Зеркало маркизы - Наталия Ломовская

– Что? – резко спросила Розмари.

– Дик плачет по ночам. Я слышала.

– Глупости! С чего ему плакать? Мы же не разорились.

К сожалению, вскоре Розмари пришлось убедиться, что у сына есть все основания плакать. Нога не зажила до конца, и с ней явно было что-то не так: на кости образовался плотный нарост, и Дика мучила сильная боль, «словно кость распиливают пополам», говорил он. Мальчик не хотел рассказывать этого, чтобы не огорчать маму.

Розмари оделась так бедно, как только могла, и повела сына на прием. Увы, вердикт врача был неутешителен. Ногу придется отнять. Другого выхода нет. Розмари не плакала, только спросила, во что обойдется операция, и кивнула, выслушав. Цена не поражала сама по себе, но не слишком ли дорого обошлась покупка велосипеда для мальчика? Не мать утешала Ричарда – Ричард утешал ее.

– Я все для вас сделаю, – говорил сын в порыве раскаяния, лежа на койке в палате, Розмари расщедрилась на одноместную, побоявшись, что мальчишка разболтается с другими пациентами и, пожалуй, все узнают об истинных размерах ее состояния, – впрочем, что Дик мог об этом знать? – Все-все, обещаю.

– Тогда обещай мне, – сказала Розмари.

– Что? – с готовностью отозвался мальчик.

– Обещай мне, что никогда не женишься.

– Клянусь, – согласился Дик. – Я и не собираюсь. Девчонки все глупые. Посмотрите хотя бы на нашу Сильвию.

– Вот тебе раз! – нахмурилась Розмари. – А я-то как же?

Но в душе она была довольна. Рози не считала свою просьбу чем-то из ряда вон выходящим. Для нее было ясно: никакая женщина не сможет полюбить одноногого парня. Значит, выйдет за него замуж по расчету. То есть будет метить на денежки супруга. Нужна такая жена? Правильно, нет. Но если случится невероятное и Дика кто-то полюбит – они смогут жить вместе и без заключения брака. По нынешним временам такое вполне реально, для истинного чувства это не должно служить препятствием.

Миссис Финч не допускала мысли, что сын может захотеть нарушить данное обещание. Но ей пришлось с горечью убедиться, что доверять мужчинам нельзя. Дик влюбился в какую-то Минни, посмел изменить ей, матери! И хуже того – избранница сына была хороша собой, мила, умна, кроме того, она оказалась из порядочной семьи – что исключало незаконное сожительство. Приданого за Минни не числилось, и Розмари утвердилась в худших своих опасениях. Ричард пришел к матери просить разрешения на брак:

– Все эти годы я был покорным и добрым сыном. Позвольте мне чувствовать себя счастливым, и я стану всю жизнь благословлять ваше имя.

Розмари причесывалась перед зеркалом, это было единственной роскошью, которую она допускала, – сто взмахов щеткой, льется с грубой ткани платья водопад каштановых блестящих волос, синие глаза отстраненно смотрят в зеркальную гладь.

– Разве для меня ты старался быть добрым и покорным? Это требовалось прежде всего тебе самому. Дурные, непокорные дети попадают в ад. Ты взрослый человек и имеешь право поступать, как тебе вздумается. Но я не прощаю обмана, клятвопреступник не может быть моим сыном.

Ричард вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

Чтобы мальчик немного развеялся, Розмари решила отправить его в Техас, поработать на семейном предприятии. Он хотел быть художником, но кто мешает ему малевать свои картинки в свободное от работы время?

Ричард Финч больше не заговаривал о женитьбе. Он много и тяжело работал на мать за смехотворное жалованье, довольствовался самым убогим жильем и самым дешевым протезом. Впрочем, Дику не на что было жаловаться – он знал, что маменька тоже вела скромную жизнь.

По утрам Розмари Финч не пила ни чаю, ни кофе – чай вредит цвету лица, а кофе излишне будоражит. Истинная причина воздержания, впрочем, заключалась в дороговизне этих продуктов. Она выпивала стакан кипятка, облачалась в свое черное шерстяное платье с множеством карманов, укладывала в сумку документы, пакет с овсянкой и револьвер. Как черная птица, летела миссис Финч по улицам к Гудзону, затем на паром, а потом к Национальному банку. Умная Рози, которую к этому моменту звали уже иначе – «ведьма Уолл-стрит», не признавала транспорта, она преодолевала бы пролив вплавь, если бы умела плавать. В офисе банка у нее был свой стол, и публика к ней шла почище, чем та, что стояла у окошек кассиров. Розмари с нежностью разглаживала купюры, прежде чем убрать их в кошелек, серебряные доллары складывала в столбики по десять и заворачивала в вощеную бумагу. Они были ее лучшими друзьями, ее истинными детьми. В час обеда Розмари шла не в ресторан, где ее ободрали бы как липку, взяв, пожалуй, полдоллара за совершенно несъедобный обед, а в офис знакомого брокера. Она варила себе на спиртовке овсянку и подкрепляла силы. Роскошью для нее было вареное яйцо, оргией – десятицентовая колбаса.

Миссис Финч чувствовала себя счастливой.

На что она рассчитывала? О чем мечтала? Куда собиралась деть свои деньги? Когда думала их тратить? Рози не могла бы ответить на эти вопросы. Быть может, подсознательно миссис Финч верила в то, что наступит день, какой-то особый день, когда она поймет, что достаточно богата. И тогда она накупит гору новых чудесных платьев, светлых и легких, она поедет в сверкающем автомобиле на пикник, потом будет танцевать до упаду всю ночь, поддерживая себя шампанским и устрицами, чей острый морской вкус она уже забыла… Она будет смеяться и на рассвете подарит поцелуй прекрасному юноше, влюбленному в нее всем сердцем.

Разумеется, Розмари так не думала – еще на чудесных платьях ее мозг бы попросту закипел и отказался работать. Но разве подсознательно она так не считала? Не предполагала, что еще чуть-чуть, и у нее начнется другая, прекрасная, жизнь?

Как бы там ни было, но другой жизни для «ведьмы Уолл-стрит» никто не припас. Ни поцелуев, ни шампанского. Удары судьбы сыпались на нее один за другим. Для начала конгресс принял шестнадцатую поправку к Конституции, поправка эта устанавливала настолько жесткий порядок взыскания налогов, что просто руки опускались. Розмари всю свою жизнь избегала, как могла, тяжкой налоговой повинности, и вдруг эта поправка одним махом продырявила ее кошелек, откуда немедленно потекла золотая струйка, и прямо в пасть ненасытного государства!

Второй удар нанесла Сильвия. Скучная, тощая как щепка Сильвия, с вытянутым лошадиным лицом, с серыми волосами и плохой кожей, она всегда молчала и была слишком глупа и незначительна, чтобы миссис Финч обращала на нее внимание. Как выяснилось, напрасно, с дочери тоже стоило бы взять клятву, что она не свяжет себя брачным союзом. Ведь Ричард, по крайней мере, мог подыскать себе невесту с приданым, а за этой неказистой дурехой придется давать приданое!