чувства, которое возникало у меня, когда я смотрел на него, – чувства нежности и преданности кому-то другому, пусть даже и неодушевленному, но для меня абсолютно живому, чувствующему, доброму и очень дорогому!

Сколько же мне было лет? Не вспомнить.

Один очень ранний подъем

Однажды в Германии папа сказал, что собирается утром поехать на рыбалку. Я, конечно же, очень хотел поехать с ним. Больше всего на свете. Больше, чем спать (а долгое время именно спать я хотел больше всего на свете). «Хорошо, – пообещал папа, – я возьму тебя. Если только ты сам проснешься и будешь готов выходить».

Выход из дома был намечен на пять утра. Планировалось ехать не куда-нибудь, а на само Немецкое озеро! Оно находилось в настоящей Германии, то есть за пределами нашего военного городка. Обычно туда не разрешалось особенно выходить.

Спать я ушел рано. И, к собственному удивлению, в четыре утра вдруг сам открыл глаза. Солнце только осветило мою комнатку, а я уже встал, будто и не засыпал. Умылся, оделся и тихонько сел на кухне ждать появления папы. Будить его не решился, чтобы не спугнуть его обещания взять меня с собой.

Конечно, папа сначала не понял, что происходит, когда, заспанный, вышел на кухню, поднятый с кровати громогласным будильником. Потом удивилась мама, вышедшая проводить мужа в дальний рыболовный поход. А я, кажется, поинтересовался, могу ли я теперь точно пойти на рыбалку, ведь я сам встал и даже оделся. Возражений не было – меня взяли. Конечно, сейчас-то я понимаю, что условие с пробуждением было поставлено, чтобы от меня отделаться (когда-то именно таким способом от меня сбежали в Германию, так что уж фигушки теперь!), но, коль фокус не прошел, честно и благородно со стороны родителей было выполнить условие.

Ехали наверняка на газике: в военной части советского времени выбор транспорта для перевозки офицерского состава в невоенных целях был невелик. Но, учитывая торжественность момента, я справился с обычными для таких случаев приступами тошноты и не омрачил поездку (память свидетельств обратного не сохранила). На Немецкое озеро добрались без происшествий.

Немецким, в отличие от Русского, озеро было не только потому, что находилось глубоко на территории дружественной Германии. Вокруг было чисто, берега были естественным образом уложены камнями, ничего не валялось в кустах, а главное – там даже была рыба! Как вы понимаете, в Русском озере все было аккурат наоборот. Готов поклясться, помню, что в Русском озере наши доблестные воины-освободители даже танки умудрялись мыть… Ферштейн? Мы же не удивляемся скудости рыбных запасов дас русишь водоёмишен?

Приехали. Мне дали удочку и предупредили, чтобы не мешал. Все с профессиональным видом расселись и стали ждать поклевки. Все – это не я. Я то тут закину, то сюда перебегу, озеро почти идеально круглое (немецкое же), отовсюду видны кусты, где папа засел, так что страшно не было. И тут…

Во время очередной быстрой заброски между перебежками у меня ка-а-ак утонет поплавок! А я с испугу и от неожиданности ка-а-ак дерну удочку вверх, что было сил! А она ка-а-ак изогнется дугой! Тут я понял (генная память сына рыбака), что зацепил, скорее всего, корягу на дне и мне за это попадет! Однако коряга моя внезапно сдвинулась в сторону. Я поднажал – а там как затрепещет на крючке – бам, а сердце в груди тоже бам! В общем, борьба была краткой. Победил в этот раз человеческий детеныш. На берегу билась довольно большая красноперка, моя первая, к слову, рыба в жизни. Боже, какой восторг и счастье!

С крючка она (спасибо ей) снялась сама и, подпрыгивая, с каждым переворотом продвигалась все ближе к воде, но я бросился на мою красавицу, как коршун с небес, схватил ее так, что она дышать не смогла бы, даже если бы умела, лишь трепетала плавниками и светилась неземным светом, как настоящая золотая рыбка. С ней я побежал к папе.

Думаю, он был рад успеху сына, но при этом, как настоящий заядлый рыбак, посрамлен тем, что первую рыбу поймал не он, не другой взрослый, а мальчишка, который к тому же был на рыбалке первый раз. Но все же, думаю, гордость перевешивала.

Моя первая рыба. Красноперка из Немецкого озера после неожиданного для моих родителей подъема в четыре утра. И знаете что? Это стоило того!

Дороги в отпуске

За четыре с небольшим года, которые выпали на мое детство в Германии, мы четыре раза ездили на родину. В Союз, как тогда говорили. Каждый раз это было маленькое приключение. Странно, но сам я помню фрагменты только двух поездок, еще есть какие-то картинки из третьей. А может быть, что-то соединилось и перемешалось у меня в голове.

Прекрасно помню ночь в поезде в наш первый, зимний, отпуск, когда родилась моя сестра Марина. Помню, как однажды папу не отпустили с нами и мы полетели на самолете – было круто, хотя тошнило всех. В другой раз папа на нашу семью купил четыре полных места, и все купе на время поездки стало только нашим домиком. Восторг! А вот из последней поездки помню только нашу дорогу в такси от вокзала до дома, страшную жару на улице, волнами раскаленного воздуха врывающуюся в окна «Волги-24». И сообщение водителя, услышав которое мама ойкнула и прикрыла рот рукой. «Умер Высоцкий». Высоцкого я знал: он был запрещен и поэтому звучал из каждого магнитофона в военном городке. После смерти Высоцкого мы в Германию больше не ездили, и у меня началась другая жизнь.

Обычно наш отпуск выпадал на лето, и тогда мы успевали за одно путешествие навестить обеих бабушек. Кроме того, первого, такого запоминающегося отпуска 1976 года, когда моя сестра родилась прямо в дороге. Остальные поездки обошлись без таких передряг. Помню, как папа отвозил нас к бабушке в Белую Березку. Сначала эпопея – купить билет. Онлайн-заказов не было, приходилось выстаивать многочасовые очереди к окошку кассы, которое периодически закрывались то на обед, то еще по какой-то надобности хозяйки окошка. И это великое стояние не могло быть гарантией того, что к моменту, когда подойдет очередь, билеты еще останутся. Спасали