Цветом света - Антон Ярев

– Слушай, мотылек, – отдышалась Женя. – Это что?

Погладила вздыбленную ткань кимоно, где у торса встречались его ноги.

– Тоже цветок… – хрипло ответил Евгений.

Нервными движениями стала сдергивать с него халат, обнажая совсем не атлетическое тело: худое, бледное, высушенное, сплетенное из жил. Бережно, тонкими пальчиками Женя взяла его орган: каменный с неистово бьющимся сердцем. Уродливое произведение природы… Однако игра трактовала свои законы, и Женя удивилась, насколько непредсказуемые, легкие и стройные… Цветок лотоса. Открылся влажный бутон.

– Выпала роса. И когда успела? – улыбнулась девушка.

Губы обхватили цветок, бутон уперся в нёбо. Рот, словно не опомнился от прежней борьбы, может и не знал, что она кончилась. Но лотос был сдержан. Его стремление вглубь оставалось лишь стремлением, таило угрозу, но не исполняло ее – сила сильных… Евгений судорожно выдохнул.

Женя поднялась на коленях. Икрами обняла жесткие бедра Евгения, направила стебель в себя. Лотос и роза встретились. Мужчина открыл глаза. Она медленно опустилась, издала сладостный тихий стон, покачнулась, закусив нижнюю губу. Он ухватил ее за талию. Не спеша, смакуя каждое движение, чувствуя, как ладно соединяются тела, как уютно и радостно их истомившимся цветкам, они продолжали путь. Женя наклонилась, сложив ладони на груди любовника, губы снова и снова сливались в поцелуе, без неистовства, данью благодарности… обожания. Наступило то самое штилевое спокойствие, когда силы приходят в норму и растекаются по всему существу – ожидание. Оба ждали, затаившись, глядя друг другу в глаза, лаская, целуя, тихо стеная, шепча бессмысленные, красивые слова. Оба ждали, когда сила устремится туда, где ей неизбежно найти выход, к той части тела, которая выбросит ее… когда их станет не двое, а четверо…

Порою невозможно угадать, уловить, где грань, где точка перемен, где ураган сметает безмятежность… Женя побледнела – уловила. Руки Евгения снова осадили ее и с большим напором, мерцающую комнату прорезало криком чайки…

Нет, это другая игра!.. Это не цветочки!.. Стальной кинжал вонзался в плоть, с каждым ударом вырывая из горла стоны. Это игра в убийцу и жертву! В клинок и рану! Женя закинула голову, волосы влагой хлестнули по лопаткам, на какое-то мгновение охладив кожу и притупив мучение… Господи, рана!.. сама остервенела, стенки ее сузились, плотно обхватив клинок, своих сил не ведая, пытались обезоружить убийцу. И она услышала стон: низкий, отчаянный… Теперь им суждено было умереть вместе…

Евгений смял ее крепче, рванулся вплотную к жертве, поднялся, бил и толкал ее все глубже и глубже, сдвигая к стене. Бедра Жени разметались по сторонам, она потеряла контроль, в отчаянии обвила руками шею любовника и, помогая терзать себя, скрестила ноги позади него. Движения их слились, ужесточились, стоны от болезненных до разъяренных исходили теперь откуда-то свыше и были для них не слышны. Пространство отступило, отчетливо показалось, вспыхнуло и рухнуло тьмой. Все… Женя нечувствующая, оглушенная и слепая. Виски – рокот, глаза – паника. Одно поняла: сейчас кончится…

Но Евгений с силой вошел в нее и замер. Тишина – в голове часы тикают. Дыхание – дрожь. Затуманенный мозг Жени начал проясняться. Заметила, как судорожно сжимаются ее мышцы – держат, интуитивно борются… Зачем? Что еще? Почему ей нельзя дойти? Неясной надеждой посмотрела на художника. Глаза – тоннель, яма, ад. Губы – восхитительные лепестки – не унесенные ли порывом любовного ветра два с ее одичавшей розы? – что-то шептали. Прислушалась.

– Мы не идем выше. Ты не знаешь своего чуда. Не знаешь, как прекрасна в любви. Если бы и ты могла видеть, – он умолк сбитый дыханием, глянул перед собой и невычурно-торжественно сказал. – Я покажу.

Лесков освободил Женю, протянул к ней ладони. Не понимая, она положила сверху свои. Он поднял ее на ослабевшие ноги, повернул к себе спиной. И Женя столкнулась с собственным отражением в бледной стене, той, где розовое соединялось с синим.

– Видишь? Это самая совершенная картина. Картина жизни. Картина любви.

Женя хорошо знала свое тело, знала его возможности и особенности, берегла и не любила. Но сейчас – поняла: увидела себя глазами художника, увидела себя ту – настоящую – какой была очень давно, когда-то, в прошлой жизни, увидела и не нашла порока. Затаив дыхание, она глядела на свою высокую налитую грудь, и та впервые ей нравилась, она глядела на свои чуть угловатые бедра, по-девичьи плоский живот и не стыдилась их: такой создала ее природа на радость ей же… она просто забыла!..

Евгений припал губами к спине возлюбленной, огладил ее, нервную, мерцающую, потом провел под бедра руки и медленно приподнял. Женя вздрогнула, но послушно уперлась ладонями в стену и, оторвав ноги от пола, раздвинула их. Позвоночник по-кошачьи выгнулся, открывая мужчине дорогу в ее лоно.

Больше они не спешили. Женю переполняла странная, неведомая нега, невесомость в новом пространстве, где она теперь жила – между своим отражением и тем, кто подарил ей эту жизнь. Свободная, расколдованная. Голова мирно припала между ладонями к глянцевой поверхности стены, ноги – крылья птицы в полете. Нож в масло – дурман: плотный изящный стебель лотоса медленно и глубоко проникал в нее, возвращался, чтобы снова войти, доставляя долгое несносное наслаждение. Она видела все движения мужчины – ловила каждое: неодинаковое, неповторимое, чувствовала их «я», вкушала полустон-полудыхание, дивилась неутомимым рукам. Она приняла эту жизнь – не игру и не похотливое стремление – именно жизнь в любви. И не было дела до прочего, Женя видела все перед собой, умом и сердцем понимая красоту происходящего и этим питаясь…

Но внезапно почувствовала головокружительную истому, снаружи полностью обмякла, изнутри схватилась, окаменела. Нежно-острое место слияния с мужчиной разветвилось, заняло всю плоть. В глазах отражения она увидела испуг. Потом каждый клочок ее расщепился и растворился в душном космосе комнаты. Женя перестала существовать, пришел покой, не было ничего: ни тела, ни чувств. Только она сама – душа – осколок света – улетела туда, где так хорошо и куда никто не доберется… Улетела, но… видела – движение лотоса, свое сумасшедшее лицо, лицо несуществующей, недоступной. Почему видела? Не успела узнать: ощущение себя вернулось, пронзило в последний раз и невероятно остро. Смертный холод пронесся от кончика каждой ниточки нерва в позвоночник и оттуда ударил в голову. Женя отчаянно закричала…

Опомнилась она на полу, когда показалось, в нее хлынула кровь – где-то там, внизу – кровь, вернувшая к жизни. Женя смазала холодные капли со лба и век. Приподнимаясь на локтях, силилась понять, что произошло. Сухие губы коснулись ее щеки. И она заметила – свет вокруг то меркнет, то вновь зажигается, а волшебный низкий голос поет: «Sorrow’s child sits by the river…».