Зеркало маркизы - Наталия Ломовская

Сквозь кожу проникает в нее жар летнего полдня. Она лежит ничком в густой траве на опушке леса. В волосах запутался ломкий стебель подмаренника, который тут растет повсюду, его медовым ароматом полнится воздух, разбавленный также острым запахом лесной клубники, в этом году ее уродилось много. Травинки покалывают голые ноги и шею. Ей хочется пить, но шевелиться лень, и она просит Марка принести воды. Ему тоже лень, но он поднимается и идет к брошенному поодаль рюкзаку, достает запотевшую бутылку, недавно наполненную в лесном роднике, и начинает пить из горлышка. Глаза Марка смеются, он дразнит ее и забавляется игрой, а игра для них – все. Анна преодолевает истому, одним движением вскакивает на ноги и кидается к нему. Марк поднимает руку с бутылкой, он высоченный, ей не достать. Анна хохочет, подпрыгивает, виснет на локте Марка, дергает его за волосы – и вдруг видит близко-близко его потемневшие глаза.

С ее телом тоже происходят удивительные вещи – оно совершенно теряет вес и растворяется в раскаленном воздухе миллиардом сияющих частиц, золотой невесомой пыльцой.

И наступает тишина.

Анна засыпает и не слышит, как уходит Милан. Она понимает только, что он ушел, потому что чувствует, как острый жар его тела сменяется мягким теплом от укрывшего ее одеяла. И немедленно вслед за этим наступает утро, вот-вот зазвонит колокольчик Музы. Анна вскакивает, колени у нее подгибаются. Она кое-как одевается, не рискуя заглянуть в зеркало, в котором вчера мельком увидела свое отражение. Ей немного страшно спускаться, потому что если зеркало многое видело, то Муза немало слышала – любовники ухитрились произвести шум, который вряд ли можно толковать двусмысленно. Недаром подопечная не торопится ее будить. Что, если вместо поездки на бал в обществе принца Анну ждет позорное увольнение? Ишь, скажет Муза, шашни в моем доме крутить вздумала. Впрочем, это, похоже, не в ее репертуаре.

Муза встречает компаньонку лукавой и нежной улыбкой, и Анна выдыхает. Старушка, значит, действительно все слышала, но не сердится, более того – как бы даже одобряет. За завтраком просит:

– А подай-ка, дорогая, к кофе капельку франжелико!

– Еще и полудня нет, – замечает Анна, все же открывая дверцы буфета. Тяжелый маслянистый напиток колышется в фигурной бутылке. Пожалуй, его уровень несколько понизился с прошлого раза. Неужели Муза прикладывается к ликеру потихоньку? Но спрашивать об этом, пожалуй, не стоит. Не та сейчас ситуация.

– Ну и что, – тоном капризного ребенка говорит Муза. – Деточка моя, я старуха. Я скоро умру. Глупо отказывать себе в маленьких радостях, имея в виду какие-то условности, не так ли?

И Муза хихикает.

Приходится налить.

Смакуя жгучий и пряный напиток, разрумянившаяся Муза продолжает балагурить:

– Знаете ли, девочка моя, что этот ликер сочинили в семнадцатом веке в Италии. Долгое время рецепт его хранился в глубокой тайне – известно было лишь то, что в состав его входят дикие лесные орехи, а какие еще декокты, настойки и вытяжки – бог весть. Его, видите ли, придумал монах-бенедиктинец, которого так и звали – Франжелико. Ликер прославился как незаменимое средство при любовной холодности у женщин, половой слабости у мужчин и бесплодии у тех и других. Монастырь наживался на том, что пробуждал чувственные страсти в пастве, не правда ли, какая ирония! Потом рецепт был утерян и найден лишь три столетия спустя. Но вам-то, конечно, он без надобности.

Анна делает вид, словно не понимает, на что намекает подопечная, – она догадывается, что все происходящее доставляет Музе особенное удовольствие, та как рыба в воде была в атмосфере любовных интрижек, тайных страстей – пусть они и не могли больше иметь к ней отношения. То спаржа, то теперь вот ликер… У Анны даже закрадывается мысль, не этого ли хотела добиться старая проказница, когда искала себе сиделку? Но нет, нет, вряд ли.

Милана не видно, но это Анну не беспокоит – она знает, что, чем бы он ни был занят, вечером он повезет ее на бал. И вечер наступает очень быстро, быстрее, чем всегда, потому что встала она очень поздно, а день оказался битком набит превосходными занятиями вроде неспешного принятия ванны, укладки волос и небольшого тренинга по натягиванию чулок. Чулки Анна раньше никогда не носила, но Муза доходчиво объяснила, что колготки следовало оставить в детском саду. Попутно подопечная давала ей последние инструкции – кому и что говорить, как себя держать, как улыбаться и что употребить внутрь на фуршете. Советы, что и говорить, бесценные, но Анна с удовольствием бы ими пренебрегла. Больше всего на свете ей хотелось нарядиться, приукраситься до полного лоска и просто покататься с Миланом по ночному городу. Пусть бы прошлое отпустило ее, новые чувства вытеснили болезненные воспоминания. Пусть бы тихо играла музыка, а в приоткрытое окно дышала не наступившая еще, но обещанная уже весна.

Но это все состоится, не так ли? Они будут ехать туда, будут ехать обратно. Ну а что произойдет в промежутке, неважно, она как-нибудь справится. Вряд ли это более сложно, чем ассистировать при резекции тонкого кишечника.

Глава 7

Гедеон Грей был квакером, но не без деловой хватки. Ему удалось не растратить, а преумножить небольшое наследство, и к закату дней он мог собой гордиться по праву – его семье принадлежала ни много ни мало целая китобойная флотилия, а сам он стал первым лицом в Нью-Бедфорде. Его уважали в городе и любили дома, он же больше всех на свете обожал Розмари Вирджинию Грей, которая была еще слишком мала для такого пышного имени и звалась просто Рози.

– Идем, Рози, – говорил он ей, брал тяжелую дубовую палку и шел в гавань.

Девочка семенила рядом. Гедеон обходил свои суда или товарные склады. Ему нравилось, как цепко Рози держится за его руку, как морщит носик от едкого запаха китового жира и ворвани. Вокруг гудел приморский квартал, вздыхало море, скрипели мачты, привычно сквернословили грузчики, моряки загибали соленые шуточки, визжали чайки и работницы с такелажной фабрики.

– Теперь в контору, – говорил Гедеон.

В конторе они пили чай с молоком, сахар Гедеон доставал из кармана. Девочка с наслаждением грызла белые кусочки, облепленные табачной крошкой и трухой. Потом Рози залезала на колени к деду и читала ему газеты – предпочтение отдавалось, разумеется, финансовым новостям. Гедеон помаленьку начинал клевать носом и засыпал, но Рози все равно читала. Девчонка прекрасно разбиралась в колебаниях рынка, и никто на свете не смел сказать, что, мол, не ее это ума дело, ведь, во-первых, она была внучка Гедеона Грея, а во-вторых, квакеры верили, что все люди равны перед Богом независимо от каких-либо внешних различий, пола, расы, национальности, религиозной принадлежности, возраста.