Море играет со смертью - Астафьева Влада

– Слова – это просто семя, падающее на определенную почву, – указала Полина. – И во многом от почвы зависит, насколько сильным будет растение.

– Там почва оказалась неожиданно плодородной… Из этого семени выросло нечто такое, чего я не могла понять. Я уже и извинялась перед Тимкой, беседовала с ним, все объясняла… мы даже к детскому психологу его водили! Бесполезно. Он вбил себе в голову, что отец его не любит и вот-вот бросит. Они общались натянуто, мне показалось, что и Андрей перестает его любить… А все из-за того, что я ляпнула, не подумав!

– Не из-за этого.

– Кто уже теперь знает? Я видела, что наша семья разваливается на части. Вот тогда я по-настоящему поняла, насколько сильно не хочу ее терять! Я должна была что-то сделать – и я сделала.

Поездка к морю казалась способом снова сплотиться, получить приятные воспоминания, побыть вместе. Елена все организовала, и Тимур, рвавшийся к морю, наконец перестал обижаться на весь мир, да и Андрей выглядел приободрившимся. Они снова смеялись вместе, словно стали прежними, очистившимися от горечи разочарований и искаженных слов.

А потом случился «Сонай».

– Это была моя идея. – Из глаз Елены, все еще устремленных к морю, скользнули первые слезы, но она даже не заметила этого. – Я уговорила их на экскурсию! Я купила билеты… Это был сюрприз, все сделала я! Этот день, эта лодка…

– Почему вы сделали именно такой выбор?

– Я хотела, чтобы мальчики побыли вдвоем, без меня… Они уже хорошо общались на отдыхе, и я надеялась, что к нашему возвращению в Москву они окончательно преодолеют эту жуткую ситуацию… Экскурсия включала рыбалку, им такое обоим нравилось. Андрей всегда учил Тимку… Это же такой хороший мужской отдых! Им понравился сюрприз, у Тимки горели глаза… Никто не предупреждал нас про шторм! Про шторм тогда не говорили! Утром уже были облака, но нам сказали, что это мелочи, стороной пройдут… Даже ветра толкового не было! Про шторм никто не знал…

Полина наконец решилась придвинуться ближе и мягко опустила руку на плечо Елены. Та будто и не почувствовала прикосновение, она продолжила:

– Я их сама проводила на лодку… У меня не было никакого дурного предчувствия, я радовалась за них до последнего – и они радовались… Говорят же, что материнское сердце чувствует беду? Мое ничего не почувствовало. Я обнимала мужа и сына и не знала… про последний раз…

– Лена, вы ни в чем не виноваты.

– Нет, думаю, все-таки я. – Елена повернулась к собеседнице, но все еще не смотрела на нее по-настоящему. Она, кажется, по-прежнему видела перед собой то солнечное утро и улыбающиеся лица сына и мужа. – С тех пор как я пришла в себя, я все задаю себе этот вопрос: за что? Чем я заслужила?

– Это нормально – задавать такие вопросы. Они у многих появляются.

– Но я ведь и ответы знаю! Я уже очень много подобрала таких «за что»… За то, что думала отказаться от рождения ребенка, недостаточно ценила – и потеряла его! За то, что так слабо и плохо любила Андрея, он ведь большего заслуживал… За то, что мстила!

Она не выдержала, разрыдалась, закрыв лицо руками. Но это было не повторение вчерашнего срыва, а вполне осознанные слезы женщины, в один миг потерявшей самых дорогих людей – и только через потерю осознавшей свою любовь к ним.

– Лена, послушайте меня… Появление вопроса «За что?» логично, потому что люди – вообще очень логичные создания. Они стараются всему найти объяснение, придумать правила и законы. Это позволило нам построить цивилизацию и сделать мир своим – или поверить, что он наш. Но на этом фоне мы забываем, что такие законы работают только для человеческого общества. Нет никакого «за что» для природы… Это просто происходит. Это не кара вам. Это трагедия. Я больше чем уверена, что Андрей и Тимур никогда не обвинили бы вас в том, в чем вы вините себя. Я понимаю, что сейчас это кажется невозможным, но… отпустите их. Они бы хотели, чтобы вы продолжили жить.

