Цветом света - Антон Ярев

– Ты плачешь?

– Со мной это впервые… – ответила она. – Я никогда не плакала от сладости…

Ее глаза светились, как весеннее небо в Неве, и подслеповато моргали, слипаясь ресницами.

– Чудо мое, – расцеловал их Евгений.

– Чудо, – задумчиво проговорила девушка. – Чудо, – повторила она, перекатывая это слово на языке и нёбе. – Странно.

– Что, хорошая?

Она не отвечала, смотрела мимо, словно не могла решить какую-то важную, неожиданно возникшую перед ней задачу. Как почуял Лесков, очень непростую задачу, не с одним решением, каждое из которых, несомненно, было верным.

– Странно, что ты ни о чем меня не спрашиваешь, – наконец сказала она.

Евгений погладил ее живот:

– Я о тебе все знаю.

Она вздрогнула, недоверчиво посмотрела.

– Я знаю все, что положено мне знать. Ты такая, какой я тебя вижу, – он давал понять: дилеммы нет.

Но девушка пошла от обратного:

– Да. Меня порядком затянуло твое видение… – глаза ее снова заблестели, но это были не прежние слезы.

Поднялась с постели и накинула на плечи халат. Взяла с подоконника пачку «Уинстона»:

– Будешь?

– Нет, – беспокойно наблюдал он за ней.

Девушка закурила и, прихватив с собой пепельницу, вернулась в постель.

– Чудо, – сказала она твердо и энергично закивала. – Чудо – это наши игры в цветы-бабочки, чудо – это твои губы и голос, чудо – это… это пока я здесь – чудо!.. Прости меня, Женя, я не знала, что у нас так все получится. Честное слово, не знала!..

– Успокойся. Что тебя тревожит? Избавься…

– Избавиться? – Женя нехорошо рассмеялась. – Здрасьте, я ваша тетя Ася! Всех отбелит и залечит… – она прекратила смеяться так же неожиданно, как начала. – Не перебивай меня больше, пожалуйста. Я сама не своя становлюсь, это ты меня избаловал. Ты поднял меня слишком высоко. Сделал из меня птицу, звезду, загадку… А я закрыла глаза, заглянула в себя и шлепнулась в грязь… Ты посмотри, – она протянула ему свои ладони. – Я не загадка. Я – падаль…

Евгений безмолвствовал, давая ей выговориться. Но слова у нее не шли: с трудом собирались в нестройные, непонятные фразы. В итоге она все-таки беззвучно расплакалась, одной рукой прикрыв глаза, другой – трясущейся – поддерживая во рту сигарету. Лесков придвинулся ближе, осторожно обнял ее плечи. Девушка уткнулась лицом в его шею. Слезы растеклись теплым дождем по тощему телу художника.

– Что мне теперь делать?.. – нёбом, еле слышно провыла Женя. – Что нам делать?

– Ты, дорогая, меня совсем запутала. У нас есть какие-то сложности?

– Господи, какой же ты дурак!

Женя оттолкнула его и зажгла погасшую сигарету. Эти действия хоть как-то ее растормошили, и она заговорила более ровно и внятно:

– У меня есть еще одно имя – Перчик… Конечно же, не имя!..

– Женя…

– Только не останавливай меня сейчас! Я тебе рассказать хочу… – девушка снова затянулась дымком. – Я не свободна, Женя. Я… Кто же я сейчас? Я… я… Зачем я только это начала? – она вдруг успокоилась: – Поцелуй меня.

Лесков наклонился и мягко поцеловал лоб, веки, губы. Она томно потянулась, дернулась, как продрогшая. С сигареты на перину стряхнулся пепел.

– Ну и черт с ним, – обреченно бросила Женя и отвернулась. – Мне было шестнадцать, когда я приехала в Москву из Николаевска-на-Амуре. Это восемьдесят седьмой, конец июня. Я была гордой и глупой. Представляешь, хотела стать балериной! С пяти лет занималась в балетной школе. Преподаватель дал мне лестную характеристику в Пермское Высшее, а я поехала в Москву. И поступила. Сказали – блистательно! Впрочем, это была редкая похвала. Я проучилась полтора года. Тренинг был жесткий. Движение чувствовала – как ты говоришь – ловила с лету. Но меня подвела стипендия.

Все время мне помогала бабуля: пересылала свою пенсию. Бабуля у меня была – класс! Семьдесят шесть лет – и работает! И кем работает! – сторожем на оптовом складе! У нее в руках двухстволка, и все – танк не подойдет! Она лет до шестидесяти в тайгу одна на медведя ходила! Представляешь! И кроме нее, никого у меня не было.

Мать умерла, когда мне было девять лет. Отец женился во второй раз, у них родилась дочь. Когда мне исполнилось двенадцать, баба Аня забрала меня к себе. Приехала на мой день рождения и набила отцу морду. Прелестный был подарок! При мачехе жилось невесело, вот бабуля и не выдержала. Как сказала: «Дернула я, внученька, стопочку самогона, и потянуло меня на приключения».

И отца я после этого видела лишь пару раз. Сначала вроде приезжал, каялся, а потом, видимо, понял, что без меня ему спокойнее будет. Когда я садилась на теплоход из Николаевска, то и не вспомнила о нем… С бабулей мы переписывались – раза по три в месяц. Баба Аня не любила писать, да и не умела, письма ее были маленькими, скупыми, почти одинаковыми… дорогими. В каждом слове я слышала ее скрипучую мужскую интонацию…

Когда она умерла, в декабре восемьдесят восьмого, незадолго до моего дня рождения, мне подумалось, что это какая-то ошибка. Я не могла поверить, словно меня разыгрывали, нарочно хотели обидеть! Я назанимала денег на самолет. Когда летела, думала о том, что наконец-то ее увижу, смогу обнять – мы не виделись больше года… Но меня встретили отец и младший брат бабы Ани. Тогда я сошла с ума, прямо на аэровокзале. Видимо, упала в снег, и меня долго не могли поднять. Что происходило на самом деле – очень плохо помню. Дальше – все как в тумане – закрытый гроб, могила в мерзлой земле, водка, сухие глаза… Говорили, что она умерла от несчастного случая: взорвался патрон дробовика или ружье самопроизвольно выстрелило ей в лицо, что-то такое, – я не разобрала. Мир, весь этот шарик стал такой бессмысленной штукой. Самый дорогой, большой, смелый и сильный человек, единственный, кто меня по-настоящему знал, прощал и просто любил – она умерла. Я бродила, как зомби, опустошенная и больная, умом не осознавая, какая случилась катастрофа. Мне бы остаться там, устроиться на работу. Но, как мы догадались, девочку переклинило: у нее оставался танец, однокашки-сокурсники, преподаватели и столица!

В Москве я немного пришла в себя и поняла, что действительно больна. За три дня путешествий заработала острую пневмонию. Две недели провалялась на койке, а потом еще месяца полтора не могла заниматься танцем. У меня не было денег, и были долги. Я устроилась подработать в булочную, работала двое суток через двое. Это была значительная прибавка к стипендии. Я даже сумела сократить сумму общего долга. Занятия возобновились. Чтобы наверстать упущенное, пришлось сменить работу: нашла место официантки в ночном баре «Полярник», по объявлению в газете. Это было и удобнее, и выгоднее.