– Нет! – Елена встрепенулась, посмотрела на Полину с таким удивлением, будто только сейчас осознала, что рядом с ней кто-то есть. – Нет-нет… Нет никаких «они»! Андрей погиб… Я плохо все помню, но знаю это. Андрей умер. Но Тимур жив!

– Что?..

– Мой сын жив, – твердо повторила Елена. – Он не мог погибнуть в море. Он в четыре года научился плавать. С шести лет ходит в секцию по плаванию. Он умеет правильно нырять и задерживать дыхание.

– Лена…

– Нет, дослушайте! Тимур выигрывал соревнования, у нас дома вся стена в дипломах и медалях! Он говорил мне, что плавать в море намного легче, чем в бассейне, требует меньше сил, он тут хоть сто часов плавать готов был! Даже его тренер отмечал, что у Тимки невероятная для ребенка выносливость. Поэтому теперь я точно знаю: мой мальчик не мог утонуть, он спасся, просто оказался не здесь. И я не покину этот берег, пока мой сын не вернется ко мне!

Глава 5

Иногда бывает слишком поздно

На заданиях, связанных с массовой гибелью людей, по определению ничего хорошего ждать не приходится. И все же они бывают разными. Иногда еще получается помочь – найти, спасти, вытащить из-под завалов живого, когда этого уже никто не ждал. Заглянуть в глаза человеку, успевшему поверить в свою смерть, протянуть ему руку, сотворить для него чудо… Вот за такие моменты Борис больше всего любил свою работу.

Здесь ничего подобного не ожидалось. Они целыми днями возились среди руин, осторожно вытаскивая переломанные, перемолотые тела. Чуть легче была задача у той бригады, которую послали в бухту. Там парни ныряли с аквалангами и осматривали дно, чтобы определить, не готовит ли море им очередной «подарок».

Но в бухте трупов больше не было, потому там и казалось проще. Борис не сомневался, что если еще ничего не нашли, то уже и не найдут, все на глубине осталось. Он же никогда не брал легкие задания. Других он жалеть умел, а себя – нет.

Эта решимость не означала, что он всегда должен оставаться в прекрасном настроении. Какое там! Задание оказалось куда сложнее, чем он ожидал. Вот и теперь он шел к руинам мрачнее тучи – а потом заметил на дорожке девочку.

Девочке было лет тринадцать-четырнадцать, вроде и не совсем маленькая, но все равно еще ребенок. Борис пару раз видел ее с психологами, но он тут много кого видел. Девочка не нуждалась в помощи спасателей, а потому не интересовала его.

Теперь же она стояла на пути, смотрела на него, не скрывая, что хочет поговорить. Борис тут же нацепил на лицо улыбку, которая вряд ли выглядела естественной или уместной. Он просто толком не знал, как вести себя с одиноким чужим ребенком. Может, все-таки пройдет мимо?

Но нет, девочка обратилась к нему, тихо, но решительно:

– Простите, что отвлекаю… Вы ведь из спасателей? Я вас видела… там…

– Да, из спасателей.

– И вы у них главный?

– В некотором смысле. А что такое?

– Просто, мне кажется, главный работает дольше, чем остальные, у вас опыта побольше, и я хотела спросить… Человек, который побывал под завалами, но его вытащили живым, он ведь выживет? Такие люди обычно выживают?

– Тут нельзя вот так обобщенно говорить, нужно больше деталей учитывать…

Если у этой девочки кто-то оставался сейчас под руинами, то шансов увидеть его живым не было вообще никаких. И Борис молил всех известных ему богов о том, чтобы не ему пришлось сообщать такое ребенку.

Однако девочка пояснила:

– Моя мама была под руинами, в пристройке. Ее еще в первый день забрали, она в реанимации. Поэтому я и хотела узнать: такие люди… они ведь выживают?

Вот теперь Борис мог вздохнуть с облегчением.

– Чаще всего – да. Все обязательно будет хорошо!

– Я могу как-нибудь узнать, что случилось с моей мамой?

– Слушай, о таком лучше поговорить с психологами нашими, вот честно. Они тебе все расскажут! Но все будет хорошо, надо об этом думать. Ты знаешь, где психологов найти?

– Все будет хорошо, – задумчиво повторила девочка. – Психологи сказали мне то же самое. Да, я знаю, где их найти, спасибо